что было, то было: закат заалел. сама полюбила — никто не велел.
Прикосновения — теплые, пахнущие ранней весной, и звучащие, как шелест тонких книжных страниц. Спутанные темно-русые кудри пропитаны запахом марихуаны, которую кто-то достал тут по дешевке. Локоны раскиданы по тонким ключицам, девушка быстро откидывает их за плечи и томно дышит в лицо парню. Её губная помада — яркая, на вкус как мыло с запахом молока и мёда. Горечь оседает на языке. Она что-то мямлит, закрывает руками обнаженную грудь и краснеет. Девушка не уверена в своих действиях, но тело говорит об обратном. Её бедра, живот, грудь и шея — всё пульсирует желанием, чувством, о котором доныне она не подозревала. Шатен перехватывает её запястья, в темноте натыкаясь пальцами на что-то жесткое и тонкое. — Это что? — спрашивает он, прервав поцелуй. Взгляд у него и без того затуманенный, а сейчас, в кромешной темноте, разрываемую только скромным светом фонарей из-за окна, не видно, мягко говоря, ни черта. Он видит лишь половину женского лица и лишь тот небольшой кусочек её тела, едва освещаемый. Девушка закрывает глаза. — Браслет, — выдыхает она, и дыхание её напоминает о том нехилом количестве выпитого ею алкоголя. — Сними. — Не могу. Ладно, хрен с ним, с этим браслетом, думает парень. С ним неудобно, но церемониться времени и желания как-то нет. Есть только женское дрожащее тело, пьяный рассудок и накуренное сознание. Вместе с браслетом, шатен все еще держит тонкие запястья и поднимает их над кучерявой женской головой, запрокинутой на изголовье кровати. Не теряя возможности, парень опускается к её шее и губами впивается в пульсирующую жилку, слегка прикусывая зубами и оттягивая горячую тонкую кожу. Девушка стонет от удовольствия и приподнимает корпус, втягивая воздух ртом. Она так пьяна. Только шесть часов назад она распаковывала свои вещи и радовалась, что поступила в замечательный университет. Шесть часов назад она звонила родителям и рассказывала о своих грандиозных планах, а те, в свою очередь, гордо нахваливали свою восемнадцатилетнюю дочь и без конца повторяли, чтобы она им обязательно еще звонила. Родители, поощрение, планы на будущее — всё это потонуло на дне в седьмой (или десятой) пинте пива, осело где-то в самой глубине мозга. Внутренний голос старательно вытаскивает эти мелочи, напоминая девушке о том, что она делает прямо сейчас. И напомнит, обязательно напомнит завтра утром, на пару с оглушающим похмельем. Парень рвет на ней трусы, мысленно усмехаясь тому, насколько они старомодные. До этого он видел только стринги, или, по крайней мере, более открытое белье. По большей степени ему уже все равно — теперь от этих бабушкиных ритузов остались только порванные тряпки, разбросанные по полу. Как потом девушка пойдет домой — не его проблема. В темноте она слышит какой-то шелест. Приподнимается на локтях и пытается сомкнуть колени, забыв о том, что между ними уже примостился парень. Он надевает презерватив. — Как тебя зовут? — пьяным голосом мурлычет она. — Какая разница, как меня зовут? — и нависает снова над ней, заткнув девушку грубым поцелуем. Внутри у неё узко и мокро. Видимо, думается шатену, с учетом выпитого алкоголя она позабыла сказать о том, что девственница. Это, конечно, можно было заметить по тому, как быстро она возбудилась и намокла, но кто, предварительно знатно обкурившись, замечает такие мелочи? Точно не он. Он начинает двигаться, придерживая её за бедра и не отставая от шеи. В ответ девушка обхватывает его плечи и утыкается лбом куда-то ему под подбородок. От такой боли ей кажется, что она протрезвела, но будь оно так, то сейчас бы быстро опомнилась и покинула эту спальню с библейской скоростью. Но вместо этого она продолжает постанывать и вжиматься в горячее и крепкое тело.***
Она просыпается только к раннему утру. Шевелиться тяжело, поэтому девушка делает это с особой аккуратностью и медлительностью. Открыв глаза и оглядев себя, пытаясь сфокусировать взгляд, она с ужасом понимает несколько вещей. Первая — на ней нет ни единого предмета одежды. Ни даже лифчика и трусов. Вторая — она находится не в своей комнате. Сердце у Пэм начинает стучать с такой скоростью, что она слышит его глухие стуки в ушах, отчего становится только хуже. Она приподнимается на локтях и скидывает ноги с кровати, касаясь ступнями холодного пола и едва сдерживая себя в том, чтобы не запищать от неприятных ощущений. К слову о них — у неё очень сильно болит и пульсирует между ног. Когда Пэм боязливо и стеснительно опускает туда взгляд, то замечает засохшие пятнышки крови на внутренней стороне бедра. На этот раз сердце уже биться перестает, и девушке кажется, будто оно остановилось совсем. Пэм, боясь вдохнуть, касается пальцами бордовых сухих пятен, удостоверяясь в том, что это не краска и не вишневый пунш. Это действительно случилось. Её лишили девственности, а она не помнит ничего из того, что случилось этой ночью. Причина для паники номер один: она не знает, кто это сделал. Точнее, не может вспомнить, за что тут же ругает себя и клянется Господу, что больше никогда в жизни не будет так напиваться. Кто, вообще, её заставлял вливать в себя столько алкоголя? Причина для паники номер два: этот кто-то (очевидно, какой-нибудь ублюдок, решивший воспользоваться её состоянием) — он использовал презерватив? Потому что если нет, Пэм не знает, что ей нужно будет делать. Покупать таблетки? Делать аборт? Бежать из страны и выпрашивать милостыню на шоссе, держа в руках (не) своего ребенка? Причина для паники номер три: где, черт возьми, вся её одежда? Пэм оглядывает помещение, в котором лишь одна небольшая кровать, письменный стол с кипой книг на нем, прикроватный маленький комод и развешенные на стенах плакаты и какие-то бумаги с расписаниями. Тут же до Пэм доходит: она в чьей-то комнате, и её обладатель может сейчас же возвратиться сюда. И что он увидит? Голую девицу со смазанным макияжем и кровью на ногах? Потрясающе. Делински продолжает судорожно оглядывать комнату на предмет её одежды. Она не представляет, как ей нужно сейчас выбираться из этой ситуации. Черт, не идти же ей голой до своей комнаты! Стоп. Причина для паники номер четыре: это даже не женское общежитие. Пэм закрывает руками лицо и томно дышит. Появляется сильное головокружение, но это скорее от похмелья, которое она почти не замечает из-за паники и возникшего стресса. Девушка убирает руки от лица, смыкая пальцы за шеей, и тут же смотрит в окно, за которым уже начинает светать. Благо, еще примерно шесть или пять утра. До начала пар остается примерно три часа. Подойдя ближе и прячась за занавесками, Пэм высматривает местность. Да, она не ошиблась (а лучше бы), это действительно мужское общежитие, а женское — прямо напротив, будто напоминает о том, какой тупой поступок она совершила. Но сейчас не время раскаиваться. Нужно быстро найти свою одежду и убираться отсюда. Когда она отходит от окна, то краем глаза замечает ткань знакомого цвета, и просто надеется всеми фибрами души, что это не то, о чем она подумала. Повернувшись полностью и присев на колени, разглядывая кусочек одежды, она в который раз слышит, как сердечный ритм у неё то замедляется, то бьется со скоростью сто ударов в секунду. Конечно, как она могла не узнать собственные трусы? Их кто-то порвал, и Пэм понятия не имеет, как она должна идти в общежитие без нижнего белья. И где вся остальная одежда? Делински, положив ладони на пол, нагибается, заглядывая под кровать. Почти ничего не видно, но среди горы каких-то книжек и обувных коробок она находит еще один знакомый кусочек одежды, надеясь, что хотя бы он остался целым. Да, платье, в котором она пришла на эту проклятую вечеринку, осталось целым. Мятым, пропитанным запахом пива и травы, но оно здесь, и его можно надеть и свалить отсюда. Держа одной рукой платье, второй Пэм пытается отыскать еще и лифчик, который тоже может находиться под кроватью. Вместо него она только нашаривает чужие мужские вещи — коробка с обувью, пара дисков с играми, какие-то книги по программированию... — Какого.. Пэм резко выпрямляется, когда слышит мужской голос. В дверях стоит ошарашенный парень со светлыми волосами и глазами, тоже в помятой одежде и с помятым лицом. Видимо, тоже вчера отрывался так, что заснул не в своей комнате. Вспомнив, что она, вообще-то, абсолютно голая, Делински заливается краской и прикрывает грудь мятым платьем. — Поверь, если бы я был геем, то точно выгнал бы тебя отсюда, — парень закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной, все еще в упор разглядывая голую незнакомку. — Прости, я не помню, как здесь оказалась, я сейчас уйду, — тараторит Пэм, отходя к шторе и прикрываясь еще и её подолом. — Не помнишь? Делински хочет ответить: «да, а что, это так странно после такой вечеринки?», но вместо этого лишь полностью прячется за шторой и быстро натягивает платье. Из-за быстрых и судорожных движений у нее это получается коряво, швы чуть ли не трескаются, а пуговицы почти вылетают с декольте. По крайней мере, надела она его не задом наперед — уже хорошо. Выйдя из-за шторы Пэм приглаживает волосы ладонями, и ловит взгляд парня, все еще стоящего у двери. Он собирается её выпускать или как? — Пароль сказать? — раздражается Делински. Юноша усмехается, покачав головой. — Еще минуту назад ты извинялась, а сейчас язвишь? Что, так сильно голова болит? С этими словами у Пэм в висках образовывается такая тяжесть, что сложно стоять на ногах. Она вздыхает и прикладывает руку ко лбу, потирая его и зажмуривая глаза. — Просто ужасно, — проговаривает она мягче, понимая, что съязвила не специально. — Секунду. Парень отходит от двери и идет к письменному столу, выдвигая второй ящик. Какое-то время он роется в нем, и Пэм удается разглядеть мужской профиль получше. Симпатичный высокий блондин, не особо крепок телом, но определенная привлекательность формы есть; жилистые руки, шевелящиеся мышцы которых облепливает темно-синяя водолазка; голубые глаза в обрамлении негустых ресниц. Парень вполне хорош собой, и если бы была возможность познакомиться с ним нормально, а не таким образом, Делински бы её не упустила. Юноша, выпрямившись, подходит к Пэм и протягивает ей упаковку таблеток. — Это от головной боли, — объясняет он, заметив озадаченный взгляд девушки. — Пройдет за минут десять. Делински благодарно улыбается. Ей кажется, что этот парень очень хороший, потому что она, вообще-то, оказалась голая в его комнате, а он ей таблетки дал… Хотя не исключена вероятность того, что это просто подкат. Ведь не каждый день в комнате парня оказывается хорошенькая обнаженная девушка, которой явно нужна помощь. — Спасибо, — Пэм поднимает упаковку и машет ей, после чего идет к двери. — Эм… ну, пока? — Увидимся, — с этими словами парень ныряет в свою постель, и у Пэм расширяются глаза, вспомнив, что ночью её на ней, вообще-то, лишили девственности.