Тем вечером, когда всем нам на голову свалились неожиданные новости, я, да и, думается, не только я, еще не представлял, насколько серьезной окажется ситуация. И если поначалу казалось, что ничего не изменилось и все осталось по-прежнему, то уже вскоре начали проявляться последствия. Как-то незаметно растаяла без следа атмосфера спокойствия и безмятежности, что всегда царила в Ист Энде, и наш остров перестал походить на тихую гавань.
Возможно, это было в силу возраста, а может, еще по какой-то причине, но я буквально физически ощущал, как напряжение словно поселилось рядом с нами и ходило по пятам за каждым человеком, независимо, мужчина это был или женщина, взрослый или ребенок.
Дети, несмотря на погожие деньки, почти перестали появляться на улицах, теперь гуляя и играя каждый во дворе своего дома. Взрослые ходили, подозрительно оглядываясь по сторонам. Джолли капризничала больше обычного, сводя с ума всю нашу семью. А я не знал, куда деваться и в такие моменты очень хотел провалиться сквозь землю.
Словом, весть о болезни разрушила все, чем был до этого Ист Энд. Что меня особенно удивляло, так это то, что никто и не знал толком, ни что это за болезнь такая, ни чем она характеризуется, ни как передается. Все знали только то, что тогда сказал мэр, и всё. Но и этого оказалось достаточно, чтобы люди начали по малейшему поводу подозревать друг друга. Да и симптомы, которых следовало опасаться, были довольно необычными. Беспочвенная агрессия и упадок сил – скажите пожалуйста. Да это же повсеместно встречается! Люди устают за день, люди ругаются и спорят – это совершенно нормально. Однако теперь это стало достаточным признаком, чтобы угодить под подозрение. Все старались держать эмоции при себе и постепенно сходили с ума во всей этой молчаливой замкнутости. Так Ист Энд из деревни, где все друг друга знают, превратился в деревню, где все предпочитают друг друга не знать.
Что касается нашей семьи, то у нас все осталось практически неизменным. В нашем доме был огромный задний двор, частично занятый сараем, где лежали мои инструменты и где я время от времени безуспешно пытался строить лодку. И мы с Джолли почти не вылезали оттуда. Сестренка привыкла сидеть со мной в пустом здании Дозора и наотрез отказывалась со мной расставаться. И даже по мере сил и желания пыталась помогать мне в строительстве. Разумеется, я не доверял ей ничего опасного, но ей до одури нравился сам факт того, что она чем-то мне помогает, и у меня не было сил ей отказать.
В здание Дозора меня, кстати, сейчас не пускали. Лина-сан и Годжо-сан внезапно спохватились, решительно заявив, что мне нечего там делать, и теперь вообще не выпускали нас с Джолли за пределы двора. А я поначалу на стенку лез от безделья. Мне и без того-то было жуть как скучно, а, оставшись без книг, я и вовсе сходил с ума. Рискованный выход из положения нашелся сам собой, и раз в несколько дней под покровом ночи я уходил со двора, чтобы вернуть книги и взять новые, неизменно чувствуя себя при этом не то вором, не то шпионом каким-то. Конечно, всегда оставался риск, что рано или поздно меня застукают за этим занятием – мои приемные родители спали весьма чутко, но я не боялся. Ну что, в самом-то деле, со мной случится на пустой улице, пусть и ночью? Вампир нападет? То-то и оно.
Но больше, гораздо больше, чем книг, мне не хватало рыбалки. И если предыдущую проблему я решил ночными вылазками, то как быть с этой, пока не придумал. Убегать и рыбачить в темноте, конечно, было можно, но так терялась бы большая часть удовольствия – ничего ведь не видно. Да и риска, что мое отсутствие заметят, было намного больше. Это все-таки долгий и размеренный процесс, а не сбегать туда-сюда за книгами. Так что я спасался чтением, строительством, рисованием, играми с сестрой, но все равно чувствовал себя как какой-то наркоман во время ломки. И настроение, стоило только задуматься об этом всерьез, неизменно падало до отметки «Хуже не придумаешь».
Как и почти все в Ист Энде, наша семья жила за счет своего хозяйства: у нас была корова, кролики и курицы, плюс довольно большой огород, поэтому мы без проблем могли прокормить себя. Однако, несмотря на это, чем дальше, тем сложнее становилась обстановка. Жителей еще дважды вызывали к мэру, и с каждым новым разом новости на нас обрушивались все более плачевные. И условия жизни становились все тяжелее и тяжелее.
На первой встрече, когда еще только началась эта дребедень, нас отрезали от рыбалки и охоты. Учитывая наше домашнее хозяйство, это было приемлемо и почти никак на нас не отразилось. Разве что на обед больше не подавалась зайчатина в сметане, но уж эту жертву я как-нибудь готов был пережить.
Когда через полгода нас вызвали снова в связи с новым посланием от Мирового Правительства, под запрет попали пруды и колодцы. И вот тут уже стало не до смеха. Колодец был нашим единственным источником воды – река отпала еще раньше. А без воды было нельзя. Помимо того, что нам самим надо что-то пить, у нас был еще и домашний скот, и огород тоже следовало поливать. Но и тут нашелся выход из положения: раз в неделю на каждого человека выделялось по пять литров воды в резиденции мэра (видимо, ему присылало опять же Правительство). Проблему с поилкой для скота и поливкой огорода мы с Годжо-саном решили совместно, построив что-то вроде сборника дождевой воды. Не бог весть что, конечно, но это было лучше, чем ничего. Благо, остров наш, даже несмотря на закончившийся сезон дождей, никогда не испытывал недостатка в осадках. Так что дело было налажено, пусть и немного со скрипом.
Новое собрание состоялось через два месяца, и вот уже оно было хуже любого удара под дых. Понятия не имею, чем там руководствовались в этом Правительстве, но, согласно новому указу, от всех жителей требовалось незамедлительно полностью отказаться от всех продуктов животного производства, а от самих животных избавиться чем скорее, тем лучше. Это объявление вызвало целую бурю негодования со стороны жителей, и я мог их понять. Едва ли не половина селян жила исключительно за счет содержания домашнего скота, и отказаться от него, да еще и накануне зимы, означало обречь себя на голодную смерть. На мэра, зачитывавшего нам послание Правительства, было просто жалко смотреть. Он и без того-то был мужичком некрупным, а тут, кажется, и вовсе стремился стать как можно меньше и незаметнее.
Приказ исполнили лишь немногие, оно и понятно. Большая часть предпочла оставить все, как есть, и надеяться, что пронесет. Но какой у них был выбор? Огород был не у всех, да и вообще какой там огород, когда на носу зима? И пусть у нас не бывает суровых зим – какое там, даже снег выпадает раз в десять лет, а температура падает разве что градусов до пяти, – это не отменяло того, что надеяться, что при такой погоде что-то прорастет и принесет плоды, было просто наивно.
Это было очень тяжело. По сравнению с некоторыми, наша семья жила неплохо. Благодаря живности мы никогда не знали голода. И я, и Джолли, любили на завтрак пить парное молоко, заедая его омлетом или глазуньей. С кроликами же мы и вовсе любили просто время проводить, наблюдая за их поведением и играя. И просто так взять и отказаться от всего этого было очень и очень сложно. И я прекрасно видел, как тяжело дался Годжо-сану и Лине-сан этот выбор. Сам я был уверен, что они никогда на это не пойдут и, глядя на отказавшихся следовать приказу Правительства соседей, тоже оставят домашний скот. Однако они меня удивили и, когда вечером нас с Джолли позвали на «домашний совет», дабы объявить о своем решении, я был, мягко говоря, в шоке.
Соседи на это их решение лишь крутили пальцем у виска, называя сумасшедшими. И я, если честно, в чем-то был с ними солидарен. Однако родители твердо стояли на своем и в ответ на мой робкий вопрос сказали, что не хотят, чтобы оставалась даже тень вероятности, что я или Джолли заболеем. Что в Правительстве тоже явно не просто так отдали такое распоряжение. И, раз такие дела, то они рисковать не намерены. Джолли после этого почти две недели ходила грустная и постоянно хныкала, оплакивая потерю животных. Что ни говори, мне тоже было не по себе. Как ни крути, а с каждым днем ситуация становилась все хуже и хуже.
В своей учебе я углубился в метеорологию и большую часть свободного времени посвящал этой науке. Я очень боялся, что несмотря на климатический пояс, на наш остров вполне может обрушиться какая-нибудь засуха или просто будет неурожайный год, и тогда пиши пропало. И, чтобы чувствовать хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне, я штурмовал книгу за книгой, пытаясь разобраться, есть ли какой-нибудь способ, который бы позволил мне контролировать проблему погоды своими силами.
Но, как назло, книга, в которой имелась хоть какая-то информация на эту тему, читалась настолько тяжело, что у меня даже от изучения такелажа корабля так не дымился мозг. Уж не знаю, как такое возможно, но от чтения я уставал как морально, так и физически, словно не глазами по строчкам бегал, а таскал что-то тяжелое. Глаза, кстати, уставали почти мгновенно. Приходилось постоянно отрываться от текста, давать им отдых, промывать, пока ощущение песка в глазах не проходило. Разумеется, это никак не способствовало хорошему усвоению информации, и едва ли не каждое предложение приходилось читать по несколько раз, пока до меня не доходил смысл.
«В настоящее время механизм рассеивания облаков сводится к изменению фазового состояния облака путем воздействия на него таких реагентов, как углекислота и дым йодистого серебра или свинца. При испарении измельченной углекислоты в переохлажденных водяных облаках создается сильное охлаждение и пересыщение, что приводит к кристаллизации. Облака превращаются в смешанные и, приобретя при этом коллоидальную* неустойчивость, дают осадки, как это бывает естественным образом в смешанных облаках».
Я перечитывал этот абзац уже в пятый раз, а ясной картинки перед глазами все равно не появлялось. И слова казались мне написанными не на родом языке, а казались иероглифами из другого мира, совершенно мне незнакомыми. А от обилия незнакомых сложных слов шла кругом голова. И если что такое кристаллизация я еще более-менее понимал, то вот с коллоидальной – что это вообще за слово такое?! – неустойчивостью все было не так легко. А еще я совершенно замучил Лину-сан и Годжо-сана подобными вопросами.
«Путем дымления реагент вносится в переохлажденную часть облака, ответственную за образование и рост града, на уровень изотермы** минус шесть градусов. Микроскопические частицы йодистого серебра захватываются переохлажденными каплями, превращаясь в кристаллы, которые становятся искусственными зародышами града. Искусственные зародыши града вступают в конкуренцию с естественными зародышами града за содержащуюся в облаке влагу и не дают возможности градинам вырасти до крупных размеров. В результате этого в облаке лавинообразно образуется громадное число мелких градин, которые при выпадении из облака успевают растаять в теплой части атмосферы и достигают земли уже в виде дождя».
Так, всё, стоп, перекур! Чувствуя, что ум у меня снова начал заходить за разум, я решительно захлопнул книгу и посмотрел на лежащие на верстаке инструменты. Книг и теории было мало – надо было еще как-то применять знания на практике, и с этим застопоренность была еще больше, чем с разбором трудно понимаемого материала моих пособий. Как с земли влиять на облака, я был без понятия, и пытался смастерить что-нибудь, что помогло бы мне в этом нелегком деле.
– Коби, а что ты делаешь? – заглянула в мою тихую обитель Джолли как раз, когда я отложил очередную бесполезную разработку. Главной проблемой было то, что у меня почти не было подручных средств – откуда бы им взяться в нашей дыре?
– Пытаюсь понять, можно ли как-нибудь создать искусственный дождь, – честно сказал я, не видя смысла скрывать что-либо от сестры. – Вот только для этого надо создавать особую смесь и каким-то образом помещать ее прямо в облака. Но я не знаю, как закинуть ее так высоко…
Сестренка состроила уморительно-озадаченную мордашку, невольно вызвав у меня улыбку. В свете последних событий Джолли как-то неуловимо изменилась, словно разом подросла на пару-тройку лет. А может, такое ощущение складывалось у меня из-за того, что что она стала серьезней. Оставшись без друзей и совместных игр на улице с ними, она проводила со мной слишком много времени и волей-неволей подхватила мою серьезность. И, кроме шуток, иногда ей действительно приходили в голову весьма нетривиальные решения, до которых я не то что не додумывался, но и вообще не представлял, что так, оказывается, можно.
– А если использовать воздушный змей? – выдала она после пары минут раздумий.
Но, увы, эта идея осуществимой не была от слова вообще.
– Облака находятся на высоте в несколько километров, – покачал головой я. – Даже если бы мы и нашли такую длинную веревку, нам все равно не удастся поднять змея на такую высоту. Плюс с такой ношей он и вовсе не сможет подняться.
– Хм… – только и могла нахмуриться Джолли, и мы вместе вновь засели за книги. Ну, вернее, это я засел за чтение, а она – за разглядывание картинок.
Был уже почти вечер, когда к нам заглянула Лина-сан и принесла поесть. От аппетитных запахов картофельной похлебки у меня свело живот, и я только сейчас вспомнил, что за всей этой учебой совершенно забыл про обед, лишь на завтрак съев пару бутербродов с вареньем. Так что на еду я набросился с таким аппетитом, что опустошил тарелку буквально за пару минут и пошел за добавкой.
Мы все еще не бедствовали и не сидели на голодном пайке, но я с каждым днем все явственнее видел в глазах родителей нотки беспокойства. Наши запасы вот-вот – возможно, уже завтра, – могли подойти к концу, и тогда началась бы веселая жизнь. Я не хотел об этом думать, и мы никогда не говорили об этом вслух, но бывают ситуации, когда не нужны никакие слова.
Сами Лина-сан и Годжо-сан в моих изысканиях участия не принимали, разве что отвечали иногда на мои вопросы, и то не на все, а только в силу знаний. Но вот мой интерес в области метеорологии поддерживали – понимали, что в текущих условиях это действительно могло стать вопросом жизни и смерти.
Они оба сидели в кухне, когда я явился за второй порцией похлебки. Годжо-сан читал газету, видимо, купленную у очередной чайки-почтальона, а Лина-сан колдовала у плиты над кастрюлей, источавшей такой изумительный аромат, что аппетит мой взыграл не на шутку, требуя сожрать, как минимум, целого коня.
– Как вы думаете, как можно отсюда достать до облаков? – я решил ради разнообразия узнать и их мнение. Все же четыре головы намного лучше, чем две детские.
– А зачем тебе доставать до облаков? – оторвавшись от чтения, осведомился Годжо-сан.
Вкратце я рассказал то, что сегодня вычитал из книги, и высказал главную проблему, на которой и застопорилось мое обучение науке управления погодой.
Родители после услышанного изрядно призадумались. Совсем как Джолли до этого, что невольно опять заставило меня улыбнуться.
– Можно попробовать использовать дым, – заметил Годжо-сан и, видя уже мое непонимание, уточнил. – Если поджечь компоненты, в соединении дающие нужное тебе вещество, оно сможет достичь уровня облаков вместе с дымом. Но тут, разумеется, надо зажигать костер на максимально возможной высоте, чтобы дым достиг облаков как можно быстрее и не развеялся раньше времени.
Это, несомненно, было весьма странной идеей. Но, чем дальше, тем больше она начинала мне нравиться. По крайней мере, она не требовала чего-то этакого. Мне не нужно было изобретать непонятные гаджеты, польза от которых была более чем сомнительной, надо было только найти подходящее высокое место. Ну и разобраться, что именно жечь, разумеется.
Вздохнув, я как-то на автомате выхлебал вторую тарелку супа. И также на автомате вернулся в сарай к Джолли. И лишь когда я увидел, чем занята моя младшая сестренка, я вышел из сомнамбулического состояния. Оказалось, что в мое отсутствие Джолли наложила руки на мои изобретения и сейчас пыталась заставить их работать в силу пытливости своего детского ума.
– Ты что делаешь?!
Я буквально в последний момент успел выхватить из ее рук трубку и выскочить во двор, когда из нее вырвался целый салют искр и дыма. В результате над нашим двором зависло огромное дымовое облако, а Джолли, перепуганная и моими действиями, и тем, что натворила, сидела у стены и хныкала. На шум выбежали родители, начали выговаривать мне за неосмотрительность и за то, что не убираю опасные игрушки подальше от сестры.
Неудивительно, что за всем этим я совершенно забыл, что вообще собирался делать. До самой ночи я старательно занимался приборкой, рассовывая по местам все вещи, каким-то образом расползшиеся по всему сараю. Облако, к моему удивлению, провисело во дворе несколько часов, и только когда я пошел спать, то есть около полуночи, оно начало понемногу развеиваться.
***
Что ни говори, а результат неожиданного эксперимента Джолли меня заинтересовал. Я искренне не понимал, как она вообще додумалась до чего-то подобного.
– Я просто смешала вот это и вот это, – кивнула она на две банки с реагентами.
Но сколько бы я ни пытался, ни выверял пропорции, такого же облака я создать не смог. Но останавливаться не собирался. Мелькали даже мысли, что если получилось создать достаточно долговечное дымовое облако, то может, получится сделать и дождевое? Это казалось мне чем-то за гранью фантастики, но идея была весьма соблазнительной. А ведь еще следовало подумать о топливе для костров… А-а-а! Планов опять громадьё, и поди разбери, за что хвататься в первую очередь…
Так, собственно, и потекло время дальше. По-прежнему изучение книг о погоде, теперь разбавленное химическими опытами по созданию облаков и вещества, способного вызывать дождь. Дело не сказать, чтобы вообще не шло, но со скрипом – это да.
Зима подходила к концу, когда наши запасы мяса иссякли, вынудив всю семью перейти на вегетарианство. Не то, чтобы я жаловался, но от осознания того, что сейчас так будет постоянно, становилось как-то грустно. Джолли тоже не пылала оптимизмом, и я несколько раз замечал, как по ночам она ходила в кладовую, чтобы урвать хоть кусочек. Я и сам в первое время с трудом мог уснуть под аккомпанемент урчащего желудка. Потом-то ничего, вроде привык. Да и стеснялся, что ни говори, просить добавки, зная, что с провизией у нас обстоят дела не очень.
***
– Умоляю, Лина, Годжо, хоть что-нибудь! Хоть что-нибудь. Хоть кусочек!
На моей памяти это был один из самых неприятных моментов… Джина-сан, наша соседка из дома напротив, мать трех детей примерно возраста Джолли, явилась к нам как-то под вечер и в слезах стала упрашивать родителей дать что-нибудь поесть.
Учитывая, что последние несколько месяцев весь Ист Энд вел едва ли не отшельнический образ жизни, случай был беспрецедентным. Годжо-сан и Лина-сан, вопреки моим ожиданиям, даже не пригласили гостью не то что в дом, но даже во двор, вынуждая стоять в воротах. Первое, что они сделали, это отправили нас с Джолли в дом, а сами остались снаружи. И мне было почти не слышно, о чем шла речь, только изредка доносились полные боли и слез фразы.
– Прошу! Ребятишки мои и так уж прозрачные от голода! У вас же тоже есть дети! Пожалуйста!
И столько в ее голосе было отчаяния, что в какой-то момент я поймал себя на мысли, что шарю глазами в поисках еды, которой можно поделиться. И плевать, что нам самим почти нечего есть. По такому случаю я могу денек и голодом посидеть. И только я поднялся на ноги, чтобы собрать небольшой узелок, как в кухню зашли хмурые и очень недовольные родители. Заметив мои манипуляции, Лина-сан только покачала головой и коротко бросила «Не вздумай». Не успел я и слова сказать, как меня опередила Джолли, смотря на родителей с искренним непониманием.
– А почему Джина-сан плакала?
– Есть хотела, – не менее лаконично ответил Годжо-сан.
– Тогда почему мы ее не угостили?
Не то, чтобы я сам не знал ответа на этот вопрос… Нет, какой-то частью себя я все прекрасно понимал и разделял решение родителей, но все же…
– Потому что тогда вы бы остались голодными, – склонилась к ней мать. – Сегодня мы дадим еду Джине-сан, завтра придет кто-то другой, послезавтра – третий. И в итоге нам самим ничего не останется.
Ночью я опять не могу уснуть. Едва я только закрывал глаза и проваливался в дрему, как в памяти всплывал крик соседки, и, вскакивая с постели, я всякий раз чувствовал себя гаже некуда. Если бы не запрет, я бы наловил рыбы и отдал бы ей улов. Хотя о чем я вообще думаю?! Если бы не чертов запрет, Джина-сан не дошла бы до такого! И родители бы не дошли. Ведь взяли же они меня, когда я остался без родителей…
А может, на самом деле никакой болезни и нет, и вся эта ситуация – результат чьего-то очень злого розыгрыша? Да нет, не может быть… Но ведь за прошедшие несколько месяцев на острове не было заболевших. Даже среди тех, кто, вопреки предписаниям, оставил у себя домашний скот. Иногда ускальзывая из дома, я наблюдал за ситуацией в Ист Энде и не видел каких-либо признаков эпидемии. И про себя негодовал. Получается, зря мы отказались от животных? Получается, болезнь не так опасна, как ее описали в правительственном письме? Получается, можно было вообще пропустить напутствия мимо ушей и жить дальше?
Видимо, так считал не я один, потому что все чаще и чаще до моих ушей доносился возмущенный ропот. И все чаще люди выходили из своих домов, собираясь возле резиденции мэра и требуя у того ответов на скопившиеся вопросы. Но даже я понимал, что мэр и сам вряд ли знает больше нашего, в конце концов, Ист Энд всегда был обособленным, и наш глава сроду не плавал ни на какие собрания или съезды. Видимо, только это и останавливало людей от перехода к более радикальным мерам.
***
За зимой пришла весна, и остров вновь потихоньку оживал. Волна всеобщей отчужденности прошла, и люди вновь начали налаживать контакты друг с другом, осторожно и неспешно, словно имея дело с чем-то незнакомым. И казалось, что все снова вернулось на круги своя. Однако стоило лишь приглядеться повнимательнее, как всплывали на поверхность последствия многомесячного отшельничества.
Пустой рынок, паническое избегание каких бы то ни было контактов, включая рукопожатия, дистанция при разговоре, излишне цепкие взгляды. Не было прежней легкости, была лишь ее маска, и та не слишком качественная. Сам я почти никогда не общался с кем-то, кроме семьи, так что мне не с чем было сравнивать, но я любил наблюдать за окружающим миром, и мне было несложно сделать соответствующие выводы.
Вечером мы с Джолли, как обычно, сидели в сарае и занимались каждый своим делом. Сестренка крутила в руках мои неудавшиеся изобретения, которые не несли в себе никакой опасности, и придумывала порой им такие назначения, про какие я ни за что бы не подумал. Я же продолжал свои научные изыскания в области искусственных облаков, когда из дома донесся странный шум. И я бы наверное не обратил на него внимания, если бы слух не зацепился за фразу Лины-сан.
– Дорогой, это что, кровь?
И мне как-то резко расхотелось сидеть тут и заниматься химией, потому что сердце одномоментно сковало очень нехорошим предчувствием. Бросив косой взгляд на увлеченно играющую сестренку, я отложил книгу и, на всякий случай заперев сарай, пошел в дом.
– Что случилось?
Картина взгляду открылась не слишком обнадеживающая. Раздетый по пояс Годжо-сан в тазике смывал с лица и рук кровь, а Лина-сан в это время придирчиво разглядывала перемазанную красным рубашку.
– Вас кто-то ранил?
– Это не моя кровь, – быстро ответил Годжо-сан, а потом покосился на меня. – Где Джолли?
– В сарае, как и обычно, – пожал плечами я, уже не зная, что и думать. – А что происходит-то?
– Приведи ее и больше никогда не оставляй одну, – сказала Лина-сан.
Это уже начинало раздражать, но она смотрела так строго, что я так и не решился ничего возразить, вместо этого послушно выйдя за сестрой. Когда мы с Джолли вернулись в дом, атмосфера там стала еще напряженнее, чем была до этого, хотя мне казалось, что это уже невозможно. Но я так и не успел задать ни один из вертевшихся у меня на языке вопросов, когда снаружи раздались чьи-то неуверенные шаги, а миг спустя кто-то жалобно поскребся в дверь. Мыслей о том, кто это может быть, у меня было множество, но действительность все равно оказалась страшнее, потому что когда дверь открылась, и скребшийся безвольно рухнул на пол, опознать в нем человека было весьма затруднительно.
Ни секунды не раздумывая, я закрыл глаза Джолли, которая все еще стояла рядом со мной, и сам поспешно отвернулся, чувствуя, что недавний скудный ужин стремительно просится наружу. Но, к сожалению, отвертывание не помогло, потому что единожды увиденный образ, казалось, навеки запечатлелся в моей памяти и так и стоял перед глазами. Избитый, истерзанный человек, которого словно разодрало какое-то дикое животное. Я никогда не видел ничего подобного и, видит бог, не хотел себе такого счастья.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я, стоя соляным столбом, пытался справиться с увиденным, балансируя где-то на грани сознания и отчаянно сжимая в руке ладошку Джолли, словно она одна удерживала меня по эту сторону от всего этого безумия. В реальность меня привел голос Лины-сан, что стояла у меня за спиной и, видимо, осматривала внезапного «гостя».
– Джина?
