Солнцем в глазах. Созвездием на щеке.

      Знаете ли Вы, что такое жить впроголодь? Не знать, найдется ли работка на завтра, и проснешься ли вовсе? Что такое действительно нуждаться в некой — пусть даже совсем призрачной — стабильности. Знаете ли Вы, что такое безысходность? Что такое жить долгие годы, зная, что ничего и никогда не изменится?       В нашем обществе все это решается еще с детства — в те моменты, когда ты еще не знаешь, кто ты, не помнишь своего имени и едва узнаешь мать по голосу. Очертание круга на запястье принимает одну из двух форм: либо озаряется волнистыми лучами Солнца, либо скрывается тенью Луны, оставляя нетронутым полумесяц. Ровно с тех пор, как знак вырисовывается окончательно — выхода больше нет. Редко все же ребенком Солнца становится Луна (но я слышал о парочке историй такого характера, и клянусь вам, это даже хуже, чем ложиться спать голодным изо дня в день); еще реже — наоборот.       Когда-то я завидовал тем, кому посчастливилось иметь на коже дневное светило, но уже давно отбросил все эти мысли. Ровно так же, как и мечты проснуться в одночасье с противоположным символом на руке.       Я не привык жаловаться. А по сему и историю всей своей жизни (к сожалению, достаточно тяжелой) рассказывать вовсе не намерен. Я расскажу Вам лишь про один день. Одного человека. Один взгляд, изменивший все. -- — Он Сону? Не бывает такой фамилии, — мужчина напротив окинул меня придирчивым взглядом, но достаточно быстро успокоился, едва уцепившись им за левое запястье, помеченное кругом, затемненным справа налево. — Понимаете ли, — признаюсь, заговаривать зубы я умел всегда, — я совсем не помню своих родителей, а посему даже не знаю, действительно ли я Он. Может и Сон? Или Хон? Или, может, еще как? Понятия не имею! Вы только представьте себе, жить вот так всю жизнь и не знать точно даже собственной фамилии! — Всё-всё! Прекрати болтать и немедленно приступай к работе, — он отмахнулся раздраженно и кивнул в сторону старенького грузового поезда.       Если честно, я никогда не отличался хорошей физической подготовкой — уж слишком худой — но выхода другого не было. Таскать мешки по пятьдесят- шестьдесят килограмм весом было не самым хорошим решением, однако выбора и не предоставлялось. Работай, как можешь, если жить хочешь. Жаль только, что пыль оседает на черной одежде и волосах слишком уж заметно.       Взялся я за работу еще глубокой ночью, а разогнул спину лишь тогда, когда Солнце уже склонялось вновь к горизонту. Тело нещадно ломило, а желудок противно ныл, напоминая о пустоте, живущей внутри с завидной периодичностью. — Но мы договаривались на другую сумму, — некая растерянность посетила меня в те минуты, когда я наконец держал в раскрытой, давно огрубевшей ладони долгожданные деньги. — Ты слишком долго возился, — мужчина в ответ лишь фыркнул недовольно и, едва заметив мое желание вновь открыть рот, поспешил рыкнуть недовольно, — просто забирай и проваливай, пока дают!       Я бы даже поспорил! Обязательно ввязался бы в перепалку принципа ради! Да вот только дома ждали Джинён и Уджин. А еще надо было успеть купить хоть что-то из съестного, пока была возможность. Более-менее приличный рынок закрывался с закатом. Считалось не подобающим проворачивать какие-либо важные дела под покровом ночи.       Я спешил, как мог. Петлял среди ярко разодетых, ухоженных дам и господ, едва ли не задевая их своей темной, запачканной одеждой. Ловил на себе презрительные взгляды, но скорости все равно не сбавлял. Крепко сжатых в ладони бумажек должно было хватить на парочку потрясающих булочек в пекарне за углом — сегодня Джинёну исполнялось семнадцать, и уж очень я хотел сделать этот день хоть немного особенным.       Улицы уже были залиты золотом уходящего Солнца, когда все вокруг перестало существовать на мгновение. Я почти врезался в человека. Открыл было рот, чтобы извиниться, но вместо этого вскинул взгляд и пропал. Встал, как парализованный, не в силах отвести взгляд от чужого лица. От чужих глаз. Добрых и ласковых, казалось бы, чуть расширенных от шока, цвета горького шоколада, озаренного золотом заката. Легкий ветер коснулся его светлых волос, позволяя одной из прядей легко тронуть аккуратную точку-родинку под правым глазом. Я пропал.       Не знаю, как долго мы еще стояли друг напротив друга прямо посреди дороги, однако сердце мое пропустило удар, дыхание сбилось, а мысли будто вылетели из головы. Практически идеальный, невероятно красивый.       Само Солнце жило в нем: вплетало свои лучи в чужие волосы, оставалось оттенками в глазах, мягко ложилось на светлую кожу, грело изнутри. — Даниэль? — Некто коснулся его плеча, отвлекая внимание и только тогда, наконец, разорвав зрительный контакт, я понесся прочь.       Убегал, что есть ног. Как можно быстрее, забыв обо всем на свете. И все же изредка оглядываясь через плечо, стараясь найти чужие глаза и светлую макушку, окончательно растворившиеся в толпе.       Вы когда-нибудь слышали о том, что всего один взгляд может изменить внутри тебя абсолютно все? Перевернуть весь мир с ног на голову и пообещать, что уже ничего и никогда не будет, как прежде? В тот день, в ту минуту, в то мгновение. Именно тогда я впервые встретил свое Солнце.