Цветные стёклышки

      Сколько лет должно пройти, чтобы он смог забыть то, что забыть невозможно? Ха, безусловно, долгие и долгие годы. Вот и сейчас он в тысячный раз пытается забыться, сидя в мягком кресле перед камином, мирно наблюдая за пламенем, пожирающим очередной лист с неудавшимися нотами старой песни. Он всё никак не может подобрать ту мелодию. Вернее, сами ноты. А если быть ещё более точным, он помнит, как она звучит, но вот воспроизвести её или записать не может.       Бедный. Он ведь так скучает по тому, кто мог это сделать. По тому, кто всегда мог придумать что-то новое, а самое главное, запомнить, воспроизвести и записать.       А вот Лео не может. Уже который месяц он пытается вспомнить. Но в итоге, бьёт по клавишам со злости, рвёт и сжигает нотные тетради, и плачет, плачет, плачет …       Сколько злости и ненависти он испытывает сейчас к себе, известно только ему самому и Винсенту. Винсент знал о нём почти всё. Винсент знал, насколько сильно он терзает сам себя этими мыслями, от которых пытается избавиться уже долгие месяцы. Винсент знал, откуда у его господина синяки под глазами, да и вообще, почему всё тело Лео в ссадинах. Винсент знал, но ничего не мог поделать. Не мог утешить столь печального юношу. Не мог уложить его спать. И не мог заставить его перестать биться об стены и нарочно заходить в переулки потемнее во время очередной ночной прогулки.       Вот и сейчас Винсент тихо сидел на полу возле кресла Лео и, закрыв глаза, слушал, как хрустальные капельки падают на пол, звонко ударяясь о паркет, разбиваясь на сотни маленьких брызг, отражающих пламя огня в камине. Лео был таким сильным во всём, кроме собственных мыслей. Мало того, что он всё время думал об Элиоте, не мог его забыть и причинял себе боль этим, так ещё и бывшие Глены в голове гудели о том, что он мог всё исправить, если бы не был таким никудышным. А самым страшным во всём этом было то, что Лео был с ними согласен и, не отрицая, выслушивал и принимал всё.       Сейчас Лео был на удивление тих и даже его всхлипы не нарушали спокойствия вечера. Эта ночь была без сомнений тёмной, страшной и печальной. Сейчас грусть и тоска изнутри грызли темноволосого юношу, сковывая и заставляя вновь погружаться в воспоминания, отдавая всего себя жуткому кошмару прошлого. И осознание того, что никто не сможет защитить от всех этих страшных картинок, то и дело всплывающих в голове, ещё больше вгоняло в отчаяние.       Лео сейчас просто физически ощущал ту гнетущую атмосферу, давящую на самые больные точки в памяти, заставляющие жалеть о собственном существовании всё больше. И помочь ему мог бы только Элиот. Прекрасный, светлый, добрый, храбрый, честный и ужасно преданный человек. Самый важный в жизни нового Глена. Ведь только Элиот — единственный из всех господ — мог ночами сидеть возле кровати своего слуги, мучающегося с кошмарами. И именно это и делал. Сидел у кровати Лео, дрожа от холода, гладя подрагивающую бледную тонкую руку своего любимого слуги, напевая песню, что сочинил для него единственный друг. Песню, которую Элиот позже присвоил себе, не помня правды. Именно эту песню сейчас и напевал Глен, в попытке не пропасть в этой Бездне отчаяния окончательно.