***
Утренние лучи солнца проникают в комнату, прорываясь сквозь тонкие занавески; солнце это совсем тёплое и ласковое, способное подарить лёгкость мыслям, это именно то, что сейчас необходимо Намджуну, на груди которого покоится Чимин. Запах его тела смешивается с запахом пота, но Чимин не становится от этого отвратительнее. Намджуна накрывает какая-то нежная волна, когда он решается большим пальцем провести по нежной коже щеки парня, уголки губ ползут вверх. Под рёбрами возникает что-то непонятное, какое-то глухое волнение. И в этот самый момент, когда Чимин сильнее прижимается к груди парня и кротко вздыхает, когда он обнимает его за талию, Намджун понимает, что это чувство, томившееся в грудной клетке, можно смело назвать настоящей привязанностью на грани полной любви. Его глаза устремляются вверх, а ладонь бережно сжимает худое плечо, ещё горячее. Чимина будит солнце, он взглядом бродит по стене напротив, и до его сознания наконец-то доходит та мысль, что щекой он лежит на чём-то таком, что равномерно опускается и поднимается. Его рука, как бы желая удостовериться в том, что под ней живое тело, ведёт вниз, под ладонью голая кожа. Чимин медленно шевелится, снизу заглядывает на подбородок парня с идеальной линией нижней челюсти, приподнимается и встречается с намджуновским взором, дарящим спокойствие. Пальцы Намджуна, в отличие от кожи Пака, холодные, но так приятно они порхают по голому плечу младшего. Пак облизывает свои губы, сгорая от желания поцеловать Намджуна, но он не решается, поддаваясь сомнениям по поводу прошедшей ночи. Когда Ким первым перехватывает его небольшую ладонь и сжимает в своей – сильной и, по сравнению с чиминовской, огромной – Чимин вспоминает, насколько бережно обходился с ним Намджун. Никто из них так и не решается что-то произнести, они наслаждаются присутствием друг друга, оглушённые переизбытком чувств, приятно удивлённые и, кажется, совершенно довольные. Только Чимин уверен в противоположном. Запуская пальцы в растрёпанные во сне волосы, Ким думает, что, пожалуй, он не в силах будет грубить Паку или отвергать его чувства. А Чимин, снова падая на намджуновскую грудь, размышляет о том, какие мысли сейчас одолевают старшего, какие вопросы он сейчас решает. — О чём думаешь? — осмелев, интересуется парень, но глаза на Намджуна не поднимает. — Совершенно ни о чём, — врёт тот, признаться ему он снова не может. Нет, он отлично помнит каждое своё слово, вышедшее из его рта этой ночью, помнит, с какой искренностью он произносил их, и он чётко помнит, как обещал себе, что под утро обязательно повторит их, глядя прямо Чимину в глаза. Но он снова не уверен, он снова сбит с толку, его гордость вторит что-то об унижении. Неужели Намджуна задевает то, что он способен кого-то полюбить? Ведь это не в его стиле терять от кого-то голову, это в него должны все влюбляться и признаваться ему, стоя чуть ли не на коленях. Этот Чимин, он явно устраивает в его мире какой-то переворот. — А я вот думаю... — Чимин закусывает губы, думая, стоит ли ему продолжать, — думаю... как мне было приятно с тобой. — На поверхности его глаз отражается тревога. — Знаешь, мне достаточно того, что я люблю тебя. Это ведь необязательно – отвечать мне взаимностью. Пак, растроганный новыми касаниями до его головы, замолкает, чувствуя поражение и вместе с тем прилив нежности. Заглядывая в кратеры своей души, Чимин не находит там ни намёка на гнев, обиду или злость. Он ощущает оживление, словно внутри начинает таять снег, словно в нём начинает что-то цвести. Намджун остаётся недовольным, это какое-то расточительство чувств и юности, на которой он оставляет свой отпечаток. Старший поднимается на постели, Чимин поднимается за ним, встревоженно разглядывая его руки. — Ты уверен? — парень подцепляет опущенный подбородок Пака. — Уверен в своих чувствах? — Да как же в этом можно сомневаться, Намджун? Я уверяю тебя: эти ощущения я ни с чем не спутаю. Ненависть, преданность, признательность, восхищение. У этих эмоций свой оттенок, у любви – свой. Знаешь, влюбляясь в кого-то, кто в гораздо прекраснее меня, я тут же ощущаю в себе кучу недостатков, вижу невероятно количество отрицательных черт своего характера. А с тобой мне кажется, что я – от макушки до пяток – представляю собой целый недостаток. — Ким двигает губами, собираясь перебить, но Чимин делает это первым, прикладывая палец к его рту. — Во мне столько уязвимых мест, а у тебя такой хороший удар. Я привык к тому, как мы относимся друг к другу, меня не оскорбит твоё равнодушие, потому что с тобой я... я ощущаю также и наслаждение. Чимин тихо опускает пальцы, проводит полосу по чужой шее, нажимает на кадык, обводит по контуру ключицы и достигает пресса, мягко надавливая на него, отодвинув край одеяла. — Так что наплевать, Намджун. Наплевать! Кто бы мог подумать, что за десять секунд, в один прекрасный день, я возьму и влюблюсь в кого-то. Я могу только благодарить тебя, но надеяться на какую-то взаимность, — лицо Чимина выражает удивление, — честно, это было бы каким-то безумием. Его пальцы, шагая вверх, достигают левой части груди, нажимают на мышцы, стараясь добраться до намджуновского сердца. Эти касания настолько легки, что можно подумать, что Пак дотрагивается до хрупкого фарфора. За эти секунды Намджун злится ещё сильнее, он презирает это добродушие, но вместе с тем восхищается им. Он уверен – если сейчас откажет ему в чувствах, через день-два решит обратное. Намджун снова захочет Чимина, захочет украсть его поцелуй. А он время ценит и особенно дорожит воспоминаниями, которых у него уже скопилось слишком много. Но даже если Чимин пожелает занять большую часть его сердца, Ким выделить ему место не пожалеет. — Это неуважение к себе, ты ведь понимаешь? И неужели ты готов терпеть меня? — Намджун неловко ухмыляется, выпуская воздух из носа, и целует младшего в шею, находя ещё десятки следов ночных поцелуев на ней. — Только не плачь потом, если я принесу боль в твою жизнь. Пак тупит взгляд, эти губы и вправду чувственно касаются его кожи, он не спит, не находится в алкогольном опьянении или под наркотиками, его никто не разыгрывает. Сердце отзывается мощными ударами, сила которых вызвана приближающейся к паху намджуновской рукой. Так Намджун, получается, не против того, чтобы его любил Чимин? — Невероятно… — шепчет он, прежде чем его переворачивают лицом к подушке.***
Намджун изо всех сил старается сосредоточиться на статье в интернете, правда, но после каждой прошедшей секунды интерес к ней пропадает всё быстрее и быстрее. Он не выдерживает и хлопает крышкой ноутбука, кидая разозлённый взгляд на Пака, с важным видом обрабатывающего свои ногти пилочкой. С Чимином творится что-то не то, определённо в его душе произошло нечто такое, после чего он уже на протяжении нескольких недель не вступает с Намджуном в половую близость. Тот даёт отказ особенно мягко, стараясь не обидеть этим парня, такой способ действительно оказывался действенным, до сегодняшнего дня. Нечестно, как считает Ким, поступать так эгоистично, смысл мирно наблюдать за тем, как перед твоими глазами вертят зефиром в шоколаде, зная, что тебе не дадут возможности даже надкусить сладость? Намджун испытывает ту же нервозность, у него вскоре разовьётся нервный тик. Когда Ким покидает свою постель, приближаясь к Чимину, тот наконец-то отрывается от своего занятия, настороженно глядя парню прямо в глаза. И в глубине души он знает, чего именно от него желает Намджун. Ежедневно Пак угадывает намджуновские мысли, ежедневно ему удаётся каким-то волшебным способом выкрутиться, но, кажется, на этот раз у него не остаётся больше козырей на руках. Сейчас он строит жалобное выражение лица, закусывая губы и вновь опуская взгляд на ногти, принимаясь усерднее их пилить. "Ничего страшного, — начинает себя утешать Чимин, — наверняка он просто хочет спросить что-то обыденное". — Чимин? На обращение он не поворачивает голову. Он слишком слаб перед ним. — М? — Может, ты прекратишь строить из себя недотрогу? Или это у тебя такая игра? —"Нет, я просто совершил ошибку, — с сожалением подмечает Пак и замирает, — ты хочешь, чтобы я действительно произнёс это вслух?" Когда Чимин раскрыл свои чувства, а на утро принялся утверждать, что ему совершенно неважно, будет ли любить его Намджун или нет, он ещё не понимал, насколько сильно ошибался в своих словах. Спустя время Пак понимает, что обманул не только Кима, но и самого себя, таким образом у Чимина возникает целый клубок внутренних противоречий. Ему жизненно необходимо знать, что его хотя бы кто-то любит. Может, Намджун вовсе и не испытывает к нему никаких чувств? Может, он тогда это из-за жалости был таким благосклонным? Если это так, то Чимин не принимает ненужное милосердие, потому что он хочет быть любимым, отсутствие твёрдой уверенности в том, что Намджун любит его, приносит сплошную боль. Намджун забирается к младшему на кровать, валит его на подушку, прижимается губами к шее и вырывает из его окаменевших пальцев пилочку. Та со звоном падает на пол. В который раз Ким пытается подступить к нему, подобное отторжение чувств постепенно навивает мысль, что Чимин – какой-то музейный экспонат: ни подойти, ни дотронуться. Намджун, занятый фарфоровой кожей на ключицах, запускает руку под красные домашние штаны Пака, сейчас он намерен раздеть его и, в общем-то, изнасиловать, если тот продолжит сопротивляться. А Чимин, которого одолевает слабость во всех конечностях, издаёт непонятные звуки. Он то ли скулит, то ли пищит, то ли стонет, цепляясь пальцами за водолазку Намджуна на плечах и отодвигая его от себя. — Да что такое-то?! — ругается парень и кидает на мгновение негодующий взгляд, говоривший о том, что в этот раз он не стерпит отказа. Рука забирается под нижнее бельё, накрывает половой орган, губы возвращаются к ключицам, его снова отторгают. Хладнокровие Чимина наносит значительный удар по самообладанию Намджуна. — Н-ну, Намджун... я не хочу сейчас... Давай потом? — У тебя каждый раз "потом", я сейчас хочу, в этот самый чёртов момент, понимаешь? Перестань сопротивляться, иначе больно сделаю. Красные штаны вместе с нижним бельём оттягивают вниз, Чимин поспешно хватается за них, чтобы натянуть обратно, но его руки перехватывают и сжимают в запястьях, не позволяя тому совершить желаемое. Младшему становится трудно дышать, когда обида подступает к горлу, он слабо дёргается, пыхтит и с открытой мольбой глядит на Намджуна. Он хочет заглянуть ему в глаза, хочет, чтобы тот всё понял без лишних объяснений и сказал то, что бы усмирило страх Чимина и устранило его сомнения. Пускай он скажет, что Пак оказался не прав. Только Ким, поднимая голову, расценивает этот взгляд по-другому, будто бы тому неприятно от любых касаний. По его внешнему виду Намджун может сказать вот что: Чимина воротит от того, что к нему притрагивается именно он, целует и пытается овладеть им. Сейчас его, наверное, стошнит. Тяжко вздыхая, старший останавливается, разжимает пальцы. Разум Намджуна твердит ему о том, что все его попытки тщетны, Чимин неприступен. — Что не так, Чимин? — Совсем ничего, всё так, с чего ты решил, что что-то случилось? — принимается оправдываться младший и застывает в одном положении, еле слышно дыша, чужие руки ускользают. — Меня всё устраивает. — Так я тебя, всё-таки, не устраиваю? Намджун наблюдает пристыженный взгляд Пака, его сжатые на груди руки, поджатые губы. Он поднимается с постели, просовывая руки в карманы домашних штанов. Когда Ким оборачивается, чтобы со стороны взглянуть на общее состояние младшего, тот пересекается с ним взглядом и при этом успевает уловить в глазах напротив море разочарования. И для Чимина не секрет, что это разочарование вызывает в Намджуне он сам. — Я же спрашивал у тебя, — жёстко проговаривает Ким, — я же предупреждал тебя. Ты шёл на это осознанно! А сейчас что за сцены ты устраиваешь?! От уровня громкости намджуновского голоса по коже Чимина пробегаются мурашки, его пальцы сами собой скручиваются, а волосы на голове встают дыбом. Он обводит объёмные губы по контуру, скользит взглядом по прямому носу, заглядывает в глаза парню, улавливает изменения в ритме его дыхания и понимает: это и вправду задевает Намджуна за живое, за какое-то достоинство, которым Чимин по каким-то причинам не обладает. — Так в чём сейчас причина? Почему ты не даёшь мне поцеловать тебя? Или ты хочешь, чтобы я на коленях тебя молил? Если это так, то нахрена ты мне такой? Я ни перед кем не собираюсь унижаться. Чимин приоткрывает рот, чтобы назвать истинную причину, но осознание того, что он, скорее всего, накручивает себя, не допускает возможности голосовым связкам позволить ему произнести хоть слово. Исходит вздох, заполняющий комнату, Намджун хмурится, словно изо всех сил сдерживая внутренний "взрыв", эту дрожь в руках. Умнее будет сейчас промолчать, чем позже раскаиваться в том, что когда-то не сумел совладать с собой. Небо скрыто за занавесками, солнце сбегает за горизонт. Чимин щурит глаза, отражает выражение лица старшего, надеясь перенять и его самоуверенность. — Ты не любишь меня. Вот и всё, простое предложение, состоящее всего лишь из четырёх слов, но каким же сильным духом необходимо обладать, чтобы позволить сорваться с губ этим словам, на большее Чимин не решается, дело за Намджуном и уровнем его сообразительности. А тот, изгибая бровь, искренне удивляется. Что-что он сказал? Его не любят? Мысли хаотично начинают кружиться в намджуновской голове, пока он пытается поймать из них самую адекватную, которая позволила бы объяснить эту замашку и найти выход из сложившейся ситуации, Чимин всё же срывается и объясняет: — Я знаю это, я чувствую. В тот раз я сказал тебе, что мне будет наплевать, если ты не полюбишь меня. Мне бы очень хотелось отказаться от своих слов, но сейчас это невозможно, прошло уже столько времени! — он поднимается на кровати и раздвигает руками, стремясь выразить степень своей безысходности. И сложно сказать, кто из них обоих здесь жертва. — Я плохой человек, но я тоже хочу быть любимым, мне тоже интересно ощутить это, мне всё это от тебя получить хочется! В этот момент вырез на футболке Чимина съезжает в сторону, оголяя его плечо, открывается кусочек бледной кожи, ещё не помеченной Намджуном, и это позволяет парню испытать какой-то голод к чиминовской коже. Он не слушает оправдание каприза, думая о том, насколько же Пак порой бывает непредсказуемым, сколько сторон души ещё не изучены им. Пробуждается нездоровый интерес, и растёт он в геометрической прогрессии. Отношения с Чимином оказываются сложными, но тем и привлекательнее, он требует, чтобы на него уделяли достаточное количество времени, требует, чтобы к нему были внимательны, требует, чтобы ценили его чувства, и требует такой же отдачи любви и тепла. Намджун вынужден согласиться с тем, что со всем этим он не справляется в полной мере в силу своего незнания о существовании этих нюансов. Если он и был в отношениях, то выстраивались они всегда совершенно другим образом и, как правило, с треском разваливались. Намджун получает новый опыт. — Не люблю, говоришь? — он возвращается на кровать, придавливая Пака своей массой, тот оказывается в настоящем капкане. — Ты прекрасно знаешь, что я за человек. Не заставляй ежедневно признаваться в своих чувствах того, кто на это не способен, — Чимин, смирённый, осознаёт свою вину, но, по крайней мере, он выяснил то, что ему долгое время не давало покоя. — Если бы я ничего к тебе не испытывал, то я уже давно бы отымел тебя, даже не спрашивая твоего разрешения. Смекаешь? Младший послушно кивает, никогда он ещё не ощущал такой безграничной слабости, однако Намджун умеет быть убедительным, даже если его выражения насквозь пропитаны грубостью. Вначале возникает жгучая боль, и затем Чимина накрывает томная нега. Он хотел слышать разговоры о любви от Намджуна, который об этом чувстве отзывается небрежно. Эти отношения, кажется, выстраиваются на их противоположностях, но Пак совсем не против, потому что любовь Намджуна возможно ощутить в его бережных касаниях и стремлении подарить Чимину наслаждение больше, чем себе.***
По окончании университета Чимин, для которого Сеул всё ещё остаётся неродным, вместе с Намджуном решает покинуть этот город. Перенасыщенный сеульской живостью, Пак стремится оказаться там, где сможет обрести гармонию с природой. Его выбор пал на Японию, на известный своими термальными источниками мелкий городок Идзу с небольшим населением. Чимин в японском языке не силён, а Намджун, в котором Пак обнаруживает истинного полиглота, владеет в совершенстве не только японским, но и ещё тремя языками, чем вынуждает младшего думать, что он по жизни ноль без палочки. Чимину уже двадцать четыре года. Но тогда, когда парень впервые переступил порог триста десятой комнаты, он и подумать не мог о том, что ему выпадет шанс впервые по-настоящему влюбиться. От Намджуна он без памяти и, кажется, любит его даже больше, чем себя. Первое признание в любви от Кима он услышал только спустя полтора года, но до сих пор помнит, какой восторг в нём вызвали его слова. Может быть, когда-нибудь Намджун остынет к парню, перечеркнёт их совместную историю, найдёт ему замену. Однако сейчас, в настоящее время, Чимин, получая от Кима ежедневные пылкие обещания о том, что ни на кого его не променяет, утрачивает страх перед будущим, наслаждаясь объятиями Намджуна и всецело посвящая ему себя. — Уже весна, — Чимин, сжимая намджуновскую ладонь и поправляя шарф на его шее, заглядывает парню в глаза, вечереет, и в округе ни души. — Не забывай меня, что бы не случилось, хорошо? — Базара нет.