Пепел розы

Водить машину Марк откровенно не умел. Берта тоже справлялась с этим из рук вон плохо. Заруливая на особенно крутых поворотах, Берта с фальцетом хохотала и повизгивала что-то вроде «минус на минус дает плюс», оставляя Марка судорожно цепляться за поручень и топтать ногами коврик, словно заместо него там располагались педали. Но нет, и «газ», и «тормоз» — все это было в ведомстве Берты. Лакированные красные туфельки с открытым носком, откуда выглядывали лакированные красные пальчики, метались с педали на педаль в такт Чаку Берри. Магнитола сипела отчаянно, тормоза принимали вызов. Марк ругался, покрывая на чем свет стоит свою опрометчивость: пошел на эту авантюру!.. Но потом замыленный паникой взгляд отвлекал блеск белых зубок сестры, жемчужин в раме алых губ — Берта, верно, только глаза разлепляла, а уже мазала их помадой. Берте было весело — и Марк старался веселиться в ответ. В конце концов, он пошел на эту авантюру, чтобы Берте было весело. Берта впервые за много дней знала точно, куда держит курс. Утром в рекламной брошюрке, что приклеили жвачкой к двери, она увидела пляж. Она спросила у Марка, давно ли он видел пляж. И пусть Марк ответил, что в гробу, Берта сообщила ему, что немедленно хочет видеть пляж: не на брошюрке, не в гробу, а именно что вживую. Пока Марк пожимал плечами, сверяя конспекты, Берта вывела машину из гаража. О, Берта, чертовка! Признайся, Марк, ты же знал, что она так сделает. Потому что она знала, прекрасно знала, что, во-первых, ты не сможешь остановить ее. А во-вторых, не позволишь ей ехать одной. И вот теперь Берта знала точно, куда держит курс. На пляж. Потому что там, где пляж, там и скалы. Чак Берри уверял, что «никогда не знаешь, что может случиться». Тут Марк мог поспорить. Он догадывался, что рано или поздно Берта вместо тормоза вдарит по газу с особой силой. Но да, Марк не знал, что именно в тот момент, когда они подъедут к скалам. Пришлось оторвать мокрую ладонь от поручня у головы и, перекинувшись через сидение и цепкие руки сестры, схватить руль — и крутануть на себя. Вместо скал они приехали на пляж. Покрутившись вокруг своей оси, повизгивая шинами и голосом Берты, который имел привычку срываться на писк, а также — не выдержавшей магнитолы, они докатили по песку до прибоя. Марк назвал Берту дурой и посоветовал нажать уже на тормоз. Берта, утомившись верещать, послушалась — красная туфелька с красными пальчиками придавила педаль. Следующие пару минут брат и сестра глубоко дышали. С тем же глубоким неровным звуком билась о дверцу машины волна. Потом Берта посмеялась — сначала громогласно, чтобы перекричать прибой, и чаек, и хрип Чака Берри, а потом тихонечко-тихонечко. Ей очень не понравилось то, что она увидела в глазах брата. Она вдруг поняла, что снова очень сильно его расстроила. И уверять, что было весело, стало как-то глупо. Тогда Берта просто заплакала. Марку не хотелось ничего говорить. Не хотелось улыбаться и гладить сестру по разлетевшимся черным волосам. Он слишком устал. Он вышел из машины и понял, что намочил ноги. Это все волны. Чертовы волны, которым плевать на все: знай себе, ползают туда-сюда по песку равнодушно, чертовски равнодушно. И по двум раскореженным телам в смятой железяке (если бы Марк не перехватил руль) ползали бы так же равнодушно. А какие-то идиоты называют волны «ласковыми». Ласковые волны. Так Берта решила заговорить. Ей надоело, что она снова осталась одна, когда Марк вышел из машины. Она тоже намочила ноги и, оскальзываясь, забралась на крышу автомобиля. Потерла дрожащими пальчиками матерчатую шляпу, прежде чем нахлобучить на голову брата. Только тогда он согласился, что да, волны ласковые. И вообще, тут хорошо. Тогда Берта пожаловалась, что Марк не дал ей умереть здесь и сейчас. Здесь так хорошо, говорила она, морщась под солнцем подобно гнилому яблочку, так, что помада на изломанных губах пачкала нос. Здесь так хорошо, братец, мне так захотелось здесь умереть. И, не дожидаясь его привычного молчания на подобные высказывания — а разве ему было привыкать, о, Марк, признайся, ты знал, что об этом она и поведет разговор, впрочем, как обычно, тебе же не привыкать, об этом и разговаривают больные то ли шизофренией, то ли биполярным расстройством, прежде чем рассмеяться громко и яростно, прежде чем зарыдать, Марк, тебе не привыкать, — и вот она снова, не дожидаясь его привычного молчания, попросила, чтобы он привез ее сюда еще раз. Когда она умрет, естественно. Марк, в конце концов, пошел на эту авантюру, чтобы Берте было весело. Поэтому он согласился.