The red thread

"Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвется." Древнее китайское поверье. Глава 1. Миланское герцогство, весна 1498 года.       Стук копыт постепенно замедлялся. Достигнув парадного входа, низенький и полный мужчина в покрытом дорожной пылью плаще торопливо спешился, отдав поводья встречающему слуге. - Синьор Фабретти дома? - Граф ожидает в кабинете. Вас проводить? - Нет нужды, я знаю, где он.       Приезжий, нетерпеливо справляясь с завязками плаща, вошел в дом и повернул налево, озираясь с опаской быть замеченным. Миновал пустое фойе, прохладную гостиную и, трижды постучав, вошел в кабинет хозяина дома.       Это была большая комната, совмещавшая в себе кабинет с библиотекой, потому вдоль стен под самый потолок высились массивные шкафы, полки которых были заставлены плотными рядами книг и свитков. Вдоль широкого окна, сейчас закрытого тяжелыми бордовыми портьерами, стоял массивный стол, за которым в кресле, лицом к двери, сидел хозяин перед раскрытой книгой, в которой делал записи. По левую руку стоял на подносе графин с рубиново красным вином и два золоченых кубка, по правую же - резной ларец, в котором хранились наиболее важные финансовые документы и некоторые деньги. - Николо, плохие новости, - с порога заявил гость, запирая за собой дверь. - Ты привез ее? - хозяин поднялся, приветственно указывая гостю на кресло сбоку стола. Сидя в нем, можно было любоваться книжными полками и огнем камина в дальнем углу кабинета. - Разумеется, - мужчина передал ему свиток мягкой темной кожи, туго стянутый кожаными завязками. - Учти, что пропажу скоро обнаружат. - Тебя будут подозревать? - А ты как считаешь? Магистры поставят на уши всех, а я буду в числе первых, на кого подумают. Поэтому я уезжаю из страны. - Скажешь, куда направляешься? - Ради твоего же блага, Николо, оставлю это в секрете.       Граф убрал свиток в выдвижной ящик стола и закрыл его на ключ. - Доминико, ты уверен, что мы поступаем правильно? - Сейчас поздно об этом рассуждать. Однако позволю себе заметить, что некоторые из наших стали...слишком эгоистично задумываться лишь о собственной выгоде. - Никогда бы не подумал, что раньше члены Ордена были заботливыми няньками для кого бы то ни было. - Но согласись, они не шли друг против друга! Немыслимое безумие - ради клочка бумаги вырезать семью собственного наставника! И после этого Магистры поощряют этого нахала, как тебе? - Франсуа потерял доверие Магистров еще в прошлом году, поэтому не удивительно их попустительство. Ведь ты понимаешь, что это не просто клочок, Доминико. Тебе ли не знать, что Орден уже много лет ищет этот артефакт, и эта карта...       Ручка двери дернулась, обрывая речь Николо. - Папа, ты здесь? - позвали с той стороны. - Черт подери, Нико, ты же говорил, что никого не будет! - прошипел Доминико, вскакивая с кресла, пока Фабретти подходил к двери и, приоткрыв ее, выглянул наружу. - Мариус, я очень занят. Почему ты здесь? Насколько я помню, ты должен был составить компанию матери в гостях у баронессы. - Там было невыносимо скучно, и я отпросился. Могу я взять книгу древних мифов - она нужна мне для работы над картиной, - или позже зайти? - Позже, сынок. Я позову, как освобожусь. - Хорошо, папа. Буду наверху.       Фабретти вновь запер дверь и, выдохнув с облегчением, потер лоб. - Все в порядке, Доминико, это всего лишь мой сын. Никогда не мог быть уверенным, что он неожиданно не выскочит откуда-нибудь, как черт... - Значит, воспитывал плохо. Впрочем, у меня детей нет, потому судить не буду, - гость разглядывал корешки книг на полках, успокаивающе поглаживая себя по груди. - Но к слову о семье и плохих новостях. Слышал, что твои успехи и процветание кое-кому не по душе. - Это не новость. Или ты узнал что-то определенное? - Из всех слухов и сплетен я могу сделать вывод, что твоей семье грозит опасность. Слишком много змей ты пригрел на своей груди. - Я знаю, что мои родственники завистливы...Но чтобы кусать руку, которая их кормит?..- Николо в недоверчивой задумчивости вернулся за свой стол. - А ты не думал, что они устали быть теми, кого кормят? Недавно на встрече Ордена я слышал, как твой братец хотел что-то рассказать мерзавцу Пулио. Но только завидев меня, они поспешили убраться в его кабинет. Ты ведь знаешь, что Пулио давно зарится на твои земли? - Пулио давно зарится на титул герцога, притом спит и видит, как он свергает Лодовико Сфорца. - Может и так. Да только он понимает, что ему это не по зубам, а вот твое добро присвоить - вполне по силам. И я уверен, что твой кузен этому способствует. Послушай, Николо, как бы там ни было...После того, что мы с тобой провернули, - Доминико оказался напротив Фабретти и постучал пальцем по столу там, где под столешницей был спрятан свиток, - твое положение в Ордене пошатнется. И будь уверен, найдутся те, кто этим воспользуется. - И что ты посоветуешь? Бежать? - Это неплохой вариант. Но есть и другой: ты должен перестать быть добрым хозяином и показать псам, где их место. Не хотел бы я, чтобы твою семью постигла участь семьи Франсуа Шиона. - Я услышал тебя, мой друг. Благодарю, - помедлив, Николо налил вина, подвинув другу один из кубков. - За успех. - И правда что, - без особого энтузиазма поддержал тост Доминико.       Надолго гость не задержался и покинул палаццо, как только осушил второй кубок. Никто из них в полной мере не осознавал, что это была их последняя встреча, последствия которой будут весьма неприятны для обеих сторон.       Проводив Доминико, Николо Фабретти поднялся на чердак, где его сын проводил много времени за попытками написать более или менее сносную картину. Уважая увлечение сына живописью, несколько лет назад Николо перестроил это место, подняв крышу и увеличив количество окон. Теперь здесь было очень светло и почти уютно (разбросанные Мариусом вещи и художественные принадлежности все же вносили элементы хаоса и дисгармонии).       Николо застал сына за бездейственным разглядыванием пустого холста. Он даже головы не повернул на звук скрипнувшей двери, и отцу пришлось заговорить первым. - Мариус, я освободился. Библиотека в твоем распоряжении...Ты не в духе? - Я не знаю, с чего начать. Сначала думал написать что-нибудь эпичное, вроде какой-нибудь битвы Геракла, но понял, что терпения не хватит - только краски переведу. Теперь мне крайне печально от того, что в голове моей ни одной дельной мысли, - отложив карандаш, который вертел в пальцах, Мариус посмотрел на отца.       Николо Фабретти очень любил своего единственного сына, который выглядел точной копией своей матери - Изабеллы Фабретти. Золотые локоны волос сейчас были собраны в хвост, светлые карие глаза смотрели с детской досадой, а пухлые, как у многих юношей, губы (в будущем, к слову, обещающие стать весьма капризными) были искусаны - вредная привычка Мариуса осталась еще с детства и никак не желала покидать его.       Иногда, глядя на него, Николо начинал переживать о будущем своего потомка: нравы, царившие в обществе, допускали множество способов использовать тело и красоту для получения той или иной выгоды. Порой он жалел, что Мариус родился не девочкой, так как в этом случае его красоту можно было бы с чистой совестью использовать для заключения выгодного союза с каким-нибудь сыном высокопоставленного или титулованного синьора.       Однако, хоть и женственный, Мариус был мужчиной, и масляные взгляды дворян мужского пола, которыми его награждали во время различных празднеств, на которых они были вынуждены появляться всем семейством, оставались им незамеченными. Впрочем, их замечал Николо и, сдерживая порывы негодования и отвращения (а порой и явное желание применить физическую силу против какого-нибудь нахала), радовался полнейшей отстраненности и незаинтересованности в том сына (хотя временами думал, а не слишком ли глуп его ребенок или, может, прикидывается?). Наибольшим разочарованием для отца было откровенное равнодушие Мариуса к женщинам, которое к его 16 годам уже должно было пройти. Вместо всяческих любовных приключений, которыми славилось большинство дворянских детей, младший Фабретти предпочитал уединение с холстом, а реже - с книгой.       Наблюдения за ним доказали отцу, что Мариус вовсе не тихоня, желающий отгородиться от реального мира. Находясь в обществе, он с легкостью поддерживал беседы, заводил друзей и участвовал в их играх. При этом без труда и скорее всего неосознанно определял в группе наиболее явного лидера и держался его, при необходимости находя у того поддержку или защиту от тех, кому вдруг захочется над ним жестоко подшутить. Однако по возвращении домой, Мариус никогда не стремился вернуться в общество недавних друзей, и частенько матери приходилось подолгу уговаривать его выйти в свет снова. - Мне кажется, тебе надо отвлечься. Не хочешь прогуляться по саду со мной?       Приобняв сына за плечи, граф Фабретти водил его по дорожкам между пышных клумб с различными цветами, названиям которых он не придавал значения (сад был увлечением его жены, и он не старался лезть в ее дела). Николо был обеспокоен разговором с Доминико и сейчас искал успокоения. - Говоришь, у баронессы было скучно. И что же, тебе было совсем неинтересно общаться с синьориной Лилией? Я слышал, она прекрасна собой и весьма мила. - К сожалению, этим все и ограничивается. Она ничего не знает. О чем с ней можно мило беседовать, если она глупа? О вышивке? Покорнейше благодарю, - фыркнув, возмутился Мариус. - Она даже не знает, что раньше иглы были из камня или кости, наивно полагая, что люди всегда использовали металл. Я подумал, что я слишком придирчив и постарался переменить тему, но она только от меня узнала историю про Арахну и Афину!       Граф посмеялся: юношеский пыл и высокие требования наследника забавляли его. - Женщине позволительно не знать чего-нибудь. Не будь к ней слишком строг. - Если вы рассчитывали, что я женюсь на ней, то будьте уверены, что ваши с мамой мечты пойдут прахом. Как я могу взять в семью женщину, которая глупее служанок в нашем доме? - Женить тебя будет непростой задачей. Ты знал, что твоя мать всерьез беспокоится об этом? - Я бы на ее месте лучше беспокоился о том, что сын в своем-то возрасте не умеет толком обращаться с оружием. - Мариус, мы уже обсуждали это. У тебя есть навыки самозащиты эффективные при твоей комплекции. Так уж природа распорядилась, что тебе не быть рыцарем в латах и с палицей. - Да-да, потому что один шлем меня перевесит. Я знаю, насколько жалок, не напоминай лишний раз. - Ты даже не представляешь, насколько ошибаешься. Но скажи мне, ты знаешь, что это за цветок?       Они оказались у лужайки, которая была сплошь заполнена ароматными белыми и желтыми цветками на невысоких стебельках. - Нарцисс, папа. - Именно. А знаешь ли ты, что означает этот цветок? - Самовлюбленность? - неуверенно предположил юноша, припоминая один из мифов древней Греции. - Если бы это было так, твоя мать никогда не вышла бы за меня замуж! Насколько мне известно, нарциссы родом из Средиземноморья, но распространились широко за его пределами. Во многих странах этот цветок стал символом красоты. На востоке поэты сравнивали с нарциссами глаза милой возлюбленной, а в Риме желтыми нарциссами встречали воинов-победителей. В Пруссии, например, это символ счастливого брака, хотя в Греции - символ скорби. Многозначный цветок, правда? Есть замечательное стихотворение одного персидского поэта, послушай.       Припомнив строчки, граф начал. "Уж не мимо ли подруги ты пронесся, ветерок, Что сладчайшим ароматом ты овеял мой порог? Осторожен будь, дыханьем не коснись ее кудрей, Что тебе до них? Не путай золотистый завиток. Базилик, что ты в сравненье с нежною ее щекой? Разве есть на свете равный ей по нежности цветок? О нарцисс, с ее глазами как сравнить тебя? Они Обольстительны и пьяны, с ними спорить ты б не смог. Разве с этим стройным станом ты сравнишься, кипарис? Рядом с ним в саду тенистом ты бы взора не привлек. Разум, скованный любовью, жалкий раб, что можешь ты? Лишь в упорстве для Хафиза встречи радостный залог."(1) - Это стихотворение я прочитал ровно на этом же месте перед тем, как сделать предложение твоей матери. А прежде чем отправить ей приглашение приехать с родителями в гости, высадил эти цветы. Я решил так: если они расцветут, то моя любовь будет взаимной, и не будет никаких преград для нашего совместного будущего. - Я так полагаю, они прижились весьма неплохо, - улыбнулся Мариус, присаживаясь на лавку неподалеку от клумбы. Ему нравились истории отца. - Ты совершенно прав! Твоя мать очень любила цветы и конечно знала, что у итальянцев букет нарциссов означает признание в любви. Поэтому, получив в дар такую клумбу, разумеется она не смогла устоять!       Шорох расшитого золотыми и серебряными нитями платья и перестук каблучков приблизившейся женщины отвлекли их от беседы. - Не слушай старика, Мариус. В тот день у него был настолько несчастный и взволнованный вид, что я просто его пожалела! - улыбаясь, Изабелла Фабретти подарила приветственный поцелуй мужу. - Хотя идея с клумбой, конечно, была хороша. - С возвращением, дорогая. Как провела время с баронессой? - Неплохо. Позже я хотела бы обсудить с тобой некоторые новости, а сейчас мне нужен мой сбежавший сын, ради которого мне пришлось самостоятельно делать крюк и забирать у портного костюм к празднику.       Мариус виновато поморщился под осуждающими взглядами родителей: поход в швейную мастерскую начисто вылетел у него из головы. - Ты же сказал, что отпросился у мамы, - уличая во лжи, сурово проговорил отец. - Это так. Просто я не думала, что он сбежит домой. Надеялась найти его во дворе дома баронессы...Не страшно, - успокоила Николо жена, уводя Мариуса к дому прежде, чем отец решит наказать его. - Черт знает что, а не воспитание, - оставшись в одиночестве, потер лицо граф, морщась от назойливого сладкого запаха цветов.       Разглядывая свое отражение, Мариус Фабретти недовольно поджимал губы.       Ростом он был слишком небольшим, чересчур худым, и, сколько бы ни старался вытягивать шею, кадык не проступал. Длинные золотые волосы вьюнами спадали вдоль излишне миловидного лица и заканчивались значительно ниже лопаток. Медовые глаза смотрели на все это почти что с отвращением. - Я хочу хотя бы остричь волосы. Или в твоих планах сделать из меня девицу?       Он повернулся к матери, что придирчиво рассматривала сидящий по его фигуре жилет, расшитый серебром. Близилась годовщина свадьбы Николо и Изабеллы, и ей очень хотелось, чтобы в этот день все было идеально, в том числе и одежда. - Разумеется нет, мой дорогой. Тебе не нравится костюм? - миниатюрная очаровательная женщина, урожденная француженка, порхала вокруг сына, поправляя рукава его блузы. - Мне не нравлюсь я. - Боже мой! О чем ты говоришь? Ты прекрасен. - Слишком уж на тебя похож, - Мариус снял жилет, отдав его в руки матери. - А ты, безусловно, прекрасна. Но я бы хотел быть...более мужественным. Как отец. Или уж как дядя Ноэль на худой конец. Только не таким страшным.       Изабелла звонко рассмеялась. - Такому изумительному юноше, как ты, грех жаловаться. Поверь, многие дамы заглядываются на тебя. - А я при этом даже меча поднять не могу. Как прикажешь оберегать даму сердца, если из оружия я могу пользоваться лишь ивовым прутиком?! - У тебя есть доброе сердце, ум и интуиция. Пользуйся этим, - Изабелла обняла его, повернув к зеркалу. Стоя рядом они выглядели почти близнецами. - Интуиция подсказывает, что от разбойников на темной дороге этим не спасешься. - А ты не ищи с ними встреч. Художнику незачем водиться с такого рода людьми. И перестань роптать, это тебя совсем не красит. Я поговорю с отцом, может, он придумает, как помочь тебе с мужественностью. А то и правда, капризничать ты можешь лучше любой разбалованной герцогини!       Покончив с примеркой, графиня Фабретти отпустила сына заниматься своими делами, а сама направилась к мужу. Граф в задумчивости сидел на открытой террасе второго этажа и смотрел на сад, освещаемый вечерним солнцем. - Целый день в одиночестве провел, раздумывая над делами? - поцеловав его в рано поседевший висок, Изабелла обошла софу и села рядом, взяв его длиннопалую руку в свои. - Расскажешь, что тебя беспокоит? - Многое, дорогая. Что тебе рассказала баронесса София? - Сразу к делу, да? Она сообщила, что маркиз Пулио хотел бы выдать свою младшую дочь за нашего сына. Как ты на это смотришь? - Его дочери всего двенадцать лет, о каком браке может идти речь? - Об обыкновенном. Возраст - это не проблема. - Возможно и так, но...нет. С Пулио я не хочу состоять в родстве. - Рада это слышать, - довольно кивнула Изабелла. - К тому же его дочь совершенно точно испортит красоту нашей семьи. - Какие еще новости ты хотела обсудить? - усмехаясь тому, какие мелочи беспокоят его жену, Николо обнял ее. - София сказала, что в определенных кругах растет недовольство герцогом. Завышенные налоги, плохие условия и все в этом роде. Кое-кто из ее приятельниц, будучи любовницей одного миланского банкира, сообщила (и вроде как это действительно так), что этот банкир недавно принимал гостя из Франции, а тот покинул его дом с тяжелым сундуком, в котором весело позвякивали монеты. - Прямо-таки весело? - Ты же знаешь Софию, она любит эпитеты. И дело не в том, что этот банкир просто дал кому-то денег, а в том, что гость его был придворным Людовика XII, и говорили за закрытыми дверями они вовсе не о развитии торговых отношений между Миланом и Парижем. - А о чем? -Вроде бы он решил предъявить права на город, так как является потомком Висконти. И это значит, что будет война. Помимо этого кое-кто из знати собирается поддержать французов. Предполагаешь, кто это может быть? - Неужто Пулио? - И не только он. София не называла других фамилий. Она очень переживает за своих сыновей, которые находятся на службе у герцога. - Что ж, ее опасения оправданы, - покачав головой, Николо неторопливо обдумывал информацию.       Доминико говорил, что его кузен Фредерико сговорился с Пулио. Теперь выходит, что маркиз будет поддерживать французов при смене власти. Пока что Николо не видел очевидной связи между этими фактами, но чувствовал, что они определенным образом заденут его. Доминико редко ошибался. Растущее беспокойство толкало его на мысль, как бы Фредерико не решился на отчаянные меры, прикрываясь разгулом вражеской армии. - Изабелла, - наконец заговорил граф, касаясь щеки женщины, положившей голову на его плечо. - Я хочу, чтобы ты и Мариус в ближайшее время уехали из Милана. - А больше ты ничего не хочешь?! - неожиданные слова застали ее врасплох. Она никогда не скрывала своих чувств перед графом, потому и сейчас ласковый и беззаботный тон резко сменился на стальной. - Дорогая, позволь объяснить. Ты же понимаешь, как накаляется обстановка в городе. Поверь, это не просто прихоть. - Можешь не посвящать меня во все тонкости политических интриг, но вот, что я тебе скажу, дорогой, - графиня отстранилась, но взгляда, цепкого и сурового, от мужа не отвела. - Я стала твоей женой не для того, чтобы в трудные моменты оставлять тебя и спасаться бегством. Потому либо мы едем все вместе, куда захочешь, либо ты ни слова больше не говоришь о том, чтобы я куда-то сбегала. - Изабелла, - Николо был счастлив слышать подобное признание, но был настроен переубедить графиню.- Я пытаюсь защитить нашу семью. Помни, что помимо тебя и меня в ней есть еще наш сын. - Ты меня слышал, дорогой. Защита семьи входит и в мои интересы. И если тебе кажется, что ты озвучил единственный возможный вариант, я считаю, тебе стоит подумать еще. Или все-таки рассказать мне, что собственно происходит, и тогда мы вместе найдем выход.       До них донесся шум из фойе первого этажа: веселые и громкие разговоры свидетельствовали о возвращении двух супружеских пар - Ноэля Джакометти с Франческой, родной сестрой Николо, и Фредерико и Анны Руффини.       Граф поднялся и подал руку супруге, намереваясь пойти навстречу вернувшимся из города родственникам. - Графиня, я приглашаю Вас на ночную прогулку. - Не имею желания Вам отказывать, граф, - склонив голову, отозвалась Изабелла. - Тогда там и продолжим нашу беседу, а пока прошу держать это в секрете ото всех, и даже видом своим не выдавать беспокойства. Я не доверяю нашему ближайшему окружению. - Это будет не трудно, Ваше сиятельство.       Несколько дней спустя, когда пышное празднование годовщины свадьбы было завершено, музыканты, актеры и гости разъехались, а в палаццо наступила тишина, поздней ночью Николо Фабретти зашел в спальню сына.       Просторная комната освещалась лишь светом полной луны, проникавшим через распахнутое окно. Напротив дверей располагалась большая кровать, застеленная белым бельем, справа от нее, в углу комнаты, чернел высокий платяной шкаф со старинной узорчатой резьбой на дверцах. Слева от входа стоял письменный стол, заваленный листами бумаги и карандашами, а неподалеку от него на высокой тумбе отбрасывал холодный отблеск таз для умывания. - Мариус, проснись, - сев на край постели, он осторожно потряс сына за плечо. Тот нехотя пошевелился, пробуждаясь, и сел, потирая заспанные глаза. - Уже не сплю, папа. Что случилось? - Слушай внимательно. Вставай, ты должен тихо и быстро собраться. Тебе предстоит долгая дорога. - Сейчас же ночь на дворе. Я могу поехать куда угодно утром, - Мариус проснулся не до конца. Глаза его то и дело закрывались, но он силился вникнуть в то, что говорит отец. - Нет, сын. До утра ждать нельзя. Роберто отвезет тебя до постоялого двора на южном выезде из города. Там ты наймешь экипаж до Венеции, слышишь меня? - Слышу, но не понимаю. Зачем мне ехать в Венецию? Тем более прямо сейчас. - Наступают темные времена для нашей семьи. И мы с твоей матерью решили уберечь тебя таким образом. Когда опасность минует, я приеду за тобой. - Допустим, - сон отпустил Мариуса, и теперь он внимательно разглядывал отца, который взволнованно смотрел то в окно, то на него. - Допустим, так. Но что случилось? И что мне делать в Венеции? И почему вы с мамой не едете? - Так складываются обстоятельства. Твоя мама нужна мне здесь, поэтому она не сможет поехать с тобой. Теперь самое главное. Как только ты окажешься за пределами наших земель, никому не представляйся своим именем. Там тебя будут звать Фабио Бьянки, запомнил? Повтори. - Фабио Бьянки. Запомнил. К чему такая секретность? Ты меня пугаешь. - Я знаю, Мариус. Признаться, я и сам немного напуган, но уверен, что все разрешится наилучшим образом. Но как бы ни было, помни, ты - единственный наследник графа Фабретти. Все, чем обладает наша семья - твое и только твое. Если вдруг случится так, что меня не станет - ты должен обещать мне, что позаботишься о своей матери и о наших землях, а также о тех, кто живет на ней. Обещаешь? - Обещаю, - с каждым новым словом отца Мариус все больше не хотел никуда уезжать. Волнение охватило его, но перечить он не смел. - Вот и молодец. Итак, Фабио. В Венеции ты должен будешь найти мастера Леонардо. Помнишь его? Несколько лет назад он руководил строительными работами здесь и учил тебя рисовать, - удовлетворившись кивком, Николо вытащил из кармана куртки запечатанный сургучом конверт и продолжил. - Передашь ему это письмо. Адрес написан сверху, не потеряешь. Знаю, что у тебя множество вопросов, но пока что я не могу дать на них ответы. Ты должен выполнить то, о чем я тебя прошу, а после, когда все уляжется, мы поговорим, и я объяснюсь. Теперь собирайся, но тихо. Встретимся в дальней части сада, за конюшней. Никто из домашних не должен видеть, как ты уходишь. Справишься? - Думаю, да. Но могу я хотя бы попрощаться с мамой? - Разумеется. Мы с ней будем ждать тебя в саду. Поторопись. И помни, бери самое необходимое, не больше одной дорожной сумки. Все остальное ты купишь в дороге или в Венеции.       Двумя часами позже юный дворянин в абсолютной растерянности трясся в телеге, которую Роберто, дворецкий, использовал для поездок в деревню за продуктами. Прощание с родителями вышло недолгим, но очень эмоциональным. Видеть слезы на глазах матери было непривычно, и Мариус сам не сдержался. На все его вопросы никто не дал ответов, а попытка отказаться ехать была пресечена отцом. Вручив два туго набитых кошеля, Николо Фабретти распорядился один из них отдать Леонардо в счет его содержания, вторым же Мариус был волен распоряжаться сам. Перед самым отправлением отец спохватился и вручил ему сверток плотной темной ткани. - Старайся не показывать его никому. Не потеряй его. Не продавай, что бы ни случилось. Это - символ нашего дома, Мариус. Надеюсь, он тебе никогда не пригодится.       До рассвета было еще несколько часов, когда он распрощался с дворецким, который перед отъездом дал ему сумку с продуктами, подробнейшие инструкции и советы, как добраться до цели его поездки целым и невредимым. Стоя в ночи посреди постоялого двора и провожая взглядом удаляющуюся телегу, Мариус почувствовал себя совершенно одиноким и сбитым с толку щенком, которого выбросили из дома за ненадобностью. Но вера родителям, всегда любившим его, заставила его собраться с духом и отправиться в путешествие, о котором впоследствии он будет не единожды вспоминать с грустью и тоской.