Утро выдалось на редкость погожим. Как раз подошел к концу ежегодный сезон дождей, и солнце стояло в зените, высушивая промоченную насквозь за месяц дождей землю. И, как это было из года в год, Ист Энд потихоньку оживал.
Протерев очки и выглянув в окно, я, вместо привычной серой безлюдной картины увидел, что на улицы высыпала куча народу, что Лина-сан уже занималась возней на своих бесценных грядках, что ребятня носилась туда-сюда наперегонки. Выразить не могу, как меня обрадовало увиденное. Дожди изрядно успели надоесть: ни тебе нормальных игр, ни прогулок, ни даже рыбалки. Когда на улице ливень стеной, не больно-то понаблюдаешь за поплавком – там глаз да глаз, чтобы лодку не залило доверху, а то сам не заметишь, как ко дну пойдешь. И хоть я и не отплывал далеко от берега, все равно подобного не хотелось.
Дома никого не было. Лина-сан всегда вставала засветло, чтобы подоить корову. Годжо-сан явно ушел на охоту, как и грозился вчера за ужином. Ну а Джолли я только что видел бегающей на улице, она еще больше меня устала сидеть в четырех стенах.
В кухне на столе стояла кринка молока и буханка хлеба. Масло и сахар нашлись неподалеку, так что завтрак (или же это уже обед, учитывая, как высоко солнце?) у меня получился прямо-таки царский. Планов на день у меня было громадье, так что я решить не мог, за что же взяться сначала. Раздумывая над этой проблемой, я почти выпал из реальности, не донеся кусок до рта.
– Братик! Братик! Братик!
Джолли влетела на кухню, едва не снеся стол со всем его содержимым и заставив меня подскочить на месте. Бутерброд я, разумеется, выронил, и он, согласно всем законам подлости, естественно, упал маслом вниз. Вздохнув и подняв его, я поспешно сунул хлеб с маслом в рот, запив остатками молока, после чего посмотрел на Джолли, в очередной раз удивляясь, как такой маленький ребенок может устраивать такой шум и бардак. Впрочем, моя сводная сестра всегда отличалась гиперактивностью и была неспособна усидеть на одном месте больше минуты.
– Что ты хотела? – сделав мощное глотательное движение, наконец, спросил я.
– А ты возьмешь меня с собой? – она склонила голову набок, преданно смотря на меня снизу вверх и теребя руками подол платья.
– Мы ведь уже говорили об этом вчера, – я потрепал ее по темным кудряшкам.
Почему-то рядом с ней я всегда чувствовал себя намного взрослее, чем был на самом деле. Родных братьев и сестер у меня никогда не было, и мне не с чем было сравнивать. Но чувство было неизменно приятным. О ней хотелось заботиться. Именно поэтому я был совершенно уверен, что кладбище, располагавшееся на другом конце деревни, меньше всего подходило для нахождения там маленькой девочки. Однако упрямства Джолли было не занимать, и если она что-то втемяшивала себе в голову, переубедить ее было практически невозможно. Так и вчера, когда я делился с Линой-сан планами на день текущий, Джолли во что бы то ни стало вознамерилась пойти со мной на кладбище. Тот факт, что она вообще понятия не имела, что такое кладбище, ее не волновал.
– Ну, братик Коби, ну, пожалуйста!
И попробуй, называется, откажи ей, когда она начинает так канючить… И чего же тебе с подругами-то не играется, когда на дворе такой денек? Но я уже давно заметил, что практически с первого же дня, как я переступил порог этого дома, у Джолли было ко мне особое отношение. И если была возможность, она всегда старалась проводить время со мной. Не знаю, с чем это связано. Может, с тем, что ей всегда хотелось, чтобы у нее был брат, – я не спрашивал. Чего не говори, мне нравилось с ней водиться, Лина-сан и Годжо-сан мне доверяли, а большего и не надо было.
Так что, само собой, пришлось тяжко вздохнуть и взять ее с собой. Пусть уж лучше один раз посмотрит на кладбище и убедится, что делать там нечего, что там скучно и неинтересно, и больше со мной не просится.
Ист Энд был крошечным островом в Ист Блю. Собственно, все, что на нем было, это наша деревня, маленький замкнутый мирок, живущий на своем хозяйстве. Даже базы Морского Дозора у нас не было – так, небольшое здание, в котором несли вахту двое дежурных. И то их присутствие здесь было необязательным – к нам сроду никто не заплывал. Даже когда началась Великая Эра Пиратов, наш остров обходили стороной, таким он был жалким. В деревне все друг друга знали в лицо, что исключало даже туманную возможность того, что среди нас появятся воры. Так и выходило, что дозорные тут основательно скучали и спали и видели, как их переведут в место поинтереснее. Иногда я заходил к ним от нечего делать. Меня никто не гнал, наоборот, они с радостью коротали время, рассказывая о дальних странах и островах, на которых им доводилось бывать. Рассказывали о штаб-квартире Морского Дозора, что находилась в Маринфорде, на Гранд Лайн, о том, как продвигается борьба с пиратами, которых становилось все больше и больше. И даже шутили, что, будь я постарше, меня бы непременно пригласили на службу. И шутки шутками, а идея эта была вполне себе ничего. Всяко лучше, чем до конца жизни работать на грядках.
Так что мы с Джолли медленно шли в сторону берега. Она говорила без умолку, не давая мне вставить ни слова, бегала вокруг, собирала цветы, пытаясь на ходу сплести из них венок, потерпела неудачу, едва не разревелась, но потом с моей помощью все же довела дело до конца и торжественно водрузила его на голову. Разумеется, на мою, на чью же еще?
На кладбище всегда было тихо, по сравнению с деревней. И даже если люди случайно встречались здесь, разговоров, как правило, никто не вел. Нужная мне могила была с краю, так что далеко идти не пришлось. Опустившись на колени, я провел рукой по теплому могильному камню, после чего снял с головы венок и положил его рядом. Джолли, словно проникнувшись атмосферой этого места, тоже не шумела. Вместо этого она, подражая мне, села рядом и тоже посмотрела на надгробие. Читать она еще не умела, так что пришлось пояснить.
– Это и есть кладбище, – обвел я рукой окружавшие нас могилы. – Здесь похоронены те, кто умер. Где-то здесь похоронены и твои бабушка с дедушкой, а тут, – я кивнул на могилу перед нами, – погребен мой папа.
Я родился и вырос с Ист Энде. Матери я никогда не знал. Говорили, что она отказалась от меня сразу после рождения и покинула остров с каким-то не то пиратом, не то просто моряком. Я даже не знал, как она выглядела, да это и не имело значения. Отец рыбачил и был вполне в состоянии прокормить нас обоих, да и, как я уже говорил, в деревне все друг друга знали и на голодную смерть не бросили бы.
Именно поэтому, когда папа умер три года назад от пневмонии, Лина-сан и Годжо-сан, с которыми мы жили по соседству, без малейших раздумий взяли меня к себе. И не было ни одного дня, когда бы я об этом пожалел. Да, они не любили меня так сильно, как любили Джолли, но мне этого и не нужно было. К рабскому труду с утра до вечера меня не принуждали, кормили вкусно, ну а что с огородом просили помочь иногда – так это небольшая плата. Ограничивать меня в чем-либо тоже никто не спешил, так что большую часть времени я был предоставлен сам себе.
Найти себе занятие на маленьком островке – задача не из простых, однако время шло. Медленно, но шло. За разговорами с дозорными, за играми и воспитанием Джолли, за рыбалкой, когда я разобрался с отцовскими снастями, за работой на ферме. И жаловаться мне было грех. И все же, чем дальше, тем явственнее я ощущал, что мне скучно. Отчаянно, дико, невероятно скучно! Мне было неинтересно сидеть и копаться на грядках, пасти корову или заниматься сенокосом. Хотелось большего. Наверное, именно в тот момент я для себя решил, что хочу стать дозорным. Наслушался рассказов местных стражей правосудия, да и выходить на рыбалку на лодке мне нравилось куда больше, чем просто сидеть на берегу с удочкой.
О своем желании вступить во флот я никому не говорил. Заикнулся как-то об этом Лине-сан, но она лишь головой покачала, сказав, что Дозору как раз только и не хватало, что девятилетнего мальчишки для полного счастья. После чего ушла заниматься домашними делами, велев прополоть морковь. Возможно, Годжо-сан поддержал бы мое желание, в конце концов, пойманную мной в море рыбу он неизменно нахваливал. Но рассказать ему я почему-то так и не решился. Джолли тоже ничего не знала, и слава богу! Если узнает она, через полчаса об этом будут знать все. Как и все маленькие дети, она совершенно не умела держать язык за зубами.
Разве что дозорные относились к моей затее одобрительно, но опять же все уперлось в мой возраст – в Академию Дозора брали только с двенадцати лет, что означало, что хочешь не хочешь, а мне еще три года придется ждать.
Но вот за что я им был особенно благодарен, так это за то, что, видя мое стремление со временем пополнить их ряды, флотские давали мне книги, которые в Ист Энде иным путем было не достать – таковых просто ни у кого не было. Устройство кораблей, навигация – поначалу у меня голова шла кругом от многочисленных непонятных терминов. Все же, это были не учебники, где все объяснялось с азов, а просто справочники. О чем-то я догадывался, о чем-то спрашивал, стараясь не слишком надоедать дозорным вопросами, но дело худо-бедно шло. Постепенно я учился отличать марсель от брамселя*, фок-мачту от бизань-мачты**, но это все равно были такие мелочи по сравнению с тем, что ждало впереди.
– А зачем надо приходить на кладбище? – голос Джолли прозвучал, словно гром среди ясного неба, и вновь вырвал меня из задумчивости.
Стайка птиц, что до этого копошилась в траве неподалеку от нас, с шумом взмыла в небо. Я же, глядя на них, пытался собраться с мыслями и понять, что же только что спросила сидящая рядом со мной девчушка. А когда понял, то не смог так с наскока дать простой ответ, чтобы он был понятен маленькому ребенку.
– Чтобы помнить, – наконец, выдавил из себя я. – Когда человек приходит сюда, это значит, что он скучает по тому, кто умер.
– Значит, ты скучаешь по своему папе? – Джолли выглядела на редкость серьезной, а потом посмотрела на меня. – Не надо скучать. Пойдем поиграем, и тебе станет весело. И ты не будешь скучать.
Мне бы ее непосредственность…
Как я и думал, надолго задержаться на кладбище не удалось, потому что Джолли быстро заскучала и начала капризничать. А Джолли, которая капризничает, это намного хуже, чем Джолли, которая канючит. Более того, мне даже остальные планы, в частности рыбалку пришлось отложить, потому что сестренка твердо вбила себе в голову идею меня развеселить. И даже добилась успехов. По крайней мере, пока мы с ней и дюжиной ее друзей/подруг носились по полю, запуская цветастого бумажного змея, время пролетело быстро и незаметно. В итоге домой мы вернулись часам к шести, голодные, уставшие, но вполне счастливые. И даже тот факт, что змей в результате оторвался и улетел, не мог испортить нам настроение.
На ужин была зайчатина в сметане – Лина-сан расстаралась, зная, как я люблю это блюдо, а мне стало совестно, что меня весь день не было дома, и я ничем ей не помог. Все же тянуть большое приусадебное хозяйство практически в одиночку тяжело.
Дав себе зарок, что завтра непременно прополю все грядки, до каких только смогу дотянуться, я быстро помыл посуду и припустил в сторону здания Дозора. Обещал ведь, что занесу книги сегодня, и со всей этой беготней совершенно об этом забыл. Надеюсь, ругаться не будут. И не решат, что моим обещаниям верить нельзя – книги мне давали под честное слово.
Но, как оказалось, волновался я зря. О книгах никто и не вспоминал. Более того, когда я их притащил, дозорные и вовсе удивились, что я возвращаю их так рано. Настроение у них сегодня было еще более благодушным, чем обычно – меня тут же порывались напоить чаем. Обычно я соглашался, но не в этот раз – съешь я еще хоть что-нибудь, и точно лопну. Зайчатина была слишком вкусной, а вот последние куска три определенно были лишними.
– Ну, и как? Все понял? – быстро пролистнув принесенную мной книгу, поинтересовался дозорный, в то время как его коллега вышел на улицу, чтобы купить газету у прилетевшей чайки-почтальона.
– Более-менее, – немного стушевался я, вовсе не чувствуя в себе уверенности отвечать на вопросы по материалу книги. – Не совсем понял назначение мунселя и трюмселя*, учитывая их малую площадь по сравнению с остальными парусами. Но устройство рангоута*** вроде бы запомнил.
– Это придет с опытом, – махнул рукой он. – Но вообще задача любого паруса, даже такого маленького, как мунсель, это ловить ветер. В зависимости от его направления, силы и скорости, на кораблях используют разные паруса. В частности, трюмсель и мунсель поднимают при слабых ветрах, когда…
Закончить рассказ он так и не успел, потому что в комнату быстрым шагом вошел его напарник. И, если когда он выходил, настроение у него хоть и не било ключом, но все равно было вполне благодушным, сейчас от благодушия не осталось и следа. А я мысленно начал перебирать в голове все свои возможные проступки, но так и не смог вспомнить ничего противозаконного. Однако флотский даже не смотрел на меня, сжимая в руках газету, за которой выходил, и вскрытый конверт.
– Пришло новое распоряжение, – кивнул он на конверт. – Генштаб мобилизует все свободные силы и объявляет срочный общий сбор в Маринфорде.
Настроение в комнате после этих слов резко пошло на убыль, а воздух стал почти что густым от напряжения. По-хорошему, мне следовало встать и немедленно уйти, потому что разговор этот явно не предназначался для моих ушей, но я словно прирос к колченогому стулу, на котором сидел, и боялся сделать лишнее движение.
Как я понял, начальство вызывает в штаб Дозора всех без исключения. Интересно, что могло случиться? Наверняка что-то очень серьезное, иначе не было бы такой срочности. От предчувствия чего-то нехорошего у меня ощутимо засосало под ложечкой, как если бы грядущие события каким-то образом касались меня лично.
– Отправляемся немедленно.
И, не розня слова с делом, дозорные приступили к сборам. Хотя сборами это можно было назвать с натяжкой. С собой они почти ничего не брали, так, лишь несколько документов. Как я понял, они всегда были готовы сорваться по первому зову, ведь много раз говорили, что им не нравится наша тихая гавань.
– Так, Коби, – тот, что рассказывал мне о парусах, наконец, вспомнил о том, что я нахожусь здесь. – Понятия не имею, сколько нас не будет и вернемся ли мы вообще сюда. Если не вернемся мы, прибудет кто-то другой. До этого времени можешь брать и читать любые книги, какие тут найдешь, и изучать любые карты. Ничего секретного тут все равно нет. Ты у нас парень ответственный, но все же постарайся ничего не потерять.
Я, разумеется, рассыпался в заверениях, что всегда отношусь к чужим вещам с особой осторожностью и иначе просто не умею. На этом наш разговор и закончился. Флотские спешно отбыли, оставив мне ключи от этого здания, а я потерянно сидел посреди кабинета, в котором до этого проводил множество интересных и познавательных вечеров. В камине все еще трещал огонь, на столе стояли две недопитые кружки с чаем и лежал ломоть рыбного пирога.
И что прикажете мне делать со всем этим? Никак не ожидал, что когда-нибудь окажусь в такой ситуации. И никак не ожидал, что дозорные взвалят на меня какую-никакую, а все же ответственность за это место.
– Хм, ну, допустим, в услугах Дозора мы никогда особо не нуждались, – вслух рассуждал я, ополаскивая кружки и убирая их в шкаф. – Так что с их уходом мы немного потеряли. Сюда тоже вряд ли кто-то заберется, но оставлять здание открытым все равно не стоит… Зато книг тут…
Я обвел взглядом полки, плотно заставленные различными справочниками, атласами и уже предвкушал море удовольствия. Читать мне всегда нравилось. А читать книги по теме, которая тебе интересна, нравилось вдвойне. Интересно, что скажет Лина-сан обо всем этом? Или, может, не стоит ей об этом говорить?
И что же все-таки случилось в Маринфорде?
Убрав все со стола, погасив огонь в камине и забрав пирог с собой (не оставлять же его тут), я пошел домой. Плохое предчувствие, вызванное внезапным отъездом дозорных, не оставляло меня до самой ночи, и даже разговоры с Джолли и мысли о предстоящих вечерах за книгами не могли меня отвлечь. Уснуть удалось с огромным трудом и только под утро.
***
По сути, с уходом флотских в Ист Энде ничего и не изменилось. Происшествий, которые требовали бы вмешательства Дозора, у нас не случалось, все по-прежнему было тихо и спокойно. И липкий страх, захлестнувший меня в тот вечер, постепенно сошел на нет. Газеты молчали, никакой информации о том, что было причиной общего сбора дозорных, никто не давал. А, судя по настроению в деревне, никого, кроме меня, и не волновали подобные проблемы.
Лине-сан я все же рассказал о том, что произошло, и она ужасно рассердилась таким самоуправством флотских. И даже порывалась отнять доверенный мне ключ. Моего желания через три года поступить на службу она по-прежнему не разделяла и кривилась всякий раз, как видела меня с книгой. Со временем, чтобы ее не раздражать, я стал читать в здании Дозора, которое за пару недель приобрело явный оттенок заброшенного помещения. Мне это не нравилось категорически, и я, как мог, старался содержать его в порядке. И не уставал удивляться, какой утомительной может быть приборка целого дома, пусть даже и такого небольшого как этот. Не представляю, как Лина-сан справляется со всем хозяйством одна…
Иногда компанию мне составляла Джолли, хотя я по-прежнему не мог взять в толк, почему же со мной ей находиться интереснее, нежели с подругами ее возраста. Порой мы за весь день разговаривали только за обедом, который нам, скрепя сердце, давала с собой Лина-сан. Я подчас сидел и читал весь день напролет, а сестренка брала с собой кукол и, оккупировав угол, сидела и играла сама с собой, лишь иногда отвлекая меня.
А я потихоньку учился. Не так быстро, как мог бы, будь рядом тот, кто прояснял бы мне спорные моменты. И не факт, что некоторые вещи я понимал правильно – некоторые книги, казалось, были написаны на другом языке, настолько трудными для понимания они были. От обилия заумных терминов, вникнуть в смысл которых я пытался по контексту и картинкам, у меня начинала болеть голова. Но так как делать все равно было нечего, я кропотливо перерывал словари, справочники и энциклопедии, пока не находил значение нужного мне слова.
Процесс шел очень медленно. Минуло три месяца с тех пор, как это здание стало моим вторым домом, и за это время я проштудировал от и до всего четыре книги. Пробовал, исходя из полученных знаний, нарисовать карту Ист Энда и сразу же понял, что картография это не мое, с моими-то кривыми руками. Ненамного лучше дела шли с постройкой своей лодки, которую я пытался сколотить на заднем дворе, в своем уголке, выделенном мне Годжо-саном и Линой-сан для моих хобби. В теории все было довольно просто, с практикой же все оказалось не настолько радужно. Но я не унывал. Коротать время все равно было нужно.
***
Причины, побудившие дозорных покинуть наш остров, начали всплывать на поверхность лишь спустя полгода после их ухода. За это время в Ист Энд так и не прибыло ни одного флотского, что все же немного напрягало и беспокоило. Казалось каким-то неправильным их отсутствие, и я очень ждал их возвращения. Но дождался в итоге только того, что как-то вечером, когда солнце клонилось к закату, всех жителей деревни старше семи лет вызвали к мэру.
Сказать, что все были удивлены, значит ничего не сказать. Подобного на моей памяти не случалось еще ни разу. В Ист Энде просто не происходило ничего, что требовало бы визита к мэру, да еще и всеобщего. Да еще и с детьми. Удивление Годжо-сана и Лины-сан говорило о том, что такое в новинку и для них тоже, а не только для меня.
Вся эта ситуация была странной с самого начала и поставила с ног на голову нашу тихую обитель. Тут и там раздавались панические шепотки, кто-то уверенно говорил, что наш остров потерял независимость и перешел в собственность какого-то толстосума, второй утверждал, что мэр сбирает всех, чтобы сообщить о введении новых налогов и податей. В общем, обстановка перед домом мэра, расположенного прямо перед центральной площадью, была та еще. И никто не предвещал ничего хорошего. Неведенье волновало и пугало всех, поэтому, когда на трибуне, наконец, показался мэр, я обрадовался, что сейчас он все расставит по местам.
Он начал издалека, с ободряющей приветственной речи. Коротко рассказал о том, что происходит в мире и на соседних островах в Ист Блю. Но даже мне было слышно, что все эти слова – всего лишь начало, и они почти не имеют отношения к тому, что он собирался сказать изначально.
– Несколько часов назад пришло сообщение от Мирового правительства, – наконец, заговорил он о делах насущных. – И пусть наш остров не входит в его состав, эта информация была направлена по всем островам и странам без исключения. На Гранд Лайне произошла вспышка очень странной и смертельно опасной инфекции, и она с огромной скоростью распространяется по океану. В связи с этим, чтобы обезопасить себя, всем жителям категорически воспрещается контактировать с морской водой и употреблять в пищу любые продукты, так или иначе связанные с ней. Так следует полностью исключить из своего рациона рыбу, моллюсков, водоросли, а так же мясо диких зверей. Также настоятельно рекомендуется максимально сократить контакты с реками и озерами, так или иначе связанными с океаном. Никаких исключений.
Жители возбужденно загомонили, на мэра обрушился град возмущенных и недоуменных вопросов, и он терпеливо ждал, пока вновь воцарится тишина.
– Также мне поручено довести до сведенья каждого из вас, что от болезни нет лекарства, – продолжил он. – И, в случае заболевания она в ста процентах случаев приводит к летальному исходу. Более того, она чрезвычайно заразна. Поэтому в случае малейшего подозрения следует незамедлительно обращаться к врачу. Симптомы, по которым можно распознать болезнь, – повышенная беспочвенная агрессия и злоба, постепенно перетекающая в апатию и резкий упадок сил. Больного надлежит незамедлительно изолировать и ограничить его контакты со здоровыми людьми.
Домой мы возвращались в полнейшем раздрае, что неудивительно. Слишком много неожиданных и неприятных новостей одновременно. Лина-сан напряженно молчала всю дорогу, Годжо-сан периодически что-то бормотал себе под нос, судя по тону, не слишком цензурное. С Джолли они предпочли объясниться сами, я же делал для себя очередную мысленную заметку, что отныне мне придется еще более внимательно приглядывать за сестрой. А еще, кажется, я больше не смогу заниматься рыбалкой. А еще служба в Дозоре теперь, очевидно, будет более опасной. А еще Лина-сан и Годжо-сан вполне могут меня не отпустить на учебу.
А еще настроение мое провалилось ниже плинтуса, и остаток ночи я провалялся в постели в беспочвенных попытках заснуть.
