Отчаянное противостояние, или за что боролись, на то и напоролись!

- Погодин, это уже третья докладная в этом месяце! - очередная порция нравоучений от куратора Лидии Николаевны для меня было не в новинку, поэтому скучающий и отстраненный взгляд был направлен в ближайшую стену, где висела потертая дешевая репродукция Рембрандта. - Обещаю, что больше этого не повторится, - завел старую волынку я, продолжая пялиться куда-то вдаль. - Я сыта по горло твоими обещаниями, уже весь деканат на тебя жалуется! Неужели так трудно найти общий язык всего-то с одним преподавателем? Ты ведь умный мальчик, отличник, а ведь слетишь с бюджета и пиши пропало, - это я и без нее понимал прекрасно. И если останусь без финансовой поддержки вуза - плакала моя учеба. Еще при поступлении предки поставили жесткий ультиматум: не хочешь поступать на медфак - вали куда хочешь, но если слетишь со степухи - быть тебе педи……кхм…ПЕ-ДИ-АТ-РОМ! А я вам еще не говорил, что семейка у меня с приветом? Медики до мозга костей: отец, мать, старший брат, младшая сестра, поступившая туда же в этом году - все шли по заранее уготованной предками дорожке. Врачи в третьем поколении как-никак! А я что-то вроде гадкого утенка в лебединой стае получается. Захотелось учить политику и международные отношения - на тебе, пошел и был просто невероятно счастлив ровно до начала третьего курса. А все из-за одной занудной ботанской личности, которая решила превратить мои мирные универские будни в кошмар на улице вязов 12. Мда... хорошее начало пятого семестра. - Я конечно дико извиняюсь, но это невозможно, - Лидуха баба всеведущая, не глупая, сама понимает, что ситуация безнадежна. - Ну, Кость... ну, хочешь я с ним поговорю? - Это ничего не изменит. Для него я безмозглый кретин, а еще он часто жалуется на мою дерзость и злословие. Ну, извините, не могу я закрывать глаза на нарушения человеческих прав. - У тебя осталось три попытки, чтобы исправить ситуацию, - недоуменно поднимаю взгляд, пытаясь понять, о чем она. - Не понял. - Деканат постановил: еще три жалобы и тебя исключают, - удивленно приподымаю бровь. Это когда же такие правила успели утвердить? Неужто Павел Сергеевич постарался? - Что крайне нежелательно, - слова вырвались сами собой и были исключительно верны. - Именно, - подхватила мою мысль куратор и как-то жалобно улыбнулась, - а я в свою очередь сделаю все, что в моих силах, что бы вытянуть тебя из этой передряги. Иногда мне кажется, что она слишком добра ко мне. Может, потому что, она моя тетя? Лида всегда была отличной женщиной: великодушной, приятной на внешность, что всегда располагало к себе людей; она была отличным оратором, могла убедить любого в своей правоте (кроме Павла Сергеевича). Ее отзывчивость и добродушная улыбка заставляла мужчин штабелями падать у ее ног. И хотя ей было всего 33, порой она напоминала мне мою бабулю, мудрее которой еще поискать надо. Есть еще причины для того, чтобы уважать ее больше остальных? Уж по мне и так предостаточно. Несмотря на то, что мы были близкими родственниками, некое особое отношение к моей скромной персоне не проглядывалось. Мало того, никто и не знал о кровном родстве, связывающем меня со своим же куратором, и это, так или иначе, облегчало мне жизнь. *** А если говорить о том, кто ее постоянно усложняет, так это Павел Сергеевич Ульянов – преподаватель всемирной истории на моем факультете, а также по заместительству завкафедры международных отношений и просто враг номер один не только для меня, но и для большинства несчастных, невзначай попавших в его проклятый черный список. Я же его возглавляю, чтоб вы понимали. И это главная причина того, что моя скромная персона все еще продолжает портить ему жизнь и подливать масла в огонь, как бы мстя за необоснованное предвзятое отношение. Ах да, о чем это я, у меня же сейчас лекция. - Погодин, повтори, что я только что сказал? - ну вот опять. Сегодня явно не мой день. - Что-то про палестино-израильский конфликт, - спешно ответил я, краем глаза заметив последнюю отметку в тетради соседа. - Плохо Погодин, плохо, - этот холодный издевательский тон заставляет меня дрожать всем телом и одновременно подстегивает к дальнейшему отчаянному противостоянию. - Разве я в чем-то ошибся? - мои глаза смотрят упрямо и дерзко, не уступая требовательному напору. А пока пытаюсь прокрутить в уме последние отрывки лекции и ключевые тезы, которые помогли бы мне выйти сухим из очередной передряги. И только вспотевшие ладони, тщательно укрытые под партой могли выдать то, чего так отчаянно прячет лицо – страх и предвкушение. - Да нет, Погодин, отмотай пленку минут на двадцать, ибо сейчас мы обсуждаем не конфликт, а особенности политической системы Израиля, - победная ухмылка на его лице заставляет сжимать ладони в кулаки и мысленно проклинать себя за задумчивость, его – за излишнюю внимательность. Женька Игнатьев сидящий рядом, сочувствующе пожимает плечами и кидает укоризненный взгляд мол, сам виноват. Делать нечего, приходится извиняться, ведь в этом действительно есть моя вина. В следующий раз расположу приоритеты более существенно, на каких парах можно клювом щелкать, а на каких нельзя. - Остаешься после занятий, господин студент, переписываешь конспект и прорабатываешь сегодняшний материал, - произнес Павел Андреевич так, словно оставлять студентов на дополнительные для него дело обычное. Как будто ему самому домой не хочется? В его-то возрасте жизнь как говорится, бьет ключом, а молодость все еще дает возможность разгуляться. Оно и видно: вечно флиртует с молодыми преподавателями, осыпает комплиментами женский коллектив деканата, уместно льстит на кафедре, будто пробивая себе дорожку наверх. И не удивительно, ему на вид и 30-ти не дашь! Темные относительно короткие волосы красиво и ровно уложены, одежда всегда опрятна и хорошо выглажена, от его молочно-белой кожи обычно исходит приятный аромат туалетной воды дорогих брендов (знаю не понаслышке, т.к сам такими пользуюсь), приятные черты лица и хорошая фигура делает его предметов воздыханий для всего бабского коллектива, а для меня в первую очередь – предметом ненависти №1. В ответ на его приказ я лишь молча кивнул, съехал немного со стула и повернулся лицом в сторону окна, пытаясь казаться невидимкой. Лекция продолжилась но внимания моей скромной персоне ничуть ни поубавилось. Краем глаза замечая мою полную отрешенность и безразличие во взгляде, препод периодически задавал каверзные вопросы, надеясь подловить. Но кое-кто не собирался дважды наступать на те же грабли, поэтому каждое слово или фраза впитывались мною как губкой. Вот почему и ответы были незамедлительные и максимально точные. Все сидящие вокруг безмолвно сочувствовали моему положению, а некоторым хватало наглости даже завидовать. Остаться один на один с Ульяновым, привлечь лишнюю каплю его бесценного внимания было мечтой для одних и проклятьем - для других (таких как я, если вы поняли, о чем я ;). Да и кому вообще захочется торчать здесь в пятницу, да еще и после пятой пары?! А потом еще полтора часа добираться домой на метро… мда… хуже не придумаешь. Громкий звон эхом раздался в аудитории, знаменуя долгожданное окончание мучений. И хотя пара, наконец, закончилась, мне от этого радости не прибавилось. Ведь к четырем часам мозг успел превратиться в кучу затвердевшего пластилина, отказываясь реагировать на любые проявления активности. Когда аудитория совсем опустела, мне и в голову не пришло подойти поближе к учительскому столу. В итоге я так и продолжал сидеть на месте, всматриваясь в номерные знаки автомобилей, заглавные номера маршруток и трамваев, один из которых мог бы служить моим обратным билетом домой. Преподаватель видно сразу для себя уяснил, что первых шагов к примирению от меня не дождется и поэтому подошел сам, сев за парту напротив, разворачивая стул к себе. - Ну, что Погодин, опять ты мне комедию ломаешь? А ведь я сейчас был бы уже дома, пил пиво и смотрел телевизор…, - мечтательно растягивая последние слова, он подпирает ладонью щеку. В его взгляде нет ничего кроме повседневного раздражения, которое препод излучает 24 часа в сутки, стоит моей скромной персоне появиться в его поле зрения. - Не думал, что вы такой ограниченный, Павел Андреевич, - говорю с неохотой все так же пялясь в одну точку за стеклом. - И это мне говорит тот, кто половину своей унылой жизни потратил на компьютерные игры и развлечения? - Каждый отдыхает в силу своих возможностей и интересов, - слышу удовлетворенный хмык. Кажется, сейчас начнется та же "комедия", что и вчера на паре (и на прошлой неделе, и на позапрошлой). - Павел Андреевич, вы мне только скажите что от меня надо, я отработаю долг и уйду. - Отработаешь, значит? У меня высокие требования, - констатировал он, доставая учебник из-под парты (он что, там все время лежал?). Хотя книга была больше похожа на советскую энциклопедию, настолько огроменной и толстой она была. Пальцы тут же находят закладку, с умом оставленную прежде и открывают нужную страницу. - Мне не привыкать, - устало зеваю, краем глаза замечая, что на улице уже стемнело. - Ну, тогда законспектируй 12 страниц сегодняшней темы и можешь валить на все четыре стороны. - И все? - А ты думал, я тебя раскаленным железом пытать буду? – на секунду он как-то странно оживился. Готов поклясться, что видел искры в его глазах. - Вполне вероятно, - ему только рога и хвост осталось приделать для общей зловещей картины. Создается двоякое ощущение - Ульянов говорит одно, а на лице написано совсем другое. - Значит, в следующий раз тебе стоит лучше подготовиться, - на секунду он замолкает, - к пыткам. Э-э-э? Что-то я никак не уловлю всех деталей, он меня в действительности убить хочет, или так, прикалывается? Гулко вздохнув, глаза принялись вчитываться в заумные строки этого страшного старого учебника. И как только с него труха еще не сыплется? Он его что, в музее отрыл? Ульянов внимательно посмотрел на меня, немного подождал, затем поднялся, взял пальто и направился к выходу. Стоп, стоп, стоп. Куда это он? - Вы что…домой? - А ты думал, я с тобой до утра сидеть буду? – рот сам приоткрылся в изумлении. Это ж как так получается? Сам руки умыл, а меня кинул? - Ключ на столе. Закончишь – сдашь на вахту, - с этими словами он мило так, помахал мне ручкой и скрылся за дверью. Не ну я обиделся! Несмотря на подобное хамство, мне хватило совести дописать этот ужас и свалить от греха подальше. Правда, просидел я там не мало. Вахтерша тетя Маша лишь сочувствующе покачала головой мол, совсем замучил наш Пашка студентов. Мысленно представив еще с десяток несчастных, отсиживающих дополнительные занятия чуть ли не до рассвета, я посочувствовал им сполна и устало пошлепал домой, заранее попрощавшись с бабулей.