***
– Вечером тебя мама заберёт, да? – напомнил Гущин, снимая с сына джинсовую курточку. – Угу, – кивнул Лёньчик и хлюпнул носом. – Ты чего? – Гущин внимательно посмотрел на него, достал из кармана носовой платок и поднёс к носу ребёнка. – Давай, как учили. Мальчик послушно высморкался. – Голова не болит? – Не-а, – он помотал головой. – Точно? – Угу, – Лёньчик не отрывал взгляда от открытых дверей игровой комнаты, где несколько ребят уже катали по полу ядовито-оранжевый самосвал. – Ладно, беги, – Гущин поцеловал сына в пепельную макушку, и тот со счастливым воплем устремился к самосвалу. Повесив куртку сына в шкафчик, он отправил сообщение Саше и вышел на улицу. Позавтракал в ближайшей кофейне, вернулся домой, вымыл посуду, забросил в стиральную машину охапку белых рубашек. Медленно пролистал список контактов в телефоне, долго смотрел на нужный, закрыл глаза и нажал кнопку вызова. «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети,» – равнодушно отозвался женский голос. Гущин облегчённо выдохнул и поставил телефон на блокировку. Включил телевизор, нашёл какие-то новости. «Пять лет назад произошло событие, которое изменило историю российской, да и мировой, авиации,» – безучастно застрекотал корреспондент в сером костюме. По экрану потекли потоки лавы, потом показали искорёженный бескрылый самолёт, беспомощно завалившийся набок. Три фотографии – самого Гущина, Саши и Зинченко. Кусок старого интервью с пассажиром, который зачем-то всё повторял, что в шахте было страшнее. И наконец – уникальные кадры, подводная съемка, глубина сколько-то там сотен метров, тёмные контуры грузового самолёта. Гущина мгновенно затошнило, он с трудом нашёл кнопку выключения на пульте, походил по комнате, выравнивая дыхание и рукой придерживая сердце. Налил полный стакан воды из-под крана, выпил, засунул в рот таблетку от головной боли и, чертыхнувшись, налил в стакан ещё воды. «Трус,» – сказал себе Гущин и взял в руки телефон. Снова позвонил Зинченко, снова услышал равнодушный женский голос. Сглотнул и набрал домашний номер бывшего командира. Длинные гудки, шорох. – Алло! – донёсся из трубки бодрый голос Валерки. – О, Чкалов! Ты домой, что ли, вернулся? – Да щас, – ухмыльнулся парень. – За мамой заехал, она обещала с Лёхой посидеть, пока мы с Оксаной по делам съездим. – А отец дома? Я ему звонил на мобильный, но там абонент вне зоны. – Так он уехал с утра. Сегодня ж сам знаешь, какой день. Он в годовщину всегда к матери этого дядьки ездит, который, ну… – Валера замялся, слово «сорвался» ему явно произносить не хотелось. – Она где-то в области живёт, там связь хреновая. – Я понял. А он вообще вернётся сегодня? – Да должен вроде. – Слушай, можешь ему записку оставить, что я просил перезвонить? – Да без проблем. А что, случилось что-то? – Нет, почему сразу случилось? – Да вы как-то пять лет вроде только «здрасьте» и «до свидания». Ладно, не моё дело. Сын-то как? – Да нормально, большой пацан уже, почти четыре. – В самолеты играет? – Не-а, пока только в машинки. А Лёшка? – Ползать начал, едва успеваем кошачью еду убирать. – Ест? – А то. Ладно, Лёх, пора бежать уже, записку я написал. Давай! – Давай. Оксане привет!***
Около двух часов позвонила Саша. – Лёш, слушай, такое дело. Ты вечером занят сегодня? – Ну, вообще-то да, а что… – Прямо вот очень занят? Просто у Вадика свободный вечер и… – И ты хочешь, чтобы я Лёньчика сегодня забрал? – Ну… хорошо бы. – Извини, Саш, не могу. Это заранее надо как-то обговаривать. – Это потому что я сказала про Вадика, да? – разозлилась Саша. – Если у тебя личной жизни за три года после развода не появилось, то не он в этом виноват! И не я! – А ты думаешь, что кроме свиданий люди никуда не ходят вообще, с друзьями не встречаются? – И с какими друзьями ты встречаешься, с воображаемыми? Ну мне-то не ври, Гущин, я тебя как облупленного знаю. Ладно, я поняла, попробую с мамой договориться. – А с Вадиком чего не договариваешься, он детей боится, что ли? – Да пошёл ты! – Саша отключилась. Она, конечно, была совершенно права. Ни личной жизни, ни друзей у Гущина после развода так и не появилось – не считать же личной жизнью одноразовые встречи с малознакомыми и, как правило, замужними женщинами. Он несколько раз устанавливал Tinder, но как только общение с понравившейся девушкой доходило до обсуждения возможной встречи, он, проклиная собственную трусость, удалял приложение, открывал ноутбук и подолгу рассматривал фотографии пятилетней давности – случайные, плохого качества, некоторые и вовсе отсканированные с бумажных газет. И ведь всё могло быть по-другому, не испугайся он тогда и не поведи себя так по-скотски. Если не личная жизнь, так друг бы точно был. А так – крутится строчка одна днём и ночью, и сны эти, и выхода нет. Только бы он согласился на разговор, только бы закончить это всё раз и навсегда, и тогда можно будет не чувствовать себя трусливым слизняком, можно будет снова установить Tinder – и встретиться с милой девушкой, и влюбиться, и… Телефон завибрировал, дисплей засветился нужным именем. – Да! – странным, будто чужим голосом ответил Гущин. – Зинченко. Тут записка от Валеры, что у вас случилось? – Леонид Саввич, понимаете, я… Ну, ничего не случилось… – Тогда не понимаю. – Я знаю, что не имею права вас просить, но вдруг вы согласитесь. – На что? – настороженно уточнил командир. – Поговорить, – выпалил Гущин и замолчал. – Сейчас? – Ну, не обязательно сейчас, когда вам удобно. – Вы хотите сказать, когда вам удобно? Я, смею напомнить, предлагал поговорить пять лет назад. – А я был полным идиотом, знаю. Но сейчас… Зинченко молчал и помогать собеседнику подобрать слова явно не собирался. – В общем, вы согласитесь всё-таки поговорить? – Извините, не соглашусь, – тихо сказал командир. – Других вопросов у вас нет? – Нет… – Тогда всего доброго. Длинные гудки, тишина. Гущин прижал ладони к вискам и начал раскачиваться в кресле. Потом вытер кулаками глаза и написал Саше, что планы изменились и сына он сегодня заберёт.