— Ларри, милый, я подумала... — Женщина мялась у закрытой двери комнаты своего сына. В горле стоял ком, та волнительно теребила пальцы, не решаясь войти. — Тебе не стоит сидеть в комнате так долго. — Мам? — ..Да? — Уйди. Пожалуйста.
***
Прошло около трех месяцев. Это небольшой срок, но Ларри потерял счет времени еще тогда, когда как только узнал, сразу ворвался в 402 квартиру, распихивая кого только можно на своем пути. Он видел всё своими глазами. Салли. Его любимый Салли лежал на полу в огромной луже крови. В тот момент, в глазах застыл ужас, а сердце будто облили серной кислотой, что начала разъедать всё тело изнутри.«Это ведь сон? Кошмар?»
Глаза опустели. Это всё пронеслось буквально за секунды, ведь парня сразу же увели полицейские. В коридоре он увидел свою мать, по ее щекам, будто ручьями, стекали слезы, она едва сдерживала всхлипы и тут же подбежала к своему сыну, но не успела его обнять, как офицер попросил уйти с четвертого этажа. Он так и не видел Генри. Не знает, какая у него была реакция. Он вообще мало кого видел после того дня. К нему заходила только Элиза. Девушка без предупреждения вбежала в комнату металлиста на следующий день и тут же накинулась с объятиями, делала вид, будто встревожена новостями. Но Ларри, без каких-либо раздумий, оттолкнул ее, хоть и грубо, но прямо сказал убраться прочь, на что та отреагировала весьма агрессивно, но парень уже не помнит, что она сказала тогда. Явно хотела задеть за живое, поэтому скорее всего что-то про Сала, или в этом роде.***
Сейчас Ларри сидит в кресле-мешке, уставившись на большие колонки. Он не включал музыку еще ни разу после смерти парня. Тот хмурит брови, зажмурился на миг и перевёл взгляд на мольберт. И не рисовал тоже. Не заходил в домик. Не играл в видео-игры.Избегал всё, что только могло быть связанным с синеволосым.
Ларри не выражал никаких эмоций. Внутри него бушевало что-то, что было ему совсем незнакомо. Терзает вина? Боль от утраты любимого человека? Пустота? О, что-то подходящее. Пустота. Длинноволосый впервые тянется рукой к электрогитаре, и, проверяя сначала, настроена ли та, начинает медленно наигрывать незнакомую мелодию. Без колонок гитара такого вида плохо работает, а подключена она всегда, поэтому звуки тут же уловила Лиза. Это заставило ее прервать свои раздумья за столом на кухне, она взволнованно вскочила и тихо подобралась к двери, прислушиваясь. Ее реакция хоть и могла бы выглядеть забавно со стороны, но вся та кроющая реальность, что ее сын уже как больше двух месяцев не выходит из комнаты и вообще не подает никаких признаков своей прошлой жизни, заставляет женщину не сдерживать своих слёз прямо сейчас. Она всё так же аккуратно прислоняется ладонью к двери и медленно сползает вниз на пол.Больно наблюдать за этим.
Джонсон младший же, заново перебирает струны с самого начала. Перед глазами вдруг всплывают воспоминания, которые до этого совсем не тревожили парня. Он избегал их, как раз тем, что не занимался абсолютно ничем.«— Спасибо...»
Возле него сидит Сал, его протез не выражает никаких эмоций, но голос слегка дрожит. Это был день, когда он впервые заступился за него. Первый день их встречи. В тот момент, на чужую благодарность он ответил слегка грубо, но с насмешкой, что никак не была над самим парнем. Внутри же, Джонсон улыбнулся сам себе. Но в тот же день его избили, что металлист предугадал, но не успел это остановить.
«— А ты красиво рисуешь! Нарисуешь меня когда-нибудь? — О, хочешь стать моей моделью? — Да! Из меня выйдет отличная... французская модель!»
Тогда оба залились смехом. До этого даже не дошло, но в памяти запечатлелось, оставляя и это каким-то приятным, коротким воспоминанием.
«— И вовсе нет! Я просто замёрз.»
Тот связанный Лизой шарф смотрелся на Фишере куда милее, чем на Ларри. Увидела бы Лиза, точно так бы и сказала. В тот же момент следующее воспоминание - то, как синеволосый возвращает шарф, но как только слышит о том, что может оставить его себе, сам бы наверное не понял, как была заметна его радость.
«— Ларри... Спасибо, что ты мой друг.»
Всё чаще Сал оставался ночевать у Ларри. Тот не знал, по той ли причине, что синеволосый рассказал о своих регулярных кошмарах, или металлисту просто скучно самому проводить ночи в подвале. Но он был счастлив, что у него появился такой друг, что не мог не сказать тому прямо, пока двое лежали на полу и слушали музыку из одного старого плеера.
Первый поцелуй.
«— Снимай уже эту хуйню.»
Ларри наверное сам на тот момент не понимал, что был довольно груб по отношению к такой серьезной для Сала темы. Но тот доверился. Он его снял. Вряд ли Джонсон пил той ночью. Вряд ли это можно было назвать поступком на дурную голову, но внутри него, чувства - как бутон цветка, начали раскрываться и цвести с каждым лепестком. Тогда он и поцеловал его. Его на ощущение слегка грубая, сухая кожа на губах была для длинноволосого такой притягивающей и... любимой? В ту же ночь Сал уснул прямо на руках парня, из-за чего Ларри пришлось незаметно пронести того до квартиры синеволосого.
Близость.
«— Хе-хе, теперь ты получишь его только утром. — Эй! Что? В смысле утром? Я что.. — Именно! Остаёшься у меня на ночь.»
То проведённое вместе время. Которое началось видео-играми, а совсем глубокой ночью закончилось их первой, интимной связью. То, как мило Сал выглядел в той футболке, что была на три размера больше, чем он. То, как эротично тогда изгибалось его тело. И когда неожиданно заявилась мама парня, что лишь добавило забавности в той ситуации.
«— Чтобы не было лишних вопросов, мы - встречаемся!»
Заявление на весь класс. Фишер был тогда смущён как никогда. Ларри же был более счастлив, отчего он часто дурачился, постоянно заставляя Сала краснеть.
«— Ларри, это же твой шарф? Ты же сказал, что подаришь его своему любимому человеку.»
Элиза. Пожалуй, первый близкий человек Ларри. Хоть и дружба временами стихала, в последнее время после появления Салли в жизни Джонсона, та ни с того ни с чего вдруг начала снова с ним общаться. И Фишер уже подавал знаки явной ревности, но неужели Ларри их так и не заметил? Или не думал, что всё так серьезно?
«— Ты в курсе, что она влюблена в тебя?»
Но еще тогда в больнице...
«— Больше никогда не плачь.»
Было четко произнесено Джонсоном, он серьезно заявил, что не заставит Фишера плакать. Не даст в обиду никому, и сам не обидит. Но не сдержал своего обещания. Это, пожалуй, будто центр всех этих воспоминаний, после случившегося.
«— Я хотел кое-что обсудить. Наши отношения...»
«— Это.. Были ложные чувства.»Всё это пронеслось в голове в один миг.
Вдруг Ларри резко хмурит брови, хватается руками за гриф и бросает гитару об стену, сопровождая это громким, полным гнева, чувством вины и отчаяния, криком. После него, тот как сумасшедший, хватается руками за голову и наклоняется как можно ниже, при этом не прекращая кричать на самого себя. Винить себя во всём. По щекам начали течь слёзы. Он впервые за всё это время заплакал. Впервые выпустил все те эмоции, но во второй раз раздалась та самая боль в груди. Осознание. Принятие. Всё это, почему-то пришло только после отрицания. Лиза всё это время сидела на полу, облокотившись на дверь, прикрывала рукой нижнюю половину лица, старалась не издавать ни звука. В её голове убеждала себя, что лучше оставить того наедине, что он сам успокоится. Ему нужно пройти через это, как проходили все остальные. Но как же, ему проходить через это в одиночестве? Без поддержки? Женщина снова вскочила и, чуть не выдернув от силы ручку двери, ворвалась в комнату сына и подбежала к тому, падая перед парнем на колени, что так и зарывался пальцами в тёмные волосы, будто сейчас оторвёт клочьями, опустив голову до колен. Он все еще кричал. Лиза осторожно коснулась запястий сына, отчего тот сразу вздрогнул и, будучи сама вся в слезах, постаралась оторвать от головы того руки. — Ларри, всё хорошо, всё будет хорошо, — Не могла сдерживать та всхлипы, уже прижимая дрожащие ладони к красным и мокрым щекам парня, поднимая родное лицо к себе, в попытках утереть пальцами тот большой поток, который всё это время сдерживал металлист. — Я здесь. Я с тобой. — Она печально улыбается. И впервые, он смотрит своей матери в глаза. Внутри, его переполняют новые эмоции, которые как и прошлые, вновь выливаются в громкие, открытые рыдания. — Мы пройдем через это, милый. — Тот не сдерживая себя, крепко обнял женщину, утыкаясь носом в плечо Лизы, как маленький ребёнок. А его мама успокаивающе поглаживала всхлипывающего, дрожащего сына по голове.