NF feat. Britt Nicole — Can You Hold Me (3:41)
Она бежит через весь Рейвенвуд на парковку, как в бреду — перед глазами как будто расстелился туман, и везде мерещится силуэт Джастина. Щелкнув на кнопку и сняв сигнализацию, Пэм усаживается в машину и кидает на заднее сиденье свою сумку, из которой высыпается несколько книжек и тетрадей. Она вставляет ключ зажигания, поворачивает его и ударяет по педали газа ногой, сдвигая машину на трассу. Пэм знает, куда мог сбежать Джастин. Ей хочется только одного — чтобы он не натворил глупостей. Господи, сбереги этого парня от самого большого греха, который он только может совершить. Все равно, каких размеров его боль, все равно на его страшные мысли — Пэм готова забрать его страдания себе. Она не знает, как это сделать, но она попытается изо всех сил. Она не готова к такому удару. Джастин не может так поступить. Господи, только бы пистолет оказался не у него. Господи, только бы он не решился забрать у себя жизнь. Господи, только бы он сейчас дышал. Пэм не замечает, что плачет. Слёзы начинают мешать смотреть на дорогу. Держа одной рукой руль, второй она вытирает лицо, размазывая тушь по разгоряченным щекам. Она бросает быстрый взгляд на спидометр и видит, что разогналась до такой степени, что одна неосторожность может закончиться аварией или штрафом, но разве это важно сейчас? Жизнь её близкого человека сейчас может висеть на волоске. А когда кого-то очень сильно любишь, ты не замечаешь, что страх перед собственной смертью сменяет страх за жизнь другого. Стрелка на спидометре опасно переваливает за восемьдесят миль в час. Кровь вскипает в жилах, заставляя девушку крепче схватиться за руль. Так страшно не успеть... Делински несколько раз поворачивает руль, прежде чем выехать на дорогу, ведущую за черту города. В прошлый раз путь занял около часа, но теперь в запасе нет такого количества времени. На счету каждая чертова секунда, и Пэм боится, что даже если выжмет из этого старого тостера весь максимум, этого может не хватить. Ей кажется, будто она движется очень медленно, но внутренние инстинкты не дают совсем сорваться и понестись по шоссе, а затем закончить перевернутой в кювете. Сейчас она должна быть осторожной. Хотя бы ради Джастина. Больше всего она боится, что уже опоздала. Что опоздала в ту же секунду, как днем ранее вышла из больницы с обманчивым чувством безопасности и спокойствия, будто Джастин теперь будет в порядке. Господи, лишь бы… Она громко всхлипывает и машинально прикладывает руку ко рту, но второй крепко держится за руль. Сердце в груди разрывается и будто просится наружу — девушка чувствует пульсацию в висках. Снова вытерев с лица слёзы, она ухватывается за руль и снова набирает скорость, молясь Господу, чтобы ничего ей сейчас не помешало добраться до Джастина. Впереди начинают вырисовываться частые ряды деревьев и пропадают жилые дома, что заставляет девушку снова надавить на газ и маневрировать между редкими автомобилями на трассе. Отовсюду слышатся сигналы. Она резко тормозит у знакомого места, надеясь, что правильно запомнила дорогу. Знакомые стволы деревьев и пустынная трасса — единственные путеводители. Пэм выпрыгивает из машины, едва ли остановив её и поставив на сигнализацию, после чего ступает на поляну из грязного снега. Ориентируясь лишь на собственную память, Пэм пробирается сквозь чащу леса и хватает ртом воздух, обжигающий её гортань изнутри. Эти деревья вокруг кажутся бесконечными, но когда до слуха доносится приглушенный шум воды, Делински обретает силы вновь и, наплевав на покалывание в боку, ускоряется и бежит. Спустя несколько минут бега, впереди оказывается знакомый разрушенный домик на сваях. Делински поднимается по склону и влетает в дом через открытую дверь. Сердце перестает биться. Потому что Джастин держит пистолет у своего виска. Тот самый чертов пистолет шерифа Джонсона. — Джастин… — давит она, чувствуя новый поток слёз. Он поднимает голову и позволяет взглянуть в его глаза. Его взгляд такой разбитый и испуганный, что с каждой секундой Пэм начинает казаться, что она точно умрет прямо здесь. Даже без пули. — Не подходи, — цедит он сквозь зубы таким надломленным тоном, что не выдерживает и всхлипывает. — Только не подходи, Делински… — Я прошу тебя, не делай этого, — она осторожно делает шаг, но отступает, увидев, что Бибер решительно держит палец на спусковом крючке. — Мы справимся, я обещаю, просто… — Просто что? — из глаз у парня текут слезы. — Это ведь из-за тебя всё вышло из-под контроля, разве ты не понимаешь? Слова — как удар. Эмоциональная пощёчина. — Ч-что?.. — не понимает девушка. — Ты, — он указывает на неё пистолетом, снова шмыгнув, и у Делински, почему-то, отсутствует страх за собственную жизнь. Она боится за его. — Ты заставила меня вновь чувствовать вещи, которые я хоронил в себе два чертовых года! Ты вернула меня из мертвых — к живым, и теперь из-за тебя я вынужден умирать снова! Его лицо искажается гримасой боли и страха, поэтому он перестает сдерживаться и начинает плакать. Руку, держащую пистолет, он подносит к лицу, прикасаясь тыльной стороной ладони ко рту, будто пытаясь заглушить всхлипы. Он так беззащитен и в тот же момент властен над собственной жизнью. — Я не просто так тебя ненавидел, Делински, — Джастин почти выплевывает эти слова со всей злостью и отчаянием, что он накопил в себе. — И дело даже не в твоем идиотском цвете. Ты дала самое худшее, что только можно дать умирающему — надежду. Это всё похоже на кошмар. Сюрреалистичный и выбивающий землю из-под ног кошмар. — Поэтому сделай мне одолжение. Он подходит к ней и сует в руки заряженный тяжелый пистолет. Падает перед ней на колени, смотрит красными стеклянными глазами снизу вверх, произнося единственное слово, как мольбу: — Стреляй. Пэм бросает в жар. Сумасшедшее биение сердца ощущается во всем теле. Она хочет выбросить к черту этот пистолет, но пальцы будто примерзли к жесткой рукоятке. — Что..? — Если любишь меня — стреляй. — Я этого не сделаю, — полушепотом отвечает она, не в силах пошевелиться и перестать смотреть на Джастина, стоящего перед ней на коленях. — Как ты можешь просить меня о таком? Разве это возможно — застрелить человека, которого так сильно любишь? Нервы у Джастина сокращаются от рыданий. Он содрогается во всхлипах, опуская голову и опасно прижимаясь лбом прямо к дулу пистолета. Прикрывает глаза. — Я уже мёртв. Прошу тебя, Пэм... — он шепчет, крепко схватившись за подол пальто девушки, — я ведь не могу сам... Умоляю. Только так боль уйдет... Пэм чувствует себя так, будто её сердце пронзают колом. В груди больно настолько, что тяжело дышать, а из-за рыданий это делать вдвойне тяжело. — Мы... мы что-нибудь придумаем, я обещаю, — пальцы у девушки крепко держат ледяную рукоятку. — Тебя ни в чем не обвинят, — продолжает настаивать Джастин. — Просто сделай это. — Ни за что, — она хочет опустить пистолет, но парень крепко хватается за него и не дает это сделать. — Либо это сделаю я, либо ты. Ну же! Если бы ваш любимый человек попросил вас убить его, вы бы сделали это? Если бы он страдал настолько, что этим страданиям предпочел бы смерть? Если бы ваш любимый человек заставил вас покончить с ним, как долго бы вы держали палец на спусковом крючке? Но иногда жизнь такая невыносимая, что другой вариант найти сложно. Порой другого варианта даже не существует. — Пожалуйста, Пэм… Среди пустого леса звучит оглушающий выстрел.***
Можно ли назвать это убийством, когда человек слёзно об этом просит, как жаждущий — воды, а голодающий — пищи? Когда в его жизни всё становится так плохо, что каждое утро он просыпается с чувством разочарования из-за того, что всё ещё дышит? Когда человек написал сотни прощальных записок, но ни одной из них не нашел применения из-за своей банальной слабости и страхом перед неизбежным? В нескольких записках он оставил одни и те же строчки:…если я не смог сделать это сам, значит, я уговорил кого-то.
Сотни рваных тетрадных листов в клетку.…потому что я так захотел. жить, в любом случае, больнее. не вините никого.
Шерифу Джонсону доложили, что с помощью видеокамер установили личность человека, укравшего его пистолет. Вырванные тетрадные листы с суицидальными и депрессивными мыслями были скомканы и спрятаны под матрасом больничной койки. Их случайно нашла уборщица, меняющая постельное белье.…простите, шериф. ваше оружие мне нужно лишь на время. уверен, вам его вернут.
Шериф лишь пораженно снял свою фуражку и приложил к сердцу, увидев все эти записи. Он покачал головой и глубоко вздохнул. — Что же ты натворил, парень……боже. я никогда не думал, что будет так больно и страшно.
— Мы уже сообщили в отдел, — миссис Стюарт поджала губы, держа в руках скомканные листки. — Ваше оружие вам будет возвращено немедленно. Поисковый отряд уже в пути. Шериф возмущенно раздул ноздри и нахмурил брови. — Где-то сейчас может застрелиться молодой парень, а вы думаете лишь о том, вернут ли мне мой пистолет?! Джонсону больно. Он, как отец, знает, каково это — сталкиваться взглядом с умирающим молодым парнем. Он знает, как ярко могут сверкать от слёз глаза, не видевшие жизни, но столкнувшиеся со смертью. — Мистер Джонсон, вы даже не представляете, как этот парень страдал, — Стюарт кинула ещё один взгляд на записки Джастина. — Ему оставалось всего ничего. Он только ускорил.. — Хватит! Я сейчас же отправляюсь на его поиски. Джонсон больше не мог слушать этот бессердечный бред миссис Стюарт. Конечно он знал, как сильно страдают молодые люди от взрослых болезней. Ему не повезло убедиться в этом на примере родного сына, каждый день захлебывающимся в слезах из-за постоянных болей. Шериф поспешил сесть в черно-белый патрульный «Шевроле» и включить полицейскую сигнализацию. Пока перед глазами всё ещё стояли записи того парня, он точно знал, что должен хотя бы попытаться ему помочь. Хотя бы попытаться успеть.***
Fleurie — Love Has No Limits
Это было самое тяжелое и болезненное решение для Пэм Кейси Делински. Сомнений в том, что этот выстрел поделил её жизнь на «до» и «после» не было. Она не знала, правильно ли она поступила, но тогда что-то внутри неё так сильно взвыло от отчаяния и ужаса, что она, выронив пистолет из дрожащих рук, заплакала еще громче прежнего. Девушка обессиленно упала на колени рядом с Джастином. — Прости меня, — прошептала она, положив руку на его холодную щеку. После оглушающего выстрела лесная тишина вокруг казалась слишком ощутимой. Не было слышно шелеста деревьев или пения птиц. Мир замолчал. — Слышишь? Прости, Джастин, — она опустила голову и накрыла лицо руками. Если бы ваш любимый человек умолял вас убить его, вы бы это сделали? Нет? Делински тоже не смогла. Джастин не верил в происходящее. Он всё так же стоял на коленях с зажмуренными глазами, боясь пошевельнуться или сделать вдох. Перед тем, как прозвучал выстрел, он позволил себе в последний раз вдохнуть свежий воздух. Спустя почти минуту он понял, что живой. Он всё-таки открыл глаза, делая это осторожно, будто боясь увидеть перед собой Ад. Но всё, что он увидел — плачущую перед ним Делински. Он был уверен, что слышал выстрел. Его сложно было бы не услышать и не ощутить, как от такого громкого звука вздрогнуло и напряглось всё тело. Но Джастин всё-таки не понимал. И понял лишь тогда, когда с уст Пэм сорвалось очередное «прости». — Ты не?.. — почти одними губами спросил Бибер, трясясь от холода и страха. Парню казалось, что ему всё это мерещится. Он не знал, что такое смерть. Он допускал мысль, что его тело лежит мёртвое, а его дух открыл глаза и взглянул на рыдающую Пэм. Вот только она подняла на него глаза, полные боли и слёз, а потом покачала головой. В её растрепавшемся каре застряло несколько маленьких щепок от древесины. — Но… выстрел… — Джастин обвел потерянным взглядом разрушенный домик, от вида которого внутри сверлило все органы. На глаза попался пистолет, лежащий неподалеку от парня с девушкой. Пэм молча подняла голову наверх, и Джастин проследил за её взглядом. В ветхом потолке через маленькую круглую дырку просачивался тусклый солнечный свет. Делински выстрелила не в него. Она спасла ему жизнь. Но Джастину хотелось понять, почему он, оставшись в живых, чувствовал себя хуже мёртвого? После не случившейся трагедии Пэм отвезла его обратно в больницу. Они оба молчали всю дорогу, потому что знали, что слов здесь не подобрать. Только тихо плакали, смотря на дорогу и сменяющиеся за окном ряды деревьев. Солнца по-прежнему не было, над Бейкерсфилдом висели серые тучи. Приближалась пасмурная весна. Шериф Джонсон, увидев Бибера, еле сдержался от слёз и крепко обнял худощавое ослабшее тело парня. Джастин, еле держась за рубашку мужчины дрожащими пальцами, закрыл глаза и уткнулся ему в плечо. Он чувствовал отцовское тепло, о существовании которого уже давно забыл. И пускай Джонсон не был ему папой. Он видел его страдания и переживал за парня по-отцовски. В ту ночь умер его сын. Джонсон, выбежав из палаты, истошно закричал и упал на колени посреди коридора. Он схватился за лысую голову и склонился лбом к холодному кафелю, не переставая кричать и спрашивать Бога: за что? Джастин, выйдя из своей палаты на шум, увидел рыдающего шерифа и подумал о том, что и Пэм когда-то это испытает. И тогда он подумал о том, что лучше бы она застрелила его, когда была возможность, нежели продлила ему страдания и надежду – себе. Он боялся не умирать, а того, как это ударит по натерпевшейся Делински. Джастин злился на неё с тех самых пор, как она спасла ему жизнь. Он ненавидел её, потому что та не понимала, что Джастин хотел уйти как можно скорее лишь чтобы не отравлять ей жизнь. Он всего лишь о ней заботился. Как мог. Потому что больше не знал, как должен давать надежду. Очевидный неизбежный конец всё близился. Но если она дала ему еще один шанс, то он, наверное, не должен растрачивать его попусту? Наверное, его последние дни должны быть наполнены любовью, улыбками и радостью? Как бы он этого хотел. Господи, как бы он хотел.***
Anson Seabra — Robin Hood
Прошло две недели. Всё более менее забылось, но при виде больного Джастина у Пэм саднило в груди всё сильнее. Она знала, к чему всё идет. Она знала, но продолжала навещать его каждый день. Неизменно садилась на койку рядом с его бедром, брала его за руку и начинала рассказывать обо всём, что приходило в голову, лишь бы избегать разговора об утомляющих процедурах Джастина и его лечении, которое уже мало помогало ему. — Столько всего произошло за этот год, да? — как-то грустно усмехнулась Пэм, опустив взгляд на свои колени. — Я бы никогда не подумала, что со мной может такое случиться на первом же курсе университета. — Не жалеешь? — спросил Джастин, склонив голову на подушке и смотря на Пэм. Он заметил, что она немного поправилась. Ему нравилось, как она выглядит в здоровом весе. — О чем? — она повернула к нему голову. — Обо всем, что случилось. Она тяжело и глубоко вздохнула, сделав это как-то рвано. Её тело содрогнулось, но она быстро взяла себя в руки и нашла в себе силы слабо улыбнуться. Джастину от этого стало плохо. Делински привыкла к своей боли. Это больше, чем плохо — это ужасно. Она не должна жить вот так, подавляя в себе порывы заплакать и бояться улыбнуться искренне. — Я встретила тебя. Никогда в моей жизни я бы не пожалела об этом. Было видно, что она говорила это, преодолевая ком в горле. Она тяжело сглотнула его и отвернула голову опять, спрятавшись за отрастающим каре. Джастин смотрел на неё с сожалением. Ему хотелось бы, чтобы она никогда не чувствовала того, что чувствовала тогда. Этой жалости, боли, страха и любви. Он придерживался позиции, что ненависть между ними была бы куда лучше той разрушающей любви, что случилась с ними. Он иногда думал о том, как бы сложилась его жизнь, если бы он тогда на вечеринке выбрал не её. И приходил к выводу, что несмотря на весь кошмар, он бы не поменял ход событий. Он бы испытал это снова, если бы не ранил Делински. Он бы выбирал её снова и снова, потому что её цвет он увидел задолго до того, как она сама встретила его. Джастин не единожды ненавидел и любил цвет хаки. Это лучший опыт в его недолгой жизни. — Больше не влюбляйся в придурков, — попросил Джастин, когда Делински снова повернулась к нему. — Ты заслуживаешь гораздо большего, Пэм. Он поднес их сплетенные пальцы к губам и оставил поцелуй на тыльной стороне ладони девушки. Делински сделала вдох через приоткрытые губы, чувствуя, как сердечный ритм снова сбился. Нетрудно было догадаться, что Джастин прощался с ней. — Знаешь, — она выпрямилась и расправила плечи, пытаясь прийти в себя. — Мои родители хотят выбраться завтра в Делано на барбекю к нашим родственникам. Я рассказала им о тебе и они настояли на том, чтобы я пригласила тебя. Бибер улыбнулся, и у Пэм внутри зацвели розы. — Как ты меня им представила? — он поглаживал большим пальцем кожу её руки. — Ну, я… — она прочистила горло и начала краснеть. — Я просто сказала, что встретила кое-кого и… — Не ломайся, Делински. Ты сказала им, что я твой парень? Он говорил это тоном прежнего Джастина, который любил стебаться над Пэм и наслаждаться её реакцией. Но в этот раз он не подразумевал чего-то плохого. Он всего лишь хотел ещё раз взглянуть на то, как заливаются краской её щеки. Девушка сдалась и стыдливо отвернула голову к стене, но руки не расцепила. — Да, я так сказала. Джастин заулыбался еще ярче и поднялся с койки, что отдалось резкой болью в голове, но он не обратил на это внимания. Парень приблизился к девушке и поцеловал её в плечо сквозь тонкую ткань свитера. Он уловил приятный запах. — Ты всё ещё пахнешь дождём. Когда она повернулась, чтобы ответить на это, Джастин поднял голову и не упустил момента поцеловать девушку в губы. Он чувствовал, как горела от смущения её кожа, и его не могло это не сводить с ума. Они разорвали долгий и чувственный поцелуй, после чего мягко соприкоснулись лбами. Сердца у обоих бились в бешеном ритме, почти в унисон. Раскрасневшаяся Делински, выравнивая дыхание, тихо спросила: — Ты придешь? Джастин сглотнул, чувствуя, что ему вновь становится плохо. Он не хотел лгать ей. Но и не хотел говорить «нет». Но за последние месяцы он понял, что всегда лучше говорить правду. — Прости, я не смогу. — Но почему? Мы можем договориться с миссис Стюарт, — тоном обиженного ребенка возмущалась Пэм, отодвинувшись от его лица. — Я не понравлюсь твоим родителям, поверь, — он тихо и хрипло засмеялся, снова прильнув к девичьим губам. Пэм не сопротивлялась. — Поезжай без меня. Побудь с семьей, — добавил он, прекратив поцелуй. Она грустно вздохнула и протянула руки к его плечам, чтобы обнять. Он обхватил её спину и уткнулся носом в её шею, вдыхая запах летнего дождя снова и снова. В один момент он понял, что если бесконечная пустота после смерти существует, ему будет там не хватать прикосновений к этой девушке. — Если я уеду, ты пообещаешь, что не попытаешься снова… — Пэм отстранилась от него и взглянула ему в глаза. — Нет, не попытаюсь, — Джастин покачал головой, — обещаю. В этот момент зашла миссис Стюарт, готовая провести ещё одну процедуру. Пэм поднялась с кровати и расцепила пальцы с Джастином. Она смущенно улыбнулась ему в последний раз и поздоровалась с врачом, и как только хотела уйти, Джастин остановил её, окликнув по имени. Она повернулась почти у двери, а потом подошла ближе. Бибер скинул со своих ног одеяло и ступил на холодный пол, после чего сделал несколько решительных шагов в её сторону и ещё раз горячо обнял девушку. Пэм, конечно, не задавалась лишними вопросами, а только сильнее обхватила его поясницу и положила щеку на грудь Джастина. Он был рад, что она ничего не спросила. Потому что тогда бы она не уехала, если бы знала, что обнимает его в последний раз.***
Sleeping At Last — Already Gone
Он долго смотрел на вечерний Бейкерсфилд, прежде чем сесть в серый «Вольво» и пропасть навсегда. Отчаянно хватался взглядом за этот пейзаж, который до тех пор игнорировал. Блекло-красный закат над фасадами домов выглядел таким завораживающим, что Джастин ощущал в полной мере, насколько прекрасна жизнь вокруг. И насколько трагична его собственная. Возможно, ему было предначертано судьбой умереть таким молодым. Джастин думал, что больше бы он сам не выдержал. Его лучшая подруга когда-то предала его и заставила его родителей думать, что он чуть не убил её. Таким образом он потерял их доверие и всяческое уважение. Они не принимали его и отказывались верить, что их сын лишь пытался спасти Сашу. Его раны так и не зажили. Со временем он обрел новую жизнь вместе с новыми людьми. Некоторые из них врали ему, ненавидели его, обходили стороной, но были и те, кто готов был понять его. Вот только Джастин сгорал от мысли, что его ненавидят собственные родители. Он чувствовал себя ошибкой человечества, искал недостатки только в себе самом. А потом, когда ему поставили диагноз, он убедился, что появился на этот свет по ошибке. Он ненавидел факт того, что живет. Но в тот момент, когда он прощался взглядом с улицами родного Бейкерсфилда, он плакал и осознавал, что сильнее ненависти к своей жизни был панический страх перед собственной смертью. Он не знал, что его ждет впереди, он боялся неизвестности. Ему было так страшно, что несколько раз таксисту пришлось остановить машину и позволить Биберу выйти из неё и подышать воздухом. Когда Клем открыла перед ним дверь, то тут же выронила из рук чашку чая и пораженно ахнула. Перед ней, еле удерживаясь на тощих ногах, стоял бледный внук с мокрыми от слёз щеками. В груди у Клементины чудовищно заныло. Она помнила их уговор с Джастином. Когда-то он пообещал ей, что она и Джеральд будут последними, кто увидит его живым. Они, конечно, пытались заставить его остаться в больнице, но Джастин привел достаточно сильный аргумент: он хотел уйти в окружении тех, кто его по-настоящему любит. Это был первый раз в жизни Клем, когда она была не рада появлению внука. Она осторожно обняла его, чтобы не сделать больно, и горько заплакала, держась руками за его клетчатую рубашку. Клем прислушивалась к слабому биению сердца парня и в мыслях безостановочно молилась, чтобы Джастин ушел безболезненно. Мирно. Ведь он всего лишь молодой парень. Ему даже не исполнилось и двадцати. На следующий день Пэм вернулась из своей поездки. Отдохнувшая и переполненная воодушевлением из-за предстоящей встречи с Джастином, она направилась в больницу, где все её надежды рухнули и превратились в пепел. Джастина нигде не было. В больнице он больше не числился. Перебарывая накатившую тревогу, Делински позвонила всем, с кем когда-то общался Джастин. Она позвонила Ширли, Мете, Нэт, Ноа, Питеру, Биби — всем, но никто не знал, где он. Тогда она приняла решение отправиться к дому его родителей, предварительно выяснив точный адрес у Питера. Когда дверь открыла невысокая женщина, у Пэм перехватило дыхание. Мама Джастина была беременной. И она не выглядела как кто-то, у кого умирал сын, что заставило Пэм разозлиться и молча попятиться назад, вызвав у миссис Бибер недоуменный взгляд. В разрушенном одиноком убежище Джастина тоже оказалось пусто. Маленькая дырочка от пули в потолке подняла в Пэм тревогу пуще прежней. Она подумала о том, что Джастин на этот раз сделал всё быстро, не забыв перед этим сжечь мосты за собой. От окончательного нервного срыва Пэм удерживало лишь данное Джастином обещание не пытаться убить себя снова. Она надеялась, что он его сдержал. И тогда она вспомнила о Клем и Джеральде. Такси до Дождливой Долины вышло куда более дорогим, чем предполагала Пэм, но это был единственный способ быстро добраться до нужного места. Из машины девушка чуть ли не вылетела пулей, трясущимися руками отдав таксисту несколько долларов. Она несколько раз постучалась в дверь кулаком, отметив про себя, что это было слишком агрессивно и настойчиво. Те секунды, что ей не открывали, казались настоящим адом. Пэм чувствовала, как трясет всё её тело и какое отвратное чувство паники разрослось внутри живота. Её лоб покрылся испариной. Она постучала ещё раз, позвав Клем, и та, наконец, открыла. Её лицо блестело от слёз. — Нет, — Пэм рвано выдохнула и покачала головой, чувствуя, как печёт в глазах. — Нет, этого не может быть… Клем лишь опустила голову и прижала ко рту ладонь, отойдя в гостиную и встав рядом с Джеральдом, что тоже тихо плакал, по-мужски. Взглянув на Пэм, которая прошла в дом на ватных ногах, он тяжело вздохнул. — Он наверху, малышка. Делински глотала слёзы, её всхлипы сливались в унисон со всхлипами Клем. Девушка, крепко держась за перила, поднялась наверх, боясь столкнуться с тем, чего так долго боялась. Преодолев последнюю ступеньку и оказавшись на втором этаже, Делински пораженно упала на колени, чувствуя, что душа у неё разорвалась в клочья. Она больно впилась зубами в нижнюю губу и опустила голову, после чего начала скалиться и качать головой из стороны в сторону. — Ты не мог, не мог! — кричала она, не в силах снова поднять голову и взглянуть на кровать. Он остался таким же красивым. Токсоплазмоз заставил его покрыться сыпью, отощать почти до костей и сделаться бледным, как снег, но черные длинные ресницы, русая челка и аккуратные черты лица остались такими же, какими Пэм их и запомнила. Джастин так много всего не успел. Он не закончил университет, не помирился с родителями, не объяснил Мете, что это он спас Сашу. Он не прочитал книги, о которых рассказывал Делински, не увидел вживую Майли Сайрус, не отдал деньги на благотворительность. Пэм думала обо всех этих вещах и не понимала, как должна справиться с этим. Она не представляла, что в её жизни когда-то появится человек, которого она полюбит настолько же сильно, как полюбила Джастина, и пускай она так и не услышала от него ответного «люблю». Её собственных чувств хватало ей с головой. Возможно, именно потому Джастин так и не признался ей в том, что он тоже влюбился в неё, как глупый мальчишка. В её некрасивый цвет, костлявые плечи и кучерявые волосы. Он любил её целиком. Пэм плакала до самой ночи, выйдя в то самое пшеничное поле и крича в небо. Она срывала голос вопросом: «почему он?», злилась на Бога и несколько раз хваталась за свой крестик, чтобы сорвать его со своей шеи, потому что ей больше не хотелось ни во что верить. Она лишь думала о Джастине, которого больше нет. Она думала о том, что он ушел, забрав с собой её всю — её секреты, её душу, любовь. Всё, что ей от него осталось — их общие воспоминания.***
Rhian Sheehan — We Danced Under A Broken Sky
семь лет спустя
Пэм стала детским психологом. Как она и мечтала. Каждый день к ней приходили дети совершенно не похожие между собой, пускай даже они имели одну неизменную схожесть друг с другом — все они были любопытными. Они хотели потрогать мир руками, хотели знать, почему небо голубое, как люди держатся на земле, кем они будут, когда вырастут. Некоторые из них воспринимали Пэм не как врача, а как подругу, потому что, отлично закончив учебу в Рейвенвуде, она познала все тонкости общения с детьми и стала хорошим психологом. Но среди них всех был и особый пациент. Пятилетний Мартин с очаровательными голубыми глазами и шелковыми русыми волосами отказывался со всеми разговаривать. Он угрюмо смотрел на всех вокруг, сложив ручки на груди и надув губы. Именно поэтому его родители и обратились к Пэм — они опустили руки, не зная, как достучаться до сына и сделать его более общительным. — Привет, Мартин, — поздоровалась Пэм, увидев мальчика в своем кабинете. — Какая классная у тебя сегодня футболка! На светлой футболке был принт с черепашками-ниндзя. Мальчик недоверчиво взглянул на неё, но кивнул в знак благодарности и снова отвернул голову. Ему не нравилось, что родители сегодня не смогли пойти с ним на сеанс и оставили его одного. Поэтому он надеялся просто подождать их возвращения на кушетке, с которой практически никогда не слезал. — Сегодня просто чудесная погода, правда? — Пэм взглянула в окно, за которым ярко светило солнце. Разгар лета. — Пошли погуляем? В этом кабинете так скучно. Мартин равнодушно согласился и спрыгнул с кушетки, взяв за руку Пэм и идя с ней на улицу. Психолог купила им по пакетику сока, после чего они пошли на детскую площадку, расположенную на территории городского психологического центра. На разноцветных горках и качелях развлекались и смеялись маленькие дети. Потягивая сок из трубочки, Пэм взглянула на одинокую девочку, сидящую в песочнице. Она не знала её, потому что всех своих маленьких пациентов запоминала. У девочки были светлые волосы, заплетённые в два хвостика, голубое джинсовое платье и смешно надутые маленькие губы. — Смотри, Мартин, — Делински обратила внимание мальчика на ту девочку. — Может, составишь ей компанию? Я вижу у неё вторую лопатку, ей нужно найти применение, не думаешь? Мартин взглянул на девочку и задержал на ней взгляд. В его голубых глазах сверкнуло восхищение. Под лучами солнца мальчик выглядел, как ангел. Но потом он снова отвернулся, будто его кто-то обидел. Пэм наклонилась к нему, чтобы положить руку ему на плечо и слегка потереть в знак ободрения. — Эй, что такое? Ты её знаешь? Мальчик отрицательно покачал головой. — Тогда почему ты такой грустный? Мартин, почувствовав, что психологу действительно интересно знать ответ, повернулся к ней на несколько секунд и одарил подавленным взглядом. Он действительно был чем-то очень опечален, и это отдалось неприятными ощущениями в районе сердца Делински. Она предложила ему свой сок, но тот отказался, снова лишь покачав головой. — Мартин, если ты постоянно будешь качать головой вместо того, чтобы говорить, она у тебя отвалится, — Пэм опустила подбородок и приподняла брови, с улыбкой встряхнув русые волосы мальчика. Это сработало — он немного улыбнулся. Но когда его взгляд вернулся к той девочке и на ней же задержался, то снова заметно поник и грустно выдохнул. — Она не захочет со мной дружить, — наконец признался Мартин, взглянув на Пэм большими голубыми глазами. — Почему ты так уверен? Я же с тобой дружу, — Делински выглядела удивленной. — И у тебя есть лучшая футболка на этой площадке. Голубоглазый опустил голову, чтобы опять взглянуть на свою футболку. Он оттянул её низ кончиками пальцев, под более удобным углом рассматривая своих мультипликационных героев. Вздохнул, отпустив ткань. — Вы не поймете. Вы же взрослая. Взрослые ничего не понимают. Пэм понимающе закивала. — Согласна. Но я не такая взрослая, как ты думаешь. — Наверное, — мальчик пожал плечами, продолжая смотреть на девочку. — Так ты расскажешь мне, почему ты считаешь, что она не захочет с тобой дружить? Мальчик снова глубоко вздохнул. Он сделал это много раз, при этом вяло качая ножками, не достающими до земли. Снова посмотрел на Делински, убедившись, что она всё ещё готова его слушать. Но глубоко внутри он боялся рассказывать причину. Когда-то он уже поделился этим с родителями, и те сказали ему не говорить глупостей. Поэтому он перестал разговаривать вовсе. — Из-за цвета. Пэм нахмурилась, перестав дышать. Она уже слышала что-то подобное. — Цвета? — переспросила она, надеясь, что ей не послышалось. — Она красивая и желтая, — понуро пожал плечами Мартин. — Зачем ей я? Неужели… Это невозможно. — Мартин, — Пэм придвинулась к мальчику поближе, снова обратив на себя его взгляд. — А какого цвета ты сам? Он опустил голову. — Зелёного. Пэм едва сдержалась, чтобы не заплакать. Воспоминания волнами накрыли её с головой, напоминая о первом курсе университета, напоминая о силе цвета хаки, напоминая о парне, который воспринимал людей, как цвета. И она не могла поверить в то, что снова встретила кого-то с такой уникальной особенностью. Несколько лет она не слышала сравнений людей с цветами, успев даже отвыкнуть от них, и в тот момент, сидя рядом с пятилетним мальчиком, что сравнил кого-то с желтым, ей показалось, что это сон. Пэм была рада, что Мартин на неё не смотрел, потому что в ту же секунду по её щекам потекли слёзы. Она потёрла мальчика по плечу, глядя на девочку с желтым цветом и улыбаясь от тёплых и в то же время холодных воспоминаний. — Я тоже, Мартин. Я тоже такого цвета. Пэм гордилась своим цветом. Своим грязно-изумрудным цветом, который не нравился никому, кроме одного особенного парня. Она знала, что именно благодаря ему стала чаще красить ногти зелёным, любить лето из-за его обилия зелени, смотреть в зеркало на свои неизменно большие изумрудные глаза. Хаки-девушка. Джастин так назвал её однажды. И она вряд ли когда-то забудет это прозвище. В тот день Мартин так и не подошел к той девочке. Но Пэм помогла ему обрести небольшую уверенность в себе, сказав, что у него красивый цвет. Она много расспрашивала его об этом, сокрушаясь внутри с каждым его словом, ведь мальчик говорил в точности всё то, что и когда-то Джастин. Мартин воспринимал мир лишь определёнными цветами, запахами и звуками. Пэм попросила его никому не рассказывать про «супер-способность» видеть чужие цвета. Мартин, завороженный интригой, согласился и пообещал психологу, что его секрет никто не узнает. Тогда Делински снова заботливо потрепала его волосы и сказала: «рассказывай это только тем, кто этого заслуживает». И тогда мальчик понятливо кивнул и впервые вышел из кабинета с улыбкой, где его уже ждала старшая пятнадцатилетняя сестра. Прежде, чем закрыть дверь, Пэм услышала, как Мартин делится своей тайной с Линдой. И та, судя по всему, обрадовалась, потому что послышалось восхищенное «ого!», а потом коридор наполнился детским смехом. Делински любила свою работу. Лежащий на столе телефон завибрировал, на экране высветилось красное сердечко и фотография звонящего. Пэм улыбнулась и приняла вызов, приложив сотовый к уху. — Я работаю, милый, — она деловито взглянула на наручные часы, отсчитывая время до конца рабочего дня. — Знаю, знаю, просто хотел поделиться с тобой сногсшибательной новостью! — воскликнул молодой мужчина на том конце. — Меня повысили, представляешь? Пэм приоткрыла рот и встала из-за стола, выглянув в окно. — Это просто великолепно, Сойер! Они давно должны были это сделать, ты же самый лучший художник-мультипликатор! — Перестань заставлять меня краснеть, как пятиклассницу, — рассмеялся Уиллард. — Как ты там? Хорошо себя чувствуешь? — Прекрасно. На ужине я хочу рассказать тебе кое-что. Сегодня был невероятный пациент. — Уже заинтригован! Меня ждет много работы. Увидимся вечером, люблю тебя. — Я тебя тоже. Пэм положила телефон на стол, снова подойдя к нему и сев на стул на колёсиках. В ожидании нового пациента, девушка придвинулась чуть ближе и начала разбирать стопки с разными документами. Наводя порядок на рабочем месте, она погрузилась в свои мысли и прокручивала в памяти разговор с Мартином. Это грело ей душу. Она чувствовала, как приятное, но печальное чувство ностальгии заставляло её улыбаться. Сортируя папки, Пэм случайно выронила откуда-то сложенный вдвое листок бумаги. Аккуратно наклонившись, она подняла его и отложила документы в сторону. Когда Делински раскрыла лист, её сердце пропустило удар. В руках она держала письмо, которое предназначалось Господу.дорогой Бог,
я благодарна тебе за всю ту любовь, что ты мне дал, и я хочу посвятить всю свою жизнь тому, чтобы возместить её тебе. я так тебя люблю, Боже.
но я чувствую себя виноватой перед тобой, потому что помимо тебя в моей жизни появился еще кое-кто, кого я люблю так же сильно.. иногда мне сложно поверить в это, но я… мне всегда будет сложно поверить в то, что ты забрал этого человека. я тебя не виню, потому что знаю, как это – любить человека настолько, что не хочешь им ни с кем делиться.
но раз уж так случилось…
пожалуйста, позаботься о нем. знаю, он может показаться грубым или некомпетентным, но узнав его получше ты удивишься, какой он на самом деле светлый и ранимый человек. я его так сильно люблю, я никогда не перестану это делать. никогда бы не подумала, что в моей жизни появится кто-то, кого я полюблю сильнее, чем тебя, Боже.
сбереги душу джастина. она у него разрушена, но любима
пэм делински бибер
***
она проходит – и шлейф из раннего дождя весной — за ней. он смотрит на неё и хочет убежать от цвета хаки но сам же понимает, что из толпы прекраснейших людей увидит лишь её — нить света в бесконечном мраке он ненавидит тип подобных лиц и тела линий ненавидит тощие запястья и курчавость прядей но и не пурпурно-красный, рыжий или темно-синий не сравнится с этой изумрудной грязью не услышит от неё ни разу осуждающего тона, девчонка лишь пожмет плечами и дотронется его лица, и звук дождя послышится среди немого грома воедино слились разноцветные сердца