***
Слежку Дазай распознаёт меньше, чем за секунду, но вида не подаёт. Он достигает точки, откуда должен начаться штурм, а именно — заброшенного склада в заводском районе Йокогамы, из коего уходит основная дорога в самое сердце стана противника. Он усмехается: было слишком очевидно, что треть своих сил Конкордия отправит к центральному входу. Засада подстроена мастерски, но беда врагов Дазая в том, что они — враги Дазая. Позаимствовав у прибывшего отряда два пистолета и тройку гранат, он направляет по одному человеку на каждый пост, где заметил слежку, небольшой отряд из пяти человек запускает внутрь, а остальных посылает вести стрельбу с крыши. Операция заканчивается меньше, чем за минуту: вражеская группа обезврежена тихо и быстро. Выслав двоих на разведку и повторив необходимые указания остальной группе, Дазай спрыгивает вниз первым, оказываясь в тоннелях. Яркое освещение ослепляет: весь коридор видно, как улицу в солнечный летний день, но Осаму всё равно велит передвигаться с минимальным шумом, время от времени останавливаясь и командуя проверить встречающиеся по пути помещения. «Ящик Пандоры, скорее всего, она держит возле себя», — размышляет мафиози, наблюдая за передвижением отряда. Спустя бесконечно долгие минуты раздаются выстрелы. Следуя инструкциям, отряд мгновенно прячется за укрытия, высылая вперёд штурмовиков с щитами. Техники быстро обезвреживают турели, и бойцы расстреливают немногих противников, что скрылись за ящиками. Там же они находят трупы разведчиков. Отправляя вперёд еще нескольких человек, Дазай делит отряд на две группы: одну шлёт обходным путем мимо канализации; во главе второй следует через бывший пост охраны. Как он и рассчитывает, там действительно находится боевой отряд. От стрельбы в тоннеле закладывает уши. Отряд Мафии, временно ослепив противника световыми гранатами, бросается в атаку. Оставив возле себя трёх человек для прикрытия тыла, Дазай концентрируется на плещущейся внутри него, подобно чёрному вину, тьме: Смутной Печали. Создавая вокруг себя барьер против пуль, он выступает из-за укрытия и, словно бессмертный хищник, кидается напролом. Физическая подготовка Чуи поражает его: чрезвычайно быстрый бег не доставляет неудобств, ноги сами несут вперёд, а лёгкие заполняются воздухом с такой точно выверенной частотой, будто в действие приведён некий механизм. Мужчина, что стоит неподалёку, пытается выстрелить в несущегося на него юношу; тот резко меняет траекторию, подскакивая к противнику, выбивает из рук автомат, что так и не смог пробить барьер, и наносит удар. Тело несчастного неестественно сгибается и влетает в стену. По монолиту расходятся трещины. Увиденное на мгновение поражает противника; этого оказывается достаточно, чтобы бойцы Мафии вывели из строя нескольких стрелков и перехватили инициативу боя. Дазая накрывает мощная волна слабости: его сознание всё ещё не привыкло к Смутной Печали. Юноша явственно ощущает, как способность взбрыкивает, пытаясь изувечить его сознание и подчинить себе — сущий демон. С тех пор, как Порча почувствовала смену личности, она яро стремилась подмять нового обладателя под себя, и Дазай осознал, насколько сильной волей обладал Чуя: каждый день бороться за то, чтобы не сойти с ума, каждый день немо сражаться в глубине самого себя — не только ради своего сознания, но и других людей; каждый день вставать под аккомпанемент ядовитого смеха Порчи и ложиться спать, слыша, как по телу течет лава, а не кровь. Первые дни Дазай не мог уснуть: он понимал, что, как только его сознание ослабнет, он канет в беспросветную тьму, а тело, захваченное прожорливым демоном, начнёт нести разрушение в мир, питаясь жизненной энергией Осаму. Эти бессонные ночи он посвятил тому, чтобы отнять у Смутной печали её преимущество: вынуждал способность работать на него, выполнять приказы его сознания. Поначалу выходило из рук вон плохо: демон хитрил, изворачивался, делал всё наоборот, издевался и всячески пытался доказать своё превосходство; однако Дазай тоже был демоном, только иного рода. — Командир, впереди отряд, около ста человек, — докладывает разведчик. — Они заняли позиции и приготовились к обороне, заслышав стрельбу. Дазай смахивает с рукава ошмётки штукатурки. — Не будем заставлять их ждать.***
Чуя слышит отдалённый шум, но не может различить, перестрелка это или очередной поезд, промчавшийся над тоннелем, но его волнует другое: он подобрался достаточно близко к южному входу и при этом не встретил по пути почти никакого сопротивления: несколько ловушек, что он с легкостью обезвредил, и десяток бойцов, которых он тихо и быстро отправил в мир иной, не в счёт. Юноша подходит к широкой металлической двери и осторожно заглядывает в узкое грязное окошко: внутри стоит непроглядная тьма. Он осторожно толкает дверь — из-за своего веса та поддаётся с трудом, но не издаёт ни звука. Неспешно ступая вовнутрь, Чуя достаёт пистолет и щёлкает предохранителем. Лязг в стороне привлекает его внимание: он резко приседает, опасаясь стрельбы вслепую. Раздаются торопливые шаги. Мафиози бросается следом и влетает в алюминиевый шкаф, с грохотом сваливая его вместе со всем содержимым. — Твою мать, — не сдерживается он, наскоро пытаясь подняться, но ногу придавило чем-то тяжёлым. За его спиной с громким хрустом захлопывается дверь, и в повисшей тишине становится различимо противное попискивание таймера.***
Оглушительный грохот сотрясает стены тоннеля, и Дазай рефлекторно оборачивается. Бомба? Чуя попал в передрягу? В любом случае, строить догадки некогда: его отряд понёс в новой стычке существенные потери, и сейчас они вынуждены обороняться. Дазай тяжело вздыхает и позволяет Смутной Печали завладеть ещё небольшой частью его сознания. Обжигающий изнутри огонь струится по венам; Дазай взбегает по стене и переходит на потолок. Ему требуется секунда, чтобы привыкнуть к необычному положению — до этого дня ему приходилось практиковать это умение только в домашних условиях, — после чего он проносится над головами противников. Собирая вокруг себя застилающий глаза кровавый туман, он глыбой падает вниз — эпицентр небольшого сотрясения приходится аккурат на головы десятка бойцов, а остальные валяются беспомощно на полу, сбитые с ног взрывной волной. Бетон под ногами, разукрашенный причудливой сетью трещин, напоминает раскраску-антистресс, да только из цветов остался лишь кроваво-красный. Вспоминая годы своих боевых тренировок, Дазай вынуждает трёх человек поблизости перейти в рукопашную. Сила тела Чуи вкупе с реакцией Дазая оказывается прекрасным сочетанием: он получает лишь один болезненный, практически безобидный удар — остальные атаки он с лёгкостью блокирует, видя в них до боли знакомые приёмы напарника. На несчастье врага, Чуя знает далеко не один тип боевых искусств. Выполняя захват, повинуясь скорее памяти мышц, чем разуму, Дазай выводит в нокаут одного противника; двумя точными ударами, подкреплёнными Смутной Печалью, ломает грудину второго; душевным пинком, не без воздействия гравитации, впечатывает в стену третьего. Оглядываясь, он с удовлетворением отмечает, что его отряд снова переходит в активное наступление, и от сотни человек остаётся едва ли сорок. Дазай скрывается за укрытием, до смерти перепугав вражеского бойца, что был занят перезарядкой, и раскалывает ему череп. Бросая холодный взгляд на труп, из которого жалкой струйкой вытекает алая жидкость, он всматривается во тьму коридора, уходящего вглубь. Они находятся уже буквально под носом Конкордии, но та до сих пор не изволила явиться. И это громкое эхо, так сильно напоминавшее взрыв, с последовавшей за ним волной тёплого воздуха… Скорее всего, Чую пытались подорвать. Дазай выстреливает в ближайшего к нему бойца: пуля попадает точно в шею, разрывая артерию. Убрав ещё двух, мафиози прячется, дабы перезарядить оружие. Заткнув пистолет за пояс, он снова призывает способность, выскальзывает из-за укрытия и одним ударом ломает позвоночник находившемуся поблизости наёмнику, что не услышал шагов убийцы; останавливая гравитацией пули, он превращает в тщательно перемешанный салат грудь второго и, хватая за шкирку, разбивает о пол третьего — Порча с голодным наслаждением пожирает жизненную силу поверженных врагов, и Дазай даёт ей время, чтобы напитаться, слушая выстрелы, коих становится всё меньше. «В интересах Чуи оказаться живым, — думает он, вытирая запачканные руки об униформу на трупе, — и поскорее забрать этого демона, который пытается сожрать меня с потрохами». — Все чисто, командир, — докладывает боец Мафии после тщательной проверки поля боя. — Сколько нас осталось? — Тридцать восемь. Дазай садится на ящики, сваленные для создания баррикады. «Ещё пятьдесят идут с западной стороны. Судя по всему, там окажется примерно такое же сопротивление. Если эти болваны и смогут пройти, к нам присоединится человек десять от силы». — Команда из пяти человек двинется вперёд и выяснит ситуацию в первом отряде, — объявляет он. — Остальные идут со мной. Велика вероятность, что мы столкнёмся с Ящиком Пандоры. Даю десять минут на отдых и проверку снаряжения. Будьте готовы. Пять человек, вызвавшихся в разведку, вскоре исчезают во тьме тоннеля. Дазай внезапно испытывает острое желание закурить. «Нервы, да, Чуя?». Он велит себе сфокусироваться. Перед мысленным взором возникает план, заученный вплоть до толщины стен коридоров. Прямо по дороге располагается основной пост, за ним — нынешняя база Конкордии. Восточнее, ближе к стороне, с которой должен прибыть Чуя, находится машинный отдел; скорее всего, Ящик Пандоры там. Придёт ли напарник? «Придёт», — отрезает Дазай. Они оба умудрялись выпутаться из ситуаций в сотни раз хуже, так что одна лишь бомба не сможет убить рыжего нахала. Правда, в этот раз он не рыжий и без своей привычной способности, которая, если начистоту, и позволяла ему выпутываться из передряг. Дазай потирает ладонью лоб. Под землёй душно. — Пора, — провозглашает он, сверяясь с часами. Полночь медленно перетекает в первый час нового дня. Отряд выстраивается в заранее обговорённом порядке; Дазай занимает позицию во второй волне и отдаёт приказ на штурм помещения, от которого их отделяет лишь сотня метров. Стоит им выбить входные двери, как их встречает непрерывный шквал пуль. Бойцы тотчас занимают укрытия и вскидывают щиты, ограждая стрелков от огня. Что же, на этот раз они готовы к неприятностям. Дазай ожидает, когда снайперы займут указанные позиции, и отдаёт команду: штурмовики, прикрываемые с тыла и сверху, осторожно продвигаются вперёд, расчищая путь следующему за ними подотряду. Дазай замечает, как одного снайпера выводят из строя, и велит другому бойцу занять его место. — Тебе это не поможет! — раздаётся громкий голос Конкордии, усиленный громкоговорителем машины. — Не убила вас тогда, так убью сейчас! «Надо было убить тебя раньше», — проносится в голове фраза из забытого фильма; Дазай не отвлекается на слова. Вражеская граната уничтожает часть укрытий; немедленно следует приказ отступить и перегруппироваться для контратаки. Используя все возможности, что мешают смертоносной машине нацелиться, бойцы методично уничтожает первые ряды противника, убирая наёмников одного за другим. Машина выдвигается вперёд: — Мне достаточно вновь использовать свою способность, чтобы твоё сознание отправилось прямиком в Ад, Дазай Осаму! — Можешь начинать, — отвечает он ей, перекрывая шум стрельбы, и чувствует тупую боль в ноге. Дазай вскидывает голову, находит скрывшегося за панелью стрелка и берёт его на мушку; ему хватает терпения, чтобы одним нажатием на курок проделать отверстие в его лбу. Мафиози осматривает ногу — Смутная Печаль вновь выручила его, вовремя активировав барьер: он успел затормозить пулю, и та лишь сильно ударила, но не ранила. Дазая обуревают смешанные чувства: с одной стороны, он находится в непробиваемом коконе из гравитации, что делает его практически неуязвимым, но в то же время этот самый кокон душил его, не давая вздохнуть и выплыть на поверхность. — Видимо, ты не до конца понимаешь, что происходит, — опять раздаётся голос Конкордии. Стрельба временно затихает, будто специально, чтобы её было лучше слышно. «До чего же болтливая дама», — раздражённо цыкает Дазай, знаками отдавая приказы отряду. К его удовольствию, прибывают остатки второй группы, за которой он ранее послал людей, и, ох, кажется, он их недооценивал — приходит явно больше десяти человек. — Твой дружок уже мёртв. И если я поменяю твоё сознание с его — уже мёртвым — умрёте вы оба! — Ах, так ты о том взрыве, — Дазай легко поднимается на контейнеры, осматривая помещение и отмечая расположение противника. — Я думал, ты чайник забыла с плиты снять, — ехидно добавляет он. Машина изменяет форму, буквально разваливаясь на запчасти и пересобираясь заново, превращаясь в сильно укороченный вариант танка; дуло направлено строго на дерзкого юношу. Дазай вынимает из-за пояса пистолет и наставляет в ответ. — А ты смешной, — усмехается Конкордия. — А ты — ещё смешнее. Только вылезла из своей конуры, а уже решила, что знаешь, как пользоваться Пандорой? — К чему ты клонишь? — Простая пуля ничего не может сделать машине, — Дазай демонстративно выстреливает. Раздаётся гулкий звон; за ним следует лязг упавшей на пол пули. — А если я воздействую на пулю гравитацией? — Никто не может использовать способность чужого тела, — отрезает девушка. В ответ юноша молча сталкивает с края стоящий рядом контейнер; тот начинает падать, но внезапно подлетает вверх и словно приклеивается к потолку. — Это невозможно! — удивлённый голос Конкордии ясно даёт понять, что она не рассчитывала на магию вне Хогвартса. — Если поменять местами сознания двух абсолютно незнакомых людей — да, скорее всего, — не отрицает Дазай. — Но в твоём безукоризненном плане были два серьёзных промаха, — он делает паузу, отмечая, что его отряд занял необходимые позиции. — Первый: ты использовала способность на мне, — он достаёт из кармана гранату и, всё так же держа пистолет, не давая прицелу сбиться, зубами вырывает чеку из неё. — Второй: ты использовала способность на моём напарнике. Громкий взрыв и вспышка оглушают противников, ряды коих в то же мгновение стремительно редеют; люди Дазая занимают освободившиеся позиции и в считанные секунды сокращают численность вражеского войска. Ящик Пандоры выстреливает в то место, где секундой ранее стоял мафиози, но юноши там уже не оказывается. Цыкнув, Конкордия даёт машине команду трансформации, но грубый толчок чуть не выбивает её из кабины — артефакт застревает в полуразобранном состоянии. Девушка сменяет команду, но тщетно: машина скрипит в тугих попытках изменить форму. Конкордия выглядывает из кабины, и с её губ слетает проклятье: контейнер, что Дазай поднял к потолку, упал, застряв в механизме. Очевидно, его плотность максимально увеличена Смутной Печалью, чтобы Пандора не могла разломить его в щепки. Девушка хватает с панели автомат, неловко выкарабкивается из скрежещущей кабины и спешно скрывается в глубине помещения. «Нужно было сразу поменять их сознания местами, а не тратить время на болтовню», — но уже поздно: не видя пред собой Дазая, она не может использовать на нём свою способность; да и она не знает, насколько близко тот к ней находится и захватит ли его область действия «Двух жизней». Конкордия осторожно осматривается. Её войско почти уничтожено, остаются десятка два-три человек; впрочем, со стороны Мафии примерно столько же. Отдавая приказ о прикрытии, она быстро взбегает на второй этаж, где сидели её снайперы — их уже давно убрали. Она забирает у мёртвого наёмника винтовку, наскоро проверяет патроны, занимает неприметную позицию и лихорадочно принимается высматривать рыжую макушку через прицел. — Не меня ли, случаем, ищешь? Конкордия вздрагивает: практически над ней на потолке стоит Дазай, с дулом пистолета, направленным чётко ей в голову. Она закусывает губу, в панике соображая, как ей спастись. Юноша читает на испуганном лице то, что его совершенно не радует. — Две!.. Он не даёт ей договорить, спуская курок. Возглас прерывается внезапным коротким вскриком, после коего её голова раскрывается подобно цветку, будучи разорванной внутренним давлением и расплёскивая вокруг содержимое черепа. — Пуля быстрее слов, — бросает Дазай, мягко приземляясь рядом с трупом и обращая внимание на переполоху внизу. Остатки отряда Конкордии дезертируют, замечая гибель начальницы. Он громко приказывает уничтожить всех — Мафия никого не щадит — и отпускает вперёд группу исследовать в следующие помещения. Здание необходимо зачистить. Он вновь переводит взгляд на труп женщины. В их план не входило её убийство: они предполагали допросить эспера после штурма базы, чтобы выведать всё, что той известно о Ящике Пандоры; однако Конкордия сама выбрала свою судьбу. Неизвестно, чем именно могло обернуться действие её способности: Дазай не исключал возможность гибели напарника, и в таком случае его собственное сознание кануло бы во тьму; если же нет, они всё равно временно потеряли бы контроль над своими телами и оказались бы слишком уязвимыми, чего допускать нельзя ни в коем случае. Спустившись вниз, Дазай залезает в кабину машины и не без вздоха облегчения прекращает действие Смутной Печали на контейнер. Раздаётся чудовищный дребезг, в стороны разлетаются щепки и куски металла, а конструкция принимает законченную форму. Бегло осматривая панель, он выключает режим атаки и принимается изучать внутреннее убранство машины. Управление кажется интуитивно понятным на первый взгляд, но Дазай прекрасно догадывается, что мощь артефакта выходит далеко за пределы очевидного. Он находит голографическую карту города со множеством перемещающихся точек — предстоит разобраться, что они символизируют, но скорее всего Конкордия отслеживала передвижение своих отрядов. Дазай проводит не менее получаса, исследуя приборную панель и читая надписи на незнакомом языке, когда его окликает капитан разведывательной группы. — Все преступники ликвидированы, Чуя-сан — докладывает тот. — Где Дазай? — спрашивает он, не отвлекаясь от осмотра. — Мы не нашли его, командир. — Он должен был прийти со стороны машинного отделения. Обыщите ещё раз. — Там взрывом всё разнесло к чертям, сэр, он не мог— — Чёрт вас подери, — грубо прерывает Дазай, выходя из кабины и отталкивая подчинённого в сторону. — Ни шагу от машины. Двое отправляются со мной. Пошлите человека на поверхность, где ловит связь, свяжитесь с Огаем и передайте, что Ящик Пандоры у нас. Не дожидаясь, когда бойцы подоспеют, он быстрым шагом направляется к центральному входу, ведущему вглубь базы. Не обращая внимания на наполовину уничтоженный и пылающий архив и разбросанные под ногами документы, он следует по коридору по опознавательным знакам и, находя нужную дверь, решительно распахивает её. Свет в помещении мигает на прощание и гаснет, а лампа с неприятным лязгом отваливается, разбиваясь о каменный пол; Дазай отбирает у застывшего позади бойца фонарь, одним жестом включает его и белым пятном обводит стены. Замечая другую дверь, через которую, по разработанному заранее плану, должен был прийти Чуя, Дазай проходит внутрь и спотыкается о хаотично сваленный на землю хлам. Едва не вывихивая лодыжки, он перепрыгивает через металлолом, протискивается меж стеной и пыльным шкафом, с помощью гравитации убирает в сторону тяжёлый генератор, блокирующий путь. Он достигает цели и хватается за замок, однако от прикосновения дверь опасно накреняется и падает — Дазай успевает отскочить в сторону, не давая огромному пласту свинца придавить его, после чего осторожно заглядывает через проём. Помещение разгромлено полностью. Изогнутое под причудливыми углами железо, несчётное количество осколков и мусора, по очертаниям коих уже невозможно определить, что это было раньше — всё разбросано по комнате, взрывной волной сметено к стенам и припорошено плотным слоем воняющего пепла. По бетону растекается чёрная жидкость, пол украшают следы сгоревшего масла, повсюду валяются остатки лопнувших баллонов и контейнеров. Дазай ступает в центр комнаты. Особо тёмное пятно чуть поодаль красноречиво свидетельствует о месте, где была заложена бомба; от него кругами расходится пыль, куски полиэтилена, стекло, огрызки рабочих инструментов, своеобразным болезненным узором змеясь по испещрённому выбоинами камню. — Он не мог выжить, — осмеливается заметить один из бойцов; Дазай ничего не отвечает, медленно двигаясь по периметру, игнорируя мешающиеся под ногами кривые обломки и проводя ладонью по грязной стене. Дёргает ручку двери, ведущей обратно в подземные коридоры — та не сдвигается и на миллиметр: как была заперта, так и осталась, даже после взрыва. Он шагает в сторону; сгребает сваленные друг на друга прутья арматуры, штыри и запчасти разбитого двигателя, с замиранием сердца обнаруживая, что под ними только холодный бетон. Следующая подобная свалка также оказывается пустой, и он не может сказать самому себе, хорошо это или плохо. Железная труба острыми краями царапает руку; Дазай рывком поднимается и осматривается в поисках хоть каких-нибудь намёков на наличие следов или тела. После подобного взрыва от человека не должно было остаться ничего, но, может, Чуя нашёл способ ослабить воздействие бомбы? Однако помещение словно ехидно смеялось над наивным предположением: весь его вид говорил, что это невозможно. Дазай разворачивается и покидает главное место действия. — Возвращайтесь к основному отряду. Я буду в архиве, посмотрю, что здесь хранили. Бойцы отдают честь и удаляются. Юноша возвращается, минует бардак, устроенный в некогда бывшем офисе, заходит в рабочий кабинет Конкордии и падает обессиленно на стул. Впервые за весь бесконечно длинный день он ощущает такую дикую усталость, что хочется сдохнуть, как собаке. Всё тело, каждая мышца молит об отдыхе: сказываются прежние бессонные ночи и последние сутки, когда Дазаю пришлось работать с раннего утра до — он находит взглядом старые часы — трёх часов после полуночи. Ноги ноют от долгой дороги, быстрого бега и неестественно сильных прыжков; руки тяжёлые, будто их накачали расплавленным оловом; голова гудит от шума, криков, стрельбы; глаза болят от полумрака, резких вспышек и дерьмового освещения. Непреодолимо тянет прислониться лбом к прохладному столу и забыть обо всем, скорее всего, даже напиться, как это всегда делает один небезызвестный молодой человек. Дазай откидывается на спинку стула и смотрит на ослабшую руку, по предплечью которой струится тонкой нитью из пореза кровь. Её не обнимают привычные взору бинты; вместо этого он видит ладонь своего напарника — немного меньше по размеру, чем его собственная, но всё равно ухоженная и аккуратная. Хотя удары эта рука наносит смертельные — Дазай сжимает кисть в кулак, и ссадины на костяшках отзываются недовольным раздражением. «Это всё, что мне осталось?» — рассеянно думает он, сочтя ироничным тот факт, что он одновременно жив и мёртв: его тело обращено в прах, но вместе с тем сам Дазай остался. Остался в чужом теле. В теле Чуи. Занозы в заднице, рыжего идиота, любящего дурацкие шляпы и нелепые плащи. Дазай невольно вспоминает, как часто ловил себя на том, что буквально тонул в его синих, благородного цвета индиго глазах, неизменно взиравших на него с колючим ехидством; однако воспоминания эти смутны и едва ли собираются в чёткий образ. Неужели со временем он забудет его? Забудет нахальную улыбку, низкое звучание голоса, забудет эти огненные жизнелюбие и энергию, которые пробуждали в нём самом то пламя, что, казалось, потухло вскоре после рождения? Дазай прикусывает губу и морщится, чувствуя слабый укол разорванной трещины: губы Чуи существенно пострадали от частых укусов и привычки курить. Чуя был очень нервным. Дазай проводит пальцами по крови на руке, размазывая её бордовым браслетом. Кровь Чуи. Он прикрывает рот ладонью: мысли бьются о виски, не находя выхода, и тошнота подступает в горлу. Его горлу. В груди колотится его сердце. Его лёгкие так глубоко расширяются и опадают, гоняя воздух. Его непослушные пряди лезут в глаза и щекочут кожу. Всё это принадлежит теперь ему, но вместе с тем утекает вслед за временем, подобно песку или воде. Он сжимает ладонь в кулак, впиваясь в неё ногтями в надежде вернуть сознание к реальности; ударяет по столу, отвлекая себя на внешний звук; подхватывает близлежащую папку с бумагами и листает её, пытаясь сконцентрироваться на содержимом, но мысли упрямо возвращаются к ненавистному напарнику. Дышать трудно: то ли под землей действительно недостаточно воздуха, то ли душит этот чёртов ошейник Чуи. Некоторых его пристрастий Дазай никогда не сможет понять. Подчинённый рапортует, что с Огаем связались и тот выслал машину за Пандорой; Дазай кивает и отдаёт приказ собрать все уцелевшие документы — среди них может оказаться что-то, что рассказало бы больше об артефакте и его свойствах. Сам он продолжает обыск офиса Конкордии, но не находит ничего интересного или важного — всем этим Мафия или уже владеет, или осведомлена. О Ящике Пандоры тоже нет сведений. Дазай садится обратно на стул, запрокидывает голову и опускает веки. Ему осточертело держать себя в руках, но он не умеет иначе. Ему хочется очнуться, оказаться в их с Одасаку баре, дать тому прочесть всё по глазам… Но что он должен в них увидеть? Что хранится в душе Дазая, кроме пустоты? Очевидно, теперь она стала только шире, хотя казалось, куда. Неведомым образом Одасаку всегда находил именно те слова, что приносили покой, напоминал о тех вещах, что помогали сломленному юноше вновь отыскать источник вдохновения и сил. Дазай болен: гордыней, нежеланием существовать, недоверием, жестокостью; он с детства отравлен пустотой, растущей вместе с ним. Несмотря на это, в его жизни есть Одасаку, тихий, спокойный и любящий. В его жизни есть Акутагава с его собачьей преданностью и волчьим эгоизмом, молчаливой влюбленностью и иноязычными символами симпатии, в которых Дазай не нуждается. А ещё в его жизни был Чуя. Заслуживает ли Дазай этих людей? — как вопрос тела, самого Чуи, от которого осталась лишь горстка воспоминаний. Сознание залито ртутью; где-то далеко слышен гадкий смех Смутной Печали, настолько тихий, что Дазай не обращает на него внимания. Он не может понять, откуда столько тяжести внутри, которая перекрывает глотку и туманит разум. Что он должен сделать, дабы облегчить свою участь? Прослезиться? Закричать? Причинить себе физическую боль? Он распахивает глаза, вспоминая, как в немом кино, свои попытки суицида. Каждый раз, когда он не знал, что делать дальше, пустота захватывала, поглощала разум, а тьма толкала под поезд, вкладывала в ладони острые лезвия или направляла пистолет в висок, нежно обещая, что всё пройдет. Дазай выпрямляется; достаёт из кармана брюк складной нож — Чуя никогда не расставался с холодным оружием. Подобно художнику, что вернулся к незаконченной картинке, Дазай поддевает кожу на царапине, перехватывает удобнее рукоять и медленно вводит ледяной металл в рану. Он знает, как и где нужно резать. Он знает, как горячо льётся алая жидкость, словно побег, расплетающийся сетью ветвей, цветущий, как дерево, чьи красные листья мутными каплями ниспадают на землю. Дазай отстранённо наблюдает, как тихими, ритмичными толчками жизнь покидает тело через маленькую брешь, которую он постепенно делает всё шире и длиннее. Он не ощущает боли; пальцы подрагивают, стол и рукав рубашки окрашены в любимый Чуей цвет — цвет вина. — Чуя-сан! — Дазай не слышит окрик, и тот повторяется. — Командир! Он вздрагивает, выныривая из океана смутных мыслей, преисполненных бесконечной печали, и только сейчас чувствует жжение в ране. — Что ещё? — отзывается он, вынимая лезвие из плоти и откладывая нож в сторону; сжимая предплечье, он расстёгивает ремень, доставая его из петель брюк и лихо наматывая на руку в качестве жгута. — Мы отыскали Дазай-сана! Сердце — чужое и родное одновременно — отдаётся гулким радостным стуком. Дазай застывает, осмысливая всё произошедшее; заканчивает перевязку и, не удосужившись хоть немного прибраться, поднимается из-за стола — его качает влево, но он остаётся на ногах. Служащий предлагает свою помощь, но юноша игнорирует её, нетвёрдым шагом следуя по коридору. Его ведут к лестнице; на ступеньках Дазая начинает мутить, но он упрямо спускается, отмахиваясь от тошноты. Мимо проплывают таблички с названиями отделений; подчинённый сворачивает к складским помещениям и останавливается в нерешительности; Дазай отпихивает его в сторону и заходит внутрь. В глаза бросается уродливый беспорядок и до боли знакомое тело, безвольно лежащее на груде хлама. Дазай взглядом прослеживает траекторию и замечает в потолке ржавый люк. Значит, Чуя всё же успел выбраться. Он подходит ближе, становится на колени и тянется к замотанной в бинты шее, нащупывая пульс. Чуя жив, но без сознания — Дазай видит разбросанные рядом обломки трубы, которую разорвало перепадом давления от взрыва. Он поднимает каштановые пряди, изучая рваные края бинтов на лице и царапины; кровь пораненной руки капает на скулу брюнета, стекает к щеке и кромке челюсти. Дазай пытается стереть её, но только размазывает по коже. Пальцы мелко трясутся. Он медленно выдыхает, напоминая самому себе детский воздушный шарик, у которого развязался узелок; наклоняется, утыкается лбом в висок собственного — некогда — тела и закрывает глаза. Вслепую нашаривает неподвижную руку, обмотанную в бинты, и крепко сжимает в своей.