«Хаки»

      К девяти утра воскресенья, дождь, который не прекращался с пятницы, усилился втрое. Теперь, если выглянуть из окна, можно будет увидеть лишь серую стену из косого ливня, барабанящего по земле и крышам с такой силой, что скоро обе поверхности вероятнее всего дадут трещины. Единственный плюс этой жабьей погоды — свежий очищенный воздух.       А из минусов — волосы, одежду и сумку Пэм теперь можно выжимать, и вода, скопившаяся во всем этом, может породить потоп в Бейкерсфилде.       Делински всеми силами пытается не ругаться в церкви, но мысли у неё все равно опошлены всякими грязными словами. Вода в её коричневых ботинках «челси» хлюпает меж пальцев ног. Пэм хмурится и тяжело вздыхает, проводя ладонью по мокрым волосам.       В церкви гораздо теплее, чем на улице — резко пахнущие свечи и человеческое дыхание греют воздух. Со временем Пэм унимает свое внутреннее негодование и садится на одну из скамеек, выставленных в два ряда, между которыми раскинут красный ковер.       Пэм Делински не такая уж и религиозная, какой может показаться на первый взгляд. На самом деле, к Богу она обращается не так часто, как её бабушка с дедушкой, воспитавшие в ней такую черту, как вера. Пэм всегда чувствует присутствие Всевышнего; она точно знает, что он находится в её сердце и разуме, но она не посещает церковь каждое воскресенье. С недавних пор. До пятнадцати лет она в конце каждой недели посещала это место вместе с бабулей и дедушкой.       Вера — это то, что помогает ей двигаться. Даже в те моменты, когда вокруг все превращалось в пепел; даже в те моменты, когда сердце изнывало такой болью, что было невозможно соображать здраво; даже в те моменты, когда Пэм хотела совершить самый страшный грех; во все эти моменты она вспоминала о Боге — она знала, что Он не дал бы ей чего-нибудь, с чем она не смогла бы справиться. Она была Ему благодарна. Она чувствовала, как Он раскидывает свои руки для своих объятий, и чувствовала их тепло каждый раз, когда молилась в церкви, а не дома у своей постели. Бог стал неотъемлемой частью жизни Пэм, к которой она возвращалась хоть и не часто, но каждый раз — с прежней любовью и трепетом.       Девушка откладывает сумку рядом, соприкасается ладонями и прикрывает глаза. Теперь, когда вокруг только запах свечей, запылившиеся золотые витражи и Бог, она может молиться. И только-только ей стоит приоткрыть губы, как по щеке катится слеза.       Она ощущает, как Всевышний внимательно слушает её. И ей стыдно, невообразимо стыдно за содеянное, и больше всего ей хочется, чтобы Он её не винил и простил. И оттого и плачет — стыдно так, что каждая клеточка со стыда горит.       А она шепчет молитвы, плачет. И Бог слушает. Пэм это точно знает.       У верующих людей неотрывная связь с Богом — Его присутствие делает всё, как будто бы, гораздо проще. Он как будто в самые тяжелые моменты шепчет на ухо: «Я с тобой».       Пэм стыдно и за это. Бог любит её, а она банально не может посещать церковь раз в неделю.       Плачет и плачет. И сама понимает, что пора бы остановиться, но что-то такое на душе тяжелое, что избавиться от этого не так уж и просто. Оно — это чувство — тяготит её.       Пожилой священник в черном облачении, до этого пребывавший в алтаре, подсаживается к ней, изумленный поведением девушки, но понимающе глядя на неё добрыми выцветшими глазами цвета морской волны.       — Дитя моё, — зовет он её, чуть-чуть наклонив голову к ней.       Она заканчивает читать молитву и открывает глаза. Не разжимая ладоней, поворачивается к священнику. От вида его снисходительного выражения лица, источающего свет и тепло, у Пэм внутри успокаивается буря. Каждая морщинка этого священника пропитана жизнью, пускай даже на вид мужчине не менее семидесяти лет.       — Посмотри наверх, — говорит он, и Пэм послушно переводит взгляд выше.       Она видит изображение Иисуса, протягивающего руки. На самом деле, эту картину она уже изучила наизусть, поэтому ничему не удивилась. Священник вновь заговорил:       — Скажи мне, дитя моё, разве есть в твоей жизни что-то, чего бы Он не простил?       Пэм вглядывается в глубокие глаза Христа. Она вспоминает, как Он тысячу раз смотрел на неё так же, с изображений икон и картин, и каждый раз она чувствовала себя защищенной; словно бы он давал ей физическую защиту, нежели душевную.       Его присутствие она всегда чувствовала. И будет чувствовать всегда.       Она долго еще смотрит на изображение. Священник, улыбнувшись по-отечески, кивает и молча удаляется на службу — вот-вот начнется Причастие.       Пэм поднимается со скамьи, и, подняв взгляд, она видит лицо (точнее, профиль), провоцирующее в ней все внутренние грехи.       Джастин стоит у икон, сунув руки в карманы. Он без особого интереса рассматривает всё вокруг него, и, будто бы почувствовав пристальный взгляд, поворачивает голову.       Делински мысленно умоляет себя не начать злиться. В конце концов она пришла в церковь для того, чтобы причаститься — а то есть, освободиться от грехов и покаяться за их совершение. Она не настолько религиозна. Но ей хочется хотя бы снять с себя эту тяжелую ношу через подобный обряд.       И сейчас, человек, с которым она согрешила, стоит в нескольких метрах от неё.       И, зараза, смеет нагло улыбаться.       Пэм отворачивается, чтобы лишний раз не сорваться. Она в церкви, между прочим, и тут такое поведение и душевной настрой не то, что нежелателен — он тут, мягко говоря, не приветствуется вообще.       Люди так устроены, что когда они хотят что-то забыть, они начинают вспоминать это постоянно. И ладно, если бы Пэм была далеко от Джастина и вспоминала его невольно, как бы в перерывах своих других важных мыслей, но он постоянно появляется рядом с ней каким-то образом.       Пэм смотрит на Христа. «Это что, еще одно твое испытание для меня?».       Джастин не один. Рядом с ним постоянно ходят двое людей: женщина, одетая в желтое закрытое платье и мужчина в темном свитере и штанах. Видимо, его родители. Которые заставили Джастина зачем-то одеться в черный строгий костюм, когда сами выглядят довольно по-простому.       Как назло, Бибер выглядит сногсшибательно. Дьявол во плоти, ну вы взгляните. Пэм едва сдерживает себя в ужасных мыслях.       И мыслях сколько не насильственного характера, а порочного.       Пэм снова читает молитву, запинаясь и начиная сначала.       К началу Причастия люди подходят к алтарю, стараясь не толпиться и не создавать суеты. По иронии судьбы, Пэм оказывается прямо перед Джастином, и его присутствие нервирует.       Перед Причастием людям необходимо поприветствовать друг друга — пожать руку, обнять или поцеловать в щеку. Когда Пэм видит, как все вокруг доброжелательно здороваются, то паника охватывает её с головой, и она боится пошевельнуться. Но ей не стоит даже делать шагу — Джастин наклоняется к ней сзади, оставляет едва ощутимый поцелуй где-то на скуле, и шепчет:       — Привет.       Его шепот глубокий и горячий, а место, которое поцеловал Джастин, начинает гореть и пульсировать. Пэм опять сдерживает себя в мыслях, но руки непроизвольно сжимаются в кулаки, а живот втягивается настолько, что вдох у девушки получается звучным.       Она пришла сюда с намерениями освободиться от грехов. Но только что согрешила снова.       Весь обряд Пэм чувствует себя не в своей тарелке: под пристальным Божьим взором, под пристальным взором Джастина. Она не понимает, чего он приперся сюда — он ведь даже не верующий и вполовину.       Господи, помоги Пэм.       По окончанию она стремительно направляется к выходу, чуть ли не путаясь в собственных ногах и не задыхаясь от собственной злости. Она обязательно помолится сегодня перед сном. Она обязательно вернется в церковь еще раз, потому что она всего лишь глупое дитя, неспособное совладать с собственными мыслями и чувствами.       Пэм выходит из церкви и становится под козырек крыши, смотря на улицу, где все еще льет нещадный ливень. Удивительно, что Бейкерсфилд еще не превратился в Венецию, думает Пэм, доставая телефон из сумки.       Она с досадой стонет, когда видит, что он выключился от попавшей в него влаги. Добраться до общежития теперь кажется невозможным.       — Ждешь карету, принцесса? — насмешливый голос появляется из ниоткуда, разрывая шум дождя.       Пэм тут же поворачивается, замечая Бибера рядом.       — Что ты тут забыл? — уже не сдерживаясь в эмоциях, спрашивает Пэм, и место поцелуя снова начинает жечь. — Насколько я знаю, с Богом ты не особо дружишь.       — Ну, как тебе сказать, — Бибер приподнимает плечи, пока сует руки в карманы строгих штанов, — мы с ним старые приятели.       — Кажется, я понимаю, почему вы не поладили…       Джастин усмехается и коротко смеется. Какое-то время он молчит, смотря на происходящее в метре от него. Ливень его тоже не очень радует.       — Мои родители очень верующие люди, — снова говорит он, но голос его уже не оттеняет насмешкой. — Я пытаюсь быть хорошим сыном и ходить с ними в церковь.       Пэм возмущается до кончиков пальцев.       — То есть ты еще и перед родителям нечестен? Прелестно.       — Ага, — безразлично кивает Бибер, — честность это вообще глупость редкостная. Я предпочитаю говорить людям то, что они хотят слышать и создавать иллюзию того, что я им близок, когда на самом деле считаю их идиотами. Это простая манипуляция. Или это тоже грех?       Делински не может поверить, что существуют на свете такие противные люди, как он. Он чистой воды манипулятор, он сам признал это только что. И все эти благодетельные поступки с его стороны — фальшь. Он считает Пэм идиоткой.       Понимая это и то, что он просто играется с ней, Пэм саркастически усмехается и отводит взгляд, складывая руки на груди. Она кривит губы, пока её взгляд теряется где-то между линиями дождя. Девушка не может понять такого человека, как он. Не может понять, почему он свалился именно на её голову, а не на чью-то еще.       Хотя, сама виновата. Если бы не та проклятая вечеринка…       От негативных мыслей складочка, образовавшаяся между бровей Пэм, начинает болеть. У девушки всегда так, когда она часто думает о чем-то плохом. Мысли сразу отражаются на ней и она чувствует себя отнюдь не самым лучшим образом.       — Ну, — Джастину, видимо, не нравится, когда тишина затягивается, — так ты ждешь, пока тебя твой парень заберет или что?       — Какой еще парень? — Пэм закатывает глаза и вздыхает, отчего её плечи приподнимаются и опускаются.       — Ну, этот блондин. Питер. Вы отлично смотритесь, ты ему очень подходишь.       — Что ты вообще..       Она разворачивается к нему, чтобы обрушить на него тираду вопросов, но как только видит ухмыляющееся лицо, то замолкает.       Джастин знает, что Питер — не её парень. И он не думает так, как говорит.       «Простая манипуляция».       Он издевается над ней. Любому очевиден тот факт, что Пэм и Питер — абсолютно разные люди. Это как принц и нищая.       — Ты просто несносный и наглый идиот, — цедит Пэм сквозь зубы, подходя к Джастину и обескураживая его своим яростным взглядом. — Не смей больше приходить в церковь.       И ей уже становится плевать на эту стену из дождя и километровые лужи на земле. Она спускается со ступенек и выходит из-под козырька, позволяя ливню обрушиться на её голову и плечи. Капли стекают по её лбу, носу, губам; прокрадываются сквозь джинсовую куртку и теплый кашемировый свитер.       Она уже не под дождем, она — его часть.       Пэм даже не видит, куда идет — только чувствует, как её ботинки наполняются водой и громко хлюпают. Через пару секунд она слышит оглушающий сигнал машины и зажмуривает глаза, замирая на месте.       Её дергают за руку назад, и тело её тут же отшвыривает в близстоящий столб. Благо, головой не ударилась.       Джастин все еще держит её за запястье, больно сжимая его чуть ли не до посинения. Парень тяжело дышит, слизывает капли дождя с губ, а его взгляд мечется по испуганному лицу Пэм. Она открывает глаза и видит его лицо очень близко; видит, как его русые волосы сильно намокли и прилипли ко лбу.       Он смотрит на неё непонятным ей взглядом. Будто бы испуганным и в какой-то степени отчаянным. Джастин еще раз облизывает нижнюю губу. Отпускает запястье девушки.       — Прости, — говорит он, и его голос сливается с шумом дождя.       Пэм замирает на месте. Сердце, почему-то, начинает биться чаще.       Джастин отступает на полшага, и лицо его отдаляется, но по-прежнему его видно достаточно хорошо. Ливень не щадит его прическу.       — Прости, ладно? — он повышает голос, который еще чуть-чуть — и точно надломится. Джастин убирает мокрую челку со лба, зачесывая её рукой наверх и прижимая к макушке. — Я пытаюсь извиниться перед тобой уже который день, но каждый раз что-то идет не так. Меня бесит, что мы с тобой не понимаем друг друга, и это же забавляет. Мне просто иногда хреново от этого, ведь ты, блин, такая… — его взгляд бегает по её лицу будто в поисках нужного слова для её описания. — Ты цвета хаки, Делински, а я этот цвет ненавижу.       Удары сердца в груди Пэм становятся такими громкими, что они заглушают шум дождя. У девушки пульсирует в висках, в ушах, в месте, куда её поцеловал Джастин. Она стоит, замерев в одной позе — прижавшись спиной и ладонями к столбу позади неё.       Она тяжело сглатывает. И совсем не понимает, как ей нужно реагировать.       Ему нельзя доверять, это уже точно. Этот человек это подтвердил недавними словами, что честность для него — редкостная глупость.       И его слова про цвет… Какой? Хаки? О чем это он?       Пэм качает головой, смотря прямо на Джастина. Она отмирает и подходит к нему.       — Я не могу тебе верить, — говорит она, но в душе понимает, что хотела бы этого.       — Знаю, — Джастин раздраженно вздыхает и вытаскивает телефон, совсем не заботясь о том, что он промокнет.       Свободной ладонью он прикрывает его от дождя, пока второй набирает что-то. Спустя несколько десятков секунд он поворачивает дисплей в сторону Пэм, и она опускает на него взгляд.       Университетский блог.       — Я нашел хакеров и заплатил им, чтобы тот пост удалили. Теперь никто не узнает о случившемся, — сдавленным голосом говорит Джастин.       У Пэм накапливается миллион вопросов за эти несколько минут. Как, черт побери, она должна это понимать? Как она должна относиться к этому человеку? Как она должна жить и учиться рядом с ним? Как она должна свыкнуться с мыслью, что их теперь связывает одна ошибка? Именно с ним, мать его, не кем-то еще — Питером или кем угодно из той же гребанной футбольной команды — именно с Джастином Бибером.       Джастин Бибер не вызывает у неё доверительных чувств. Он отлично играет на чужих нервах и манипулирует людьми. Он заставляет чувствовать себя жалко и ничтожно, и ему ничего не стоит уничтожить кого-либо лишь словами.       Вот только в жертвы он выбрал себе лишь Пэм. Ведь она никогда не видела, чтобы он так издевался над кем-то еще.       Но он только устранил причину её переживаний. Он спас её грешную задницу от мерзкого клейма.       Но остается вопрос: зачем?       Джастин убирает телефон в карман, предварительно проведя по ним ладонью и стряхивая капли. Он тыльной стороной ладони почесывает нос и шмыгает.       — Пойдем, мои родители подвезут нас.       И, не дожидаясь ответа, обходит её и идет в сторону церкви.       Он знает, что она пойдет за ним, и так же знает, что он только что поставил её в тупик. В любом случае его задача выполнена.       У Пэм не удалось избавиться от душевного груза. Но зато это удалось Джастину.