Закованная свобода

Праздник был уже практически на носу — через несколько часов пробьют куранты, а на смену старому году наступит новый. Несколько месяцев Хината планировал всё отметить в кругу семьи, работал на полставки продавцом в булочной и метался между учебой и волейболом. Повезло, что не было никаких важных матчей, а посему он мог полностью отдаться всем своим великим планам. Ведь, помимо матери и сестры, — которые, выиграв по телевизору две путевки в Париж с бесплатными билетами на новогодний фестиваль и отель, улетели буквально несколько дней назад, — нужно было раскошеливаться на всех товарищей по команде. А еще найти достойный подарок Кагеяме, который переживал за Рождество намного меньше, чем сам Шое. Так и длились несколько мучительных месяцев, сказавшиеся на нем очень заметно — из-за недоедания, недостачи сна, утомления и истощения, вес стремительно подал вниз, а синяки не стираемо залегли под глазами. Походя на живого мертвеца, скоро бы начал пугать своим видом не только детей, но и взрослых. Новый Год, подкравшийся очень быстро, обрадовал настолько, что от радости уволился с работы и сразу же совершил забег на магазины. Купив все действительно нужное: ребятам профессиональные наколенники, матери ее любимые духи, Нацу набор детской косметики, а Кагеяме — бело-синие кроссовки. Не просто обычные, а с удобной подошвой, хорошей, не скользящей толстой резиной и крепкими синими шнурками. Коробка, завернутая в яркую разноцветную бумагу и перевязанная несколькими лентами, стояла под наряженной несколько недель назад елкой. Сам Тобио, стоящий в полусогнутом состоянии над кухонным столом, напевал себе под нос и резал огурец. Когда мама и сестра улетели, первое, что сделал Хината — позвонил Кагеяме и предложил вместе встретить Новый Год. И, сразу же получив положительный ответ, еле сдержался от радостных прыжков. Это первый раз, когда подобный праздник будет проходить не в кругу семьи, а с любимым человеком. Поэтому периодически кидая на Тобио взгляды, тихо хихикал своим мыслям, подхватывая напеваемую песню и начиная мычать ее в унисон. Все эти сложные месяцы были какими-то нереальными, будто прожитые во сне. Единственными доказательствами их существования являлись сходившие синяки под глазами и неприятная худоба, которая постепенно проходила из-за восстановившегося правильного питания. Не будь этих факторов, то сейчас он даже бы не вспомнил все свои труды, переживания и старания, наслаждаясь только результатом. Интересно, а что подарит Кагеяма? — Шое видел коробку в черной обертке с белой, почти белоснежной лентой и, желая наконец-таки увидеть содержимое, постоянно поглядывал на замедлившие свой ход часы. На отметке «22:00», казалось, они стояли целый час, и как только Хината уже собрался проверять их работоспособность, как минуты сдвинулись вперед и настала следующая минутно-часовая пытка. Неутешительно приказав себе вообще не смотреть на время — ибо сильно хочет прокрутить его вперед — разлаживал в одну большую тарелку мясные булочки, задавливая пальцем желание запихнуть парочку в рот и запить все это молоком. На обеденном столе, перенесенном с кухни к телевизору в гостиной, уже стояли запеченные в сыре куриные ножки, рис и пару легких по приготовлению салатов. Желудок жалобно заурчал на одну только мысль об еде. Тобио, усмехнувшись, протянул ему кусочек огурца, который Шое тут же схватил зубами и, громко хрумкая, с усилием проглотил, представляя что-то более вкусное и менее полезное. — Осталось два часа, — тихо заметил Кагеяма, протягивая еще один кусок. — Я не ел с самого утра, — недовольно проворчал Хината, не возражая предложенному кусочку и моментально его проглатывая, — больше не могу ждать! Тобио, дорезав многострадальный огурец и скинув нарезку с доски в овощной салат, отложил в сторону острый нож. Шое пришлось нервно сглотнуть, слегка приподняв бровь и заведя руки за спину — сердце волнительно забилось о ребра, предвещая нечто невероятное и приятное, а мозг отчаянно перебирал все варианты, тщательно откидывая самый пошлый из всех. От чего щеки вспыхнули красным. В последнее время даже сны приобрели эротический характер, вынуждая каждый раз подрываться с постели и бежать в ванную комнату. Стыдно. Трепетно. Волнительно. Вздохнув, невольно замер, когда почувствовал горячую руку на своей щеке, заставившую поднять голову вверх. Тобио смотрел на него нежно, без капли сомнения и даже как-то… возбужденно? Что? Нет, нет, нет. Наверное, кажется. Да, точно. Из-за этой треклятой работы последние месяцы они виделись только в школе, где, закрываясь в каком-нибудь кабинете или кабинке, отдавались поцелуям — но и это было давно. В последнее время единственное, на что хватало сил — крепкие объятия, короткий поцелуй в висок или уголок губ и безмолвная поддержка. Тобио тоже где-то подрабатывал. А когда горячие губы накрыли его, а вторая рука легла на талию, притягивая к себе ближе, не смог сдержать стона, из-за которого тут же смутился, краснея еще ярче и гуще. Кагеяма, прижавшись до невозможности близко, провел языком по его нижней губе, словно вспоминая вкус, а затем впился глубоким поцелуем прямо в рот, отчего подкосились даже ноги. И не успел Хината ответить, как все внезапно прекратилось, отчего мелкий холодок прошелся по разгоряченной от нарастающего возбуждения коже. Стыдливо уткнувшись носом в плечо Тобио, пытался хоть как-то спрятаться от всего вокруг. И, в первую очередь, от своих смущающих мыслей. — Нужно еще сделать омлет, — почти на ухо прошептал Кагеяма, слегка усмехаясь, от чего у Шое покраснели даже уши. Чертов омлет. Чертовы мысли. И когда наступит этот чертов Новый год? …Одиннадцать часов… Они сидели рядом, касаясь руками, плечами, ногами — бок о бок. И, на удивление, Хината не чувствовал себя от того неловко, а наоборот — даже пытался притиснуться еще ближе, борясь с желанием положить голову на широкую грудь. Телевизор, по которому шла какая-то ненужная и неинтересная ерунда, наводил только лишь тоску. Запеченные ножки, так долго стоявшие на столе, уже наверняка остыли и теперь их придется в скором времени разогревать, и давно бы уже это сделал, если бы Кагеяма не сидел так близко. Хината даже с удивлением думал: как ему удалось пережить этот мучительно долгий час? Время будто на зло тянулось со скоростью раненой улитки, играло на потрепанных нервах и мучило итак истерзанный разум. Только сердце сохраняло спокойствие. Рука, которую Тобио положил ему на плечи, приятно согревала, вселяя умиротворение и защищенность. Даже если бы за переделами дома царила целая катастрофа, то ни за то бы не двинулся с места первым — слишком… за пределами возможностей. Шое понимал, насколько сейчас мысли фантастичны и близки к мистике, но на данный момент действительно считал так. Грудь поднималась и опускалась — внутри разливалась тепло, и Хината закрыл глаза, вслушиваясь чужое сердцебиение, убаюкивающие и расслабляющее. Спать сейчас совершенно недопустимо. Усни сейчас, и потом не проснется вовсе, а проспать Новый Год не хотелось. … теплая ладонь легла на щеку, а голос негромко прозвучал у самого уха, заставив мурашки пробежаться по всему телу: — Не засыпай. Прижавшись щекой к широкой груди еще ближе, Шое тяжело вздохнул, осознавая всю сложность данного запрета. Сил говорит не было, а посему, тихо промычав что-то непонятное в ответ, убеждал себя, что спать вовсе не собирается. Так, слегка отдохнет. И почему такая сонливость одолела, стоило только прикрыть глаза? — Хината, — недовольно проворчал Тобио. И не успела ни одна мысль родиться в голове, как теплая ладонь на его плече двинулась по руке вниз, отчего тело непроизвольно задрожало. Рвано выдохнув, Шое, замерев, томно ожидал продолжения и не смел сказать и слова. Кагеяма аккуратно обвел пальцами его локоть и, медленно скользнув на бедро, тут же забрался под майку. До этого спокойное сердце забилось часто, будто сошло с ума, а сонливость словно испарилась в воздухе. Ладонь приятно легла на талию, и колени дрогнули от прошедшего по коже удовольствия. Хината не заметил, как сжимает своими пальцами тонкую кофту под собой, напрягая все мышцы, будто готовился к безумному прыжку. Не заметил, как уже утыкался носом в теплую, почти горячую шею, а не грудь. Не заметил, как в голове само собой начали строиться картинки всех возможных последующих событий. И очень громко выдохнул, прижимаясь ближе. — Шое, — собственное имя из уст Кагеямы прозвучало слишком неожиданно, но не заставило дернуться, а совершенно наоборот — с нарастающим возбуждением провести ладонью по его груди, скользя выше, чтобы очертить выпирающие ключицы. Тобио, пальцами вычерчивал узоры на коже, зарывался носом в непослушные волосы и тяжело дышал, обжигая горячим дыханием. И когда его вторая рука легла на другой бок, то Шое даже пискнуть не успел, как оказался восседать в бесстыдной позе на чужих коленях, упираясь ладонями в широкие плечи. — Каге… — его заткнули легким, почти невесомым поцелуем, отчего пальцы, намертво вцепившиеся в футболку, побелели и задрожали. Кагеяма прижимал к себе его за бедра, практически из-под ресниц наблюдая за всем происходящим — и неудивительно: Шое, вмиг одоленный возбуждением, тоже ничем не отличался, видя перед собой всё словно сквозь густой туман. Звуки телевизора доносились до ушей как-то отдаленно, будто сквозь наглухо закрытую дверь, а кожа обрела невозможную для осознания чувствительность. Каждое касание, каждый выдох, каждые мурашки пробивали до костей, и Хината извивался в его руках как змея. Руки, казалось, были везде: то на спине, то на пояснице, то ласково гладили живот, то игриво обводили ореолы сосков, от чего даже дыхание терялось внутри легких, а сердце трепетало от всех испытываемых ощущений. Казалось бы, мелочь: его даже не касаются там, а тело уже разгорячилось. Поддаваясь навстречу каждому касанию, Хината вовсе забыл про весь мир, пока шепот не обжог ухо: — Шампанское. Шампанское? — мысленно вторил Шое, не совсем понимания, что имелось ввиду. … и звук разбивающейся бутылки прояснил ситуацию. Черт. … десять минут до Нового Года… — Говорил же поставить в центр стола, — спешно закрывая за собой дверей и одновременно пытаясь стянуть с себя обувь и верхнюю одежду, проворчал Кагеяма, недовольный тем фактом, что пришлось бежать в магазин. И вернуться, к тому же, с пустыми руками. Шое, нетерпеливо ждавший у самого входа, переминался с ноги на ногу, стыдливо смотря в пол — угораздило же разбить шампанское, добродушно купленное матерью еще неделю назад. И ладно, если бы они были совершеннолетними, так нет! Праздник теперь будет проходить с «Кока-Колой» и едой. Тобио, наконец повесив куртку на вешалку, тяжело вздохнул, медленно пошагав в гостиную. Ожидая, что сейчас он пройдет мимо него, Хината еще сильней сжался, подавляя слезы, однако рука, коснувшаяся его спины, заставила вздрогнуть и удивленно распахнул глаза. — Все в порядке, придурок-Хината, — беззлобно улыбнулся Кагеяма, притягивая к себе, — пьяны сегодня мы будем от другого. Вопросительно подняв бровь, Шое слегка отстранился, чтобы заглянуть в глаза напротив, и недоуменно спросил: — От другого? У тебя есть что-то другое? Тобио неловко отвел взгляд. — Припасено в кармане. И если бы Хината вдруг не начал его ощупывать, в надежде найти «нечто другое», то ошибочно считал бы себя наконец-таки понятым. — У тебя ничего нет, Дургеяма! — недовольно проворчал Шое, и изумленно выдохнул, как только его запястья перехвалила широкая ладонь Кагеямы и аккуратно завела за спину, заставив пошатнуться. Тобио приблизился за считанные мгновения, и поцеловал — сухо, коротко и несколько яростно, вжимаясь губами в его губы. Тело пробила дрожь, а сердце волнительно застучало о ребра, отчего ноги подкосились и затряслись, отказываясь держать на весу. Хотелось вцепиться пальцами в плечи, но от невозможности сего действия оставалось только лишь жалобно промычать. И сработало. Кагеяма слегка отстранился, отпустил его запястья и, обвив талию руками, прижал к себе, не давая упасть. — Я люблю тебя. На этот раз Хината бы точно упал. Внутри разливающееся тепло обернулось жаром, а сердце затрепетало — и не зря: такие слова он слышал последний раз не в самой приятной обстановке, в страхе содрогаясь от любых звуков. А сейчас, не веря всему происходящему, пытался доказать себе, что все это сон. Слезы подкатили к глазам, и Шое, всхлипнув, вцепился пальцами в теплую футболку, надеясь прижаться ближе. — Я тоже, — очень тихо просипел он, стараясь не расплакаться как маленькая девочка, — я тоже люблю тебя, Дургеяма. … куранты, забившие в этот самый момент, заставили вздрогнуть и тут же ринуться к телевизору, на экране которого застыли часы, отсчитывающие секунды до начала Нового Года. Сердце билось неожиданно сильно, из-за чего добраться до дивана стало бы проблемой, если бы не подхвативший его Тобио. Вскрикнув и обвив широкую шею, никак не мог отвести взгляда от экрана. Неужели все это происходит наяву? Десять, девять, восемь… Кагеяма, слегка подкинув его в воздухе и заставив повернуть голову, совершенно неожиданно мягко поцеловал, обжигая горячим дыханием и прижимая к себе сильнее. Внизу становилось жарко, а пальцы на ногах нетерпеливо приходилось поджимать под себя. … семь, шесть, пять… Язык, обведя нижнюю губу, скользнул глубже — провел по зубам и дотронулся до языка Хинаты, побуждая отвечать так же мокро и скользко, пытаясь повторять все движения. В паху начинало томно сводить, тянуть и приятно, почти мучительно ныть, отчего хотелось потереться, прижавшись ближе. Возбуждение полностью овладело как и телом, так и разумом. Он хотел. Хината хотел Кагеяму. … четыре, три, два… Страсть, сменившая нежность и мягкость, даже слегка пьянила — это ведь и имел ввиду недавно Тобио? — и Шое, полностью отдавшись тому, чего хочет, больше не контролировал голос, срываясь на стоны и кусая чужие губы. Ему хотелось ближе, глубже, быстрее. Черт. … один… Куранты сменились салютом, заиграла музыка — Новый Год вступил в свою силу, отослав старый восвояси. И почему-то сейчас это волновало мало всего. Большинство встретили его с бокалами шампанского, а они — разгоряченные, возбужденные и совершенно сейчас не разумные — безумно целуясь, словно… … словно? Шое, оторвавшись от горячих и таких же мокрых губ, пару раз вздохнул, чтобы снова поцеловать, языком пытаясь проникнуть глубже в рот Кагеямы. Полностью отдавшись возбуждению, вовсе перестал понимать реальность происходящего — и даже когда Кагеяма, увлекшись, больно укусил ни разу не помогло прийти в себя. Вдох. Выдох. И вновь поцелуй — они терялись, задыхались, но никак не могли насытиться, буквально вжимаясь друг в друга. Мало воздуха, мало прикосновений, мало ощущений, мало жара. Мало. Мало. Мало. Мало. Кагеяма, пройдя немного вперед, как можно аккуратней старался упасть на диван, однако получилось громко повалится, чудом не опрокинув рядом стоящий стол. И разум вновь покинул тела, уступая месту желанию, возбуждению и дикой страсти — Шое кусал, царапал шею, сильно всасывал в себя чужой язык и старался потереться пахом о ногу Тобио. Казалось, что что-то странное и страшное вселилось в него, заставляя делать все эти невозможные вещи, о которых утром будет вспоминать со стыдом. Хината, громко простонав, забрался руками под кофту Кагеямы, скользнув прохладными ладонями по его разгоряченной спине и с наслаждением впился ногтями в кожу, опрокинув голову назад, и тут же пожалел об этом — губы Тобио тут же по подбородку спустились ниже. Возбуждение уже больно крутило внизу живота, отчего хотелось сжать собственной рукой пах, дабы хоть как-то унять желание и прекратить невыносимую боль. Язык Кагеямы мокро скользнул по ключицам, а руки, вмиг задравшие его майку, вовсю исследовали грудь, живот, обводили ребра и аккуратно гладили выпирающие бедра, распаляя еще сильнее. Метясь из стороны в сторону, Шое, прикусив нижнюю губу, с усилием сдерживал себя от стонов — мурашки, дрожь, сердцебиение, трепет, тепло, и вновь стон. Казалась, сейчас он может задохнуться, потерявшись в своем наслаждении. А как только язык коснулся соска, а пальцы, поддев за край резинки спортивных штанов, потянули в низ вместе с нижним бельем. И не успел он смутиться, как ладонь тут же обхватила стоявший колом членом, от чего Хината вскрикнул, выгнувшись дугой. — То… био… — хрипло выдавил он, сбивчиво дыша и пытаясь успокоить взорвавшиеся внутри чувства. Ответом послужило первое, болезненное движение — слишком сухо. И Кагеяма, не став медлить, припал ртом к головке, от чего второй, более громкий вскрик, разодрал горло, а на глаза навернулись слезы. Рот Тобио горячий, приятный, невыносимый. Бедра сами приподнялись от нетерпения, пальцы на ногах периодически поджимались, а мышцы напряглись настолько сильно, что судорога могла настичь в любой момент. Однако Шое ничего не мог с собой сделать, отдаваясь целиком и полностью. А когда Кагеяма начал активно двигать головой, заглатывая член почти до основания, чуть не потерялся в собственном теле, срывая голос на крики. Жутко. Жутко хорошо. Мир хотелось остановить. Хотелось не дать позволить времени идти дальше. Сейчас существовали только две вещи: Тобио и его горячий, очень приятный рот. Вздох. Выдох. Шое почти задыхался. Кагеяма отстранился в тот момент, когда Хината был готов кончить, и помещение заполнил разочарованный, почти умоляющий стон. А затем их губы вновь встретились — и голова закружилась. Шое чувствовал солоноватый привкус, но ничуть не противился, возбуждаясь еще сильнее. Рука скользнула ниже, а пальцы, закружившие над анусом, заставили душу содрогнуться. Тобио явно знал, что делал — неумелые, но уверенные движения, глубокие поцелуи, горячее дыхание и наверняка быстрое сердцебиение. Палец скользнул внутрь — и Хината закричал, выгибаясь и кусая собственную щеку, но не сказал ни слова против. — Узко, — Кагеяма, судорожно выдохнувший, языком коснулся уха, второй рукой сжимая свой возбужденный и невыносимо нывший от дефицита внимания член. Второй палец вошел гораздо больнее, но на этот раз Шое терпеливо молчал, пытаясь сосредоточиться только на приятных ощущениях. Жарко, больно, хорошо. Одновременно хотелось и остановить Тобио, сказать, что так не нужно делать, и приказать продолжить, ненасытно прижимаясь пахом к его бедру. Неужели так будет всегда? Такое испытывать каждый день просто невозможно! Его сердце, тело… его член просто не выдержит таких мук! — Хватит, — прохныкал краснеющий Шое, — войди… я не хочу… рук… Дважды повторять не нужно было. Тобио, будто ждавший только этих слов, слишком резко вытащил пальцы, спустил собственные штаны и, смазав его анус чем-то странным, схватил за бедра. Одного кивка было достаточно, чтобы Кагеяма начал входить. Основание будто хотелось разорваться, от чего боль, нахлынувшая высокой волной, чуть не выбила воздух из легких. Кусать себя больше не было смысла — и Шое укусил Тобио за плечо, оставляя крик внутри. Первый раз, Новый Год, боль — возбуждение сошло на нет, а пелена наслаждения, налегшая на глаза, вдребезги разбилась. Закричать бы, попросить прекратить и, судорожно натянув на себя одеяло, попытаться заснуть, но Шое терпел, пытаясь сильно не напрягаться и не удерживаясь от всхлипов. Больно. Неприятно. Мокро. Но не противно. Это же Кагеяма. А пустота, вдруг образовавшаяся после, вынудила резко открыть глаза и вопросительно уставиться на Тобио. — Мы будем все делать постепенно, — улыбнулся он, ложась совсем рядом и обнимая за талию, — не нужно геройствовать. Если больно — так и скажи, придурок. Смутившись, Шое неловко отвел взгляд: — Прости, я думал… — С Новым Годом, Хината, — поцелуй в нос, по сравнению с произошедшим, казался слишком невинным, но этого хватило для нежности. — С Новым Годом, Кагеяма. _______________________ С Новым Годом, дорогие читатели! Пусть ваши желания, мечты, планы и надежды осуществляются с космической скоростью! А теперь выпьем за наше счастье!