'' Двуличный город N ''

Альфа с облегчением снимает пальто, оставляя его в гостиной. Мужчина закрывает дверь квартиры, параллельно снимая обувь. Снаружи он, как и всегда: невозмутим, хладнокровен, спокоен, но это лишь снаружи. Недавние события перевернули всю его жизнь. Черт возьми, как так могло получится? Внутри него сейчас ураган: уйму противоречий, вопросов на которые нет ответов, ненависть. О со вздохом присаживается на замшевый диван и откидывает голову назад, зарываясь правой рукой в волосы. — Твою мать… — за всё это время единственные сказанные им слова. С чего начать? Мужчина пытался собрать всё воедино. Ну, во-первых, неожиданная, пиздец какая неожиданная встреча с Луханом. Как так получилось? Он вырос и стал чертовски похожим на него… Того, кого не может забыть Сехун ни на секунду, того, кто является ему в кошмарах, кто делает дыру в его в груди больше и больнее. Того, кто стал виновником ненависти ко всем омегам на земле. Тогда, восемь лет назад, произошел случай, заставивший Сехуна навсегда забыть о таких чувствах, как любовь, дружба, счастье. Предательство. Ревность. Вот, что очернило их. Стерло. Изуродовало. Сожгло до тла. 8 лет назад… Зима. Снежная вьюга блуждает по улицам города N, завывая голодным волком. Светловолосая омежка, утонувшая в огромном шерстяном свитере и пуховике, набирает сообщение с самой дурацкой улыбкой, какая только может быть. — Тшш, не скули, — словно сам себе шепчет тот. Уткнувшись носом в темно-синий шарф, паренек присел на скамейку у аллеи, дожидаясь вирус счастья, который подхватил год назад на работе, разнося посетителям кафе заказы. Выздороветь он так и не смог. Заболевал с каждым днём всё сильнее и сильнее. Лихорадка добивала его улыбками и ласкающим слух, смехом. Имя этому ужасному заболеванию — О Сехун. Парень накинул пальто и направился к площади, попутно читая сообщение. — Черт, он как всегда минута в минуту. Приду — задушу в объятьях… — думает тот и тормозит у паркового сквера. Преодолев елку, он двигается к одной из аллей и радостно машет рукою, собираясь окликнуть омегу. Вместо этого, альфа роняет коробочку персикового цвета в сугроб, задыхаясь от подступившего кома в горле. В глаза бросается третий силуэт, который вбивается в память Сехуна навсегда. Копошащаяся рядом с лежащим на брусчатке парнем, омега, с ножом в руках. — Ким… — дрожащим голосом произносит О, через несколько секунд кидаясь к самому дорогому человечку на земле. У него нет больше никого. Семья? О из приюта, да и мачеха рано умерла, отсюда ни сестер, ни братьев. Из друзей только Лухан, брат Кима. У него и зверюшки никакой не было, кому поплакаться можно и на жизнь посетовать. Всё его существование заключено в нём — по-дурацки улыбающемся, каждый раз Киме, который сейчас сдавленно дышит, что-то бормоча под нос с дырою в боку. Лужа крови с каждой секундой увеличивается. Запачканные дрожащие руки дотрагиваются до ледяной, словно падающий снег, щеки. На ресницах Кима оседают снежинки. Они тают и катятся по щекам светловолосого, вместо его слез. О вытирает мокрые дорожки, смешивая их с кровью. — Ким! — уже в истерике орет Сехун. Альфа поворачивается к третьему лицу и узнает в нём соседского мальчишку, который неоднократно лез к О, говоря о нескончаемой любви с первого взгляда. — Се, я… — хрипит Ким, но его перебивает альфа. — Нет, молчи… Ничего не говори. Я сейчас вызову скорую и всё будет в порядке. Потерпи, малыш… — пытается прийти в себя Сехун — Се, пожалуйста… Позаботься о нём. — из воротника пуховика высовывается маленькая мордашка, любопытно дергая носиком. Черные глазки смотрят на альфу невинным взглядом, в то время как в глазах омеги угасает жизнь. Угасает вместе с надеждой Сехуна. — Это… — пытаясь остановить слёзы, шепчет альфа. — Это Ким-младший… Мой тебе подарок на рождество. Позаботься… Позаботься… — веки омеги медленно прикрываются, и он издает последний вздох. Вместе с дыханием светловолосого, перекрывается и дыхание Сехуна. Ким-младший. Они хотели так звать их ребенка, когда тот первый раз скажет свое ''папа'', будет бегать по дому и обязательно навернется, ведь унаследует неуклюжесть папы, завтракать вместе с ним и вытирать его грязную мордашку, когда провинится и первый раз разобьет любимую вазу отца, когда принесет первую двойку, когда приведет в дом человека, который осчастливит его так же, как и хотел осчастливить сегодня Сехун, собираясь сделать ему предложение, достав из маленькой коробочки персикового цвета, кольцо. Оно бы посмертно находилось на руке Кима и напоминала о счастливом рождестве, которое сделало их ближе к друг-другу, которое станет самым важным в их жизни. Обещанная жизнь, которую они и в горе и в радости, до конца, проведут вдвоем, пока смерть не разлучит их. — Я люблю тебя… Слышишь?! Я… я люблю тебя. Люблю, — он так хотел сегодня сказать это, протягивая свой подарок. -Ким, прошу! — становясь на одно колено. -Нет… Не надо! — открывая коробочку, — Ким! , — орет в бреду альфа, после чего переводит взгляд на паренька в пальто. — Что ты стоишь?! Звони в скорую!!! Ким!!! Ким!!! — срывается на очередной крик О. — Ким… — в бреду повторяет Сехун, глянув в окно. Он даже не смог исполнить последнее и единственное его желание — позаботиться. Собачонка, подаренная омегой, погибла на третьем году жизни в такую же снежную пору как и её хозяин — заболела и простыла, в то время как О был на очередном задании, прошибая кому-то мозги. Вылечить её не получилось, и она умерла. Очередное сраное рождество, преподносило с каждым разом подарок, лучший прежнего. Лухан… После смерти брата тот возненавидел Сехуна. Так ненавидят только те, кто никогда не забудут причины. Случая, по которому при любых обстоятельствах всплывает чья-то противная рожа и никак не уходит. Алкоголь и наркотики, смешанные с табачным дымом, лишь на короткий срок выветривают такие образы из головы. Как правило, потом он вновь маячит день и ночь перед глазами. Присутствовал там еще один беловолосый парнишка, который был потрясен смертью Кима не меньше, но имени Сехун не запомнил. Тогда, по приказу Дио, когда альфа зашел на коротенькую беседу с омегами, он увидел то, чего ему не следовало видеть никогда. Лухан сидел за решеткой и смотрел на Сехуна теми же глазами, что и Ким восемь лет назад, в ту рождественскую ночь. Блять, так не бывает. Так пиздецки-плохо не бывает. Хотя, видимо судьба решила отыграться на нем. Правда, не понятно за что такие муки? За какие блять, такие грехи? Заглушив ноющую боль в висках стаканом виски, сердце у него не болело — на его месте давно красовалась зияющая дыра, мужчина забрел в спальню и не снимая костюм, лег на кровать. Давящая тишина, выла умирающем волком всю оставшуюся ночь. Чанёль долгое время ворочается, слыша вдалеке знакомый голос. Он усиливается и потом, альфе приходится открыть глаза. Лениво переворачиваясь на бок, Пак смотрит на омегу. — Там тебе какой-то Бэкхен звонит. Сказать, что ты спишь? — обеспокоенно говорит Чжун. Мужчина подрываясь с дивана, падает, проделывая переворот и чуть ли не спотыкаясь, на всех парах летит к телефону. Кучерявый хмыкает и откашливается, приводя голос в порядок. Наконец, он осмеливается снять трубку и как можно черствее, произносит: — Слушаю. — Чан…ёль… — ну всё, Пак от одного только голоса поплыл, — Мне сказали что ты… вы… — как же мило, — Ну в общем-то мне можно уже возвращаться домой. Я хотел бы попросить вас, помочь мне. В…вам будет удобно? — неуверенно, пытаясь преодолеть робость, произносит Бэкхен. — Еду, — резко выпалил альфа и сбросил звонок. — Чанёль, блять? Где твоя выдержка? Что за еду?! Не показывай ему свою заинтересованность! Пусть он мучается и привлекает твое внимание, а не ты, — орет внутренний голос. — Чааан… А что это за Бэкхен? М? — игриво протянул светловолосый, ехидно ухмыляясь. — Так, цветик-семицветик, это не твоё дело, — скрывая смущение, произносит Пак. — Ты так рвался к телефону… Первый раз такое вижу. Наш мистер полицейский влюбился? — хитро щурится Чжун, допивая стакан сока. — Он мой истинный, — кратко и ясно объясняется альфа. Мужчина не успевает словить выскользнувший из рук от удивления стакан и долгое время всматривается в апельсиновую лужицу, пытаясь разглядеть там справедливость. — Прости, что о таком. Не стоило говорить тебе подобного. Давай лучше позавтракаем. Я уберу… Садись, — оперативник поворачивается к мобильнику и принимая звонок, слышит до тошноты знакомый голос истеричной омеги. — Чанёль, блять, тут такой закидон! Одним словом, пиздец! Адрес вышлю смской. Перепихивайся с Чжуном быстрее и тащи сюда свой зад. — восклицает Шуга. — Ты же знаешь, что он просто мой… — короткие гудки на той линии не дают договорить возмущенному Паку. — Завтрак отменяется. Прости, надо бежать… — темноволосый треплет Чжуна по голове и испаряется. — Дурачок… — то ли с сожалением, то ли с радостью шепчет омега, закрывая входную дверь. Черный Ford с мигалкой заезжает на оцепленную дворовую территорию. Водитель покидает салон авто и преодолевает ленту, ограждающую гражданским проход. Альфа тяжело вздыхает и обнаружив на площадке знакомое лицо, начинает разговор: — Ну и где ''пиздец'', о котором ты говорил? Омега разворачивается лицом к лицу и вдруг, ни с того ни с сего начинает ржать. Наверное так смеются лишь в двух случаях: либо человек психически болен, либо… перед ним стоит господин полицейский в офицерской рубашке с пижамными штанами. — На тебе…- сдавленно отвечает Шуга, потухая. Позже к нему присоединяется Джин. — Со мной что не так-то… Твою мать! — гневно орет оперативник в желтеньких штанишках. Все присутствующие оборачиваются на новый центр событий. Правда, потом тот сердито посылает всех в разные веселые места и заходит в жилой дом. Как объяснил Шуга, на месте массового убийства был задержан один подозреваемый. Он вызвал скорую и полицию, но уж больно подозрительно выглядел. Убитые — семья из четырех человек, недавно пропавшего омеги: трое альф и одна омега, точнее, родители и два сына. Подозреваемого уже увезли в участок. Пак побродил по квартирке и пособирав на пару с Шугой гильзы, снял отпечатки пальцев. — Товарищ, желтые-пижамные-штанишки, мы можем поехать в участок на допрос? — поинтересовался Шуга, попутно стебаясь. — Я сейчас стяну с тебя всю твою одежду и… — Пак замолкает, не успевая договорить о том, что сам напялит на омегу эти проклятые штаны. В проходе стоял Джин: — Кхм… Что ж, я вас не осуждаю. Это ваше личное дело. Труповозка готова. Едем. — патологоанатом исчезает в дверном проеме вместе с оперативниками Доезжают они без происшествий. Удивительно. Чанёль проходит мимо поста и ловит насмешливые взгляды остальных сотрудников: — Симпатичные штаны, Пак! — Господин, Пак, где купили такую пижамку? Альфа немного раздражен. Немного. Направляясь прямо в допросную, он уже видит, как душит подозреваемого. — О, Чанёль, ты пришел. Его зовут… — Кай не успевает договорить, взглядом прослеживая, как опер вламывается в двери и захлопывает их так, что по бетонной серой стене пошли трещины. — Рассказывай, — рычит кудрявый. Темноволосый испуганно ерзает на стуле, после чего в глаза бросаются желтые пижамные штаны. — Это у полицейский сейчас прикид такой? Что с людьми мода делает… — язвит альфа. Пак, не сдерживаясь, хватает задержанного за шею и прикладывает об стол. Парнишка как ошпаренный отлетает в обратную сторону с разбитым носом и глядит на опера. — Можешь забить меня до смерти… Я ничего не скажу. Вы всё и так повесите на меня, — шмыгая носом, уверенно говорит юноша. — Значит я с радостью навещу твою омегу, она ведь у тебя есть, я чувствую, и задавать вопросы буду ей. Так и начну — какого черта твой альфа перестрелял целую невинную семью! — заорал кучерявый. От этих слов темноволосый помрачнел и сдавленно шепнул: — Вы не сможете с ним поговорить. Никто не сможет… Его похитили. Его похитили те же ублюдки, что и убили мистера Нама с его семьей. Когда я пришел, я еще слышал их сбитое дыхание. Чувствовал их сердцебиение, но было поздно… Чанёль немного остудил пыл, но на слово верить пареньку не собирался. Да, в сказанном им была доля смысла и логики, но была ли там правда? Пак усадил подозреваемого обратно и произнес: — Объясни всё внятней. Тогда я пообещаю, что до проверки твоих показаний ты не окажешься за решеткой — посидишь в обезьяннике. — Добиваетесь моего расположения? Забавно, — с досадой произносит альфа, — Что ж… Я помогу следствию. Мою омегу зовут…