Pensieri e desideri

      Нежный перелив колокольчика над дверью известил о прибытии новых посетителей. Администратор кафе, на бейдже которого было написано «Энтони Марс», приветливо улыбнулся двум вошедшим девушкам и попросил следовать за ним.       — Ох, прошу прощения, — вдруг пробормотал мужчина, оглядывая зал. — Кажется, у нас не осталось свободных столиков…       Гермиона раздражённо цокнула языком и собиралась сказать уже пару хлёстких фраз в адрес администратора, кафе и Панси, но мужчина продолжил:       — Могу предложить вам VIP-кабинку. Подойдёт?       — Подойдёт, — холодно ответила Панси.       Энтони просиял улыбкой и повёл девушек на второй этаж кафе. Поднимаясь по стеклянной лестнице, Панси как бы невзначай задела своей рукой руку Гермионы. Грейнджер передёрнула плечами и рвано вздохнула. Стараясь не подавать вида, Гермиона ещё сильнее выпрямила спину и, гордо вскинув голову, прошла немного вперёд. Она чувствовала на себе взгляд Паркинсон. И внутренне содрогалась. Как тогда, на Астрономической башне.       — Прошу, — администратор отодвинул лёгкую ширму, пропуская девушек внутрь. — Вам принести что-то сразу или подойти через несколько минут?       — Глинтвейн, пожалуйста, — ответила Панси, откладывая меню в сторону. Гермиона же слегка покраснела от воспоминаний и поспешила перевести взгляд на администратора.       — Капучино, — проговорила Грейнджер, всё ещё прокручивая в голове тот вечер.       Первый раз они попробовали глинтвейн в Кабаньей голове, когда сбежали поздним вечером из школы. Это был канун Рождества. Хогсмид был украшен к празднику, каждый магазинчик и каждое кафе светилось гирляндами. Было тихо, шёл снег, светила яркая луна. Они вышли из паба почти к полуночи, весело смеясь. Панси пересказывала очередную «горячую» историю из «Ведьмополитена». А Гермиона заворожённо смотрела и ловила каждое слово девушки. Внутри гриффиндорки разливалось такое тёплое, сладкое, нежное чувство. Оно затапливало, напрочь отключало мозг и тихо шептало: «Разве она не прекрасна?».       В какой-то момент Панси замолчала, не получив обратной связи на свою историю. Она уже было подумала, что Гермиона и вовсе перестала её слушать, однако, обернувшись через правое плечо, Панси увидела, как Гермиона улыбается. Так нежно и ласково. Не ожидая такой реакции, Панси смутилась и, кашлянув, пробурчала:       — Грейнджер, ты чего?       Гермиона тем временем медленно двигалась к Панси. Шаг за шагом, размеренно, будто плыла. Остановившись в нескольких сантиметрах друг от друга, Гермиона тихо прошептала:       — Ты такая красивая…       И медленно потянулась к губам Панси. Именно тогда случился их первый и последний поцелуй. Сладкий, немного терпкий от глинтвейна, но такой нежный. Ненавязчивый. С мягким прикосновением к губам друг друга. Лёгкий. Вкусный.       … Панси, видимо, тоже вспомнила пикантные моменты из прошлого, так как её щёки слегка покраснели, а в глазах появился блеск. А может быть, это было из-за духоты в помещении и горячего воздуха, который исходил от зажжённых свечей.       — Итак, — начала Гермиона и сцепила руки в замок, чтобы скрыть нервозность. — Кажется, ты хотела поговорить.       Панси сделала глубокий вдох и, глядя куда-то в стол, произнесла:       — Давай дождёмся напитков, чтобы нам никто не мешал.       Грейнджер пожала плечами и потянулась за телефоном. Буквально через сорок минут у неё была назначена встреча с редактором «Ведьмополитена», но мисс Харрис не выходила на связь со вчерашнего вечера. Гермиона хотела было написать ей, дабы удостовериться, что встреча всё же состоится, но её прервал голос Паркинсон.       — Гермиона! — взмолилась Панси. — Поговори со мной. Я чувствую себя неловко, когда ты сидишь вот так, уткнувшись в эту маггловскую штуку.       — Поговорить? Ты же сама сказала… — Грейнджер приподняла одну бровь, всё же откладывая телефон в сторону. Панси благодарно кивнула, а внутри Гермионы стало разгораться какое-то странное чувство. Оно поднималось из живота и концентрировалось в груди. По телу прошла дрожь, и Гермиона, пытаясь скрыть и отогнать от себя непонятные эмоции, быстро проговорила: — Мы не подружки, Панси. Нам нечего обсуждать. — Панси затравлено глянула исподлобья, а Гермиона ехидно протянула: — Хотя, знаешь, я бы всё-таки послушала увлекательную историю о том, почему ты сбежала тогда.       Их взгляды встретились. Холодный и испуганный. В Хогвартсе обычно Панси свысока смотрела на всех, а Гермиона даже подойти боялась к предмету своего воздыхания. А сейчас наоборот. Удивительно, как время и события меняют людей.       — Ваши напитки, — произнесла молоденькая официантка, отодвигая ширму. Она поставила бокал с глинтвейном и чашку с кофе на стол и, опустив поднос, спросила, нужно ли ещё что-то. Когда обе девушки отрицательно покачали головой, официантка исчезла за ширмой.       — Какая невоспитанная наглость, — протянула Панси, делая небольшой глоток напитка.       Гермиона откинулась на спинку дивана, закинула одну ногу на другую и сложила руки на груди. Весь её вид выражал максимальную степень закрытости и отчуждённости. Приподняв бровь, она вопросительно глянула на свою визави.       Панси опустила бокал на стол и нервно выдохнула.       — Прости, — тихо, но уверенно сказала Паркинсон. — Прости, что сбежала, что ничего не объяснила, что пропала на пять лет… Я… Мне жаль, что так вышло.       — О, конечно, тебе жаль, — зло выплюнула Гермиона. — Теперь не хватает только фразы о том, что «на это были веские причины». Я угадала?       — Нет, — последовал твёрдый ответ. — У меня действительно не было никаких причин так поступать. Я просто… испугалась, — почти шёпотом ответила Панси.       Глаза Гермионы сделались больше, и она непроизвольно подалась вперёд. А Панси начала говорить, будто плотину, закрывающую от всех чувства девушки, прорвало:       — Когда ты призналась мне в чувствах, я на самом деле испугалась. Я никогда никого не любила, у меня даже отношений не было. Да что там отношений, я даже не целовалась ни с кем кроме тебя! Я понимала, что с каждым днём влюбляюсь в тебя всё больше. Несколько раз я была готова открыть тебе свои чувства, но родители… — Панси вздохнула и покачала головой. — Меня воспитывали в строгой, консервативной семье чистокровных волшебников. И по всем параметрам я рушила то, что в меня закладывали с самого рождения: я влюбилась в маглорождённую девушку. С одной стороны, хотелось плевать на правила и мнение родителей, но с другой… Я не могла перебороть себя, я была слаба.       Панси замолчала на несколько минут. Её щёки ещё больше раскраснелись, дыхание было тяжёлым и частым.       — Это не слабость, — вдруг сказала Гермиона. Голос её стал охрипшим, а по щекам бежали слёзы, но она, кажется, даже не обратила на это внимания. — Противиться родительским установкам очень трудно. Не все даже способны заметить, что живут не по своим, а чужим указам. А ты… ты молодец. Я не считаю тебя слабой.       Панси только сейчас осознала, что не дышала всё это время. Она даже не рассчитывала на то, что Гермиона что-то ответит ей. А тут… не только ответила, но ещё и поддержала. Возможно, не всё ещё потеряно? Возможно, у них ещё есть шанс? Или это всего лишь здравия осознанность и вежливость? Но, с другой стороны, с чего бы Гермионе любезничать с Панси, которая так с ней поступила?..       Гермиона вдруг отвела взгляд в сторону, вытащила салфетку из эстетичной коробочки на столе и аккуратно вытерла слезы со щёк. Наверняка, тушь потекла. А не всё ли равно? Сделав глубокий вдох, Гермиона отложила салфетку и обхватила двумя руками чашку с кофе, как будто пытаясь спрятаться за ней. А затем спросила глухим, почти потусторонним голосом:       — А… зачем ты вернулась?       Панси даже немного опешила от грубости вопроса, глаза её стали больше, а брови поползли вверх. Но тем не менее она уверенно ответила:       — Всё это время я жила с родителями. Они подыскивали мне мужа, а я… Я надеялась, что, брак поможет мне, что я смогу перебороть чувства к тебе. Однако с каждым новым неудачным романом я убеждалась в бредовости этой затеи, — Панси немного помолчала, переводя дыхание, а затем продолжила: — А потом случилось невероятное. Полтора года назад я собиралась на встречу с очередным мужчиной. Отец сказал, что он — выгодная партия для меня. Этот мужчина был богат, умён, возможно даже красив, но меня не привлекало в нём абсолютно ничего. Но дабы не расстраивать родителей я согласилась встретиться с ним. Тогда в мою комнату вошла мать и произнесла: «Панси, я вижу, что с тобой что-то не так. Это из-за лорда Филлмора? Не волнуйся, дочка, он умный и состоятельный. С ним ты точно не пропадёшь». И, знаешь, мне стало так горько, так обидно. Она ведь никогда по-настоящему не интересовалась мной, моими чувствами и переживаниями. И я поняла, что не могу больше терпеть это всё. Наверное, мамины слова стали каким-то переломным моментом, потому что я рассказала ей всё. Абсолютно всё. О том, как мы сдружились почти перед выпуском, как сбегали по вечерам в Хогсмид, как пили чай на берегу Чёрного озера, как подолгу болтали на Астрономической башне, — Панси не замечала, как по её щекам текут слёзы, она всё говорила и говорила, вспоминая, снова проживая свою боль. — Я рассказала, как начала влюбляться в тебя, о нашем поцелуе, о том, как ты призналась мне в чувствах и о своём побеге. И знаешь, что сделала моя мать? — Панси грустно усмехнулась и смахнула очередную слезинку, скатившуюся по щеке. — Она обняла меня и сказала, что примет меня любой. Знаешь, это невероятное чувство радости и облегчения. Ведь я всю жизнь думала, что она злая и расчетливая женщина, что кроме выгоды её ничего не волнует, что я для неё — лишь инструмент повышения её статуса в люобществе. А тут, оказывается, вот как бывает, — Панси вымученно улыбнулась. — И, кстати, именно она подтолкнула меня к встрече с тобой. Если бы не она, я бы так и не решилась на это, ведь я всё ещё чувствую ужасную вину перед тобой.       Панси закончила и подняла взгляд на Гермиону. Та сидела с широко открытыми глазами и жадно вслушивалась в слова Паркинсон. А потом вдруг сделала глубокий вдох и… улыбнулась. Тоже вымученно, но искренне.       — Спасибо, — произнесла Грейнджер и протянула свою ладонь к руке Панси. — Я рада, что ты рассказала мне это. Я это очень ценю. И очень сочувствую, что у тебя была такая жизнь.       Слёзы сами собой стали течь, а Гермиона даже не обратила на это внимание. Но Панси медленно встала и, обогнув стол, села рядом с Гермионой. Она подняла руку и вопросительно взглянула на девушку. По телу Гермионы снова прошла дрожь. Было так непривычно правильно ощущать жар тела Панси рядом, вдыхать её цветочные духи и иметь возможность коснуться её прямо сейчас. Поэтому Гермиона закрыла глаза и утвердительно кивнула. Тогда Панси аккуратно вытерла влажные дорожки со щёк девушки и шёпотом произнесла:       — А ты, Гермиона? Как ты жила всё это время?       — Я ждала тебя, Панс, — так же тихо ответила Грейнджер. — Я, как дура, ждала, фантазировала, что вот однажды мы встретимся, всё обсудим и вернём то, что было между нами, — сквозь слёзы проговорила Гермиона. — Понимала, что это невозможно, но продолжала надеяться.       — Прости. Прости меня за то, что заставила тебя страдать. Мне очень жаль, — Панси взяла руки Гермионы в свои и попыталась заглянула ей в глаза. — Сейчас я готова принять свои чувства и ответственность за наше будущее. Что скажешь? Готова ли ты простить меня и довериться?       Гермиона подняла голову и внимательно посмотрела на Панси. Готова ли она? Хочет ли она? Сможет ли она вновь довериться той, которая разбила сердце, но сейчас, кажется, готова помочь его склеить?.. Вздохнув, Гермиона тихо прошептала:       — Я не говорю нет, потому что действительно хотела бы в будущем попробовать построить с тобой счастливые, долгие, крепкие отношения. Но мне нужно время, чтобы начать тебе доверять. Потому что я хочу этого. Но для начала было бы неплохо узнать тебя поближе, — голос её был тихим, несколько надломленным, но где-то там, в глубине, скрывалась надежда. Гермиона несмело посмотрела Панси в глаза и робко улыбнулась.       — Я понимаю твои чувства. Я буду ждать столько, сколько потребуется. И я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы загладить свою вину и завоевать твоё доверие снова.       Панси улыбнулась и нежно провела большим пальцем по тыльной стороне ладони Гермионы.       Им предстоял долгий период притирок и выстраивания доверительных отношений. Но обе знали, что у них обязательно всё получится. Ведь теперь они вместе.