От О до З

– Ты будешь отпугивать хищников. По-моему, они еще трусливее тебя, если боятся, когда ты на них рычишь. – Наверное, – согласился Лев, – но, к несчастью, я-то не становлюсь от этого храбрее. И пока я буду знать, что в душе я жуткий трус, жизнь моя будет сплошным несчастьем. ©

Пока под пальцами шуршали страницы, Тамаки смахивал спутанные пряди, падающие на лицо. Книжка, которую он держал перед собой, просила каши: корешок почти оторвался, бумага пожелтела и иссушилась, а иллюстрации совсем выцвели, будто их хорошенько отстирали в машинке. То и дело Тамаки успевал поглядывать на Мирио, лежащего перед ним на животе – глаза его блестели от восторга, ноги покачивались взад-вперёд, точно в такт тихим словам, слетавшим с обветренных, почти нешевелящихся губ. Иногда Тамаки так и подмывало спросить, не устал ли тот ещё от его голоса, но не решался. Если бы всё было так же просто, как в сказках, Тамаки уже давно бы выудил все непрозвучавшие фразы, запертые в его голове, все сценарии, где они с Мирио горячо обсуждали любимые комиксы или смеялись наперебой от шутки, которую Тамаки придумал ещё тогда, когда они залезали на яблоню. Но чудеса существовали только в книгах, и Тамаки не жаловался. Если бы его однажды спросили, он бы сказал, что Мирио самый внимательный слушатель, которых ему когда-либо доводилось видеть. Пусть он и повстречал немного – на самом-то деле совсем никого, – Тамаки был уверен, что ничуть не ошибся: никто в здравом уме не согласился бы проводить с ним столько времени, ничего не прося взамен. Возможно, это было неправильно – вот так забирать Мирио, отвлекая его чтением детских книжек с картинками, или плетением венков из ромашек и колокольчиков, собранных в поле, или и вовсе лежанием под облаками, раскинув руки и ноги по разные стороны, угадывая в причудливых сгустках зверей и космические крейсеры. Обычные дети не находили в этих занятиях ничего заманчивого, и Тамаки знал – он «странный»; ему неинтересно стрелять в ворон из рогаток, гонять в мяч или бегать вокруг фонтана, расцвечивая на коленках красные бутоны ран. Это были вещи, не имеющие значения, потому что Мирио в них не было. – Ты ведь любишь эту книгу, правда, Тамаки? Тамаки кивал мягко, порой даже мама не соображала, соглашался ли он с ней или всего лишь опускал голову ещё ниже, ближе к земле. Но Мирио, как ни странно, понимал его – и Тамаки чувствовал себя свободным рядом с ним, свободным от слов и объяснений, тяжёлых, как якоря кораблей. – Я думаю, ты похож на одного из героев – только не обижайся… – Я знаю, – вжимал голову в плечи Тамаки, – это ведь Лев, так? Трусливый Лев, который искал свою храбрость. Тамаки ощутил, что тишина между ними провисла натянутой стрункой, и поднял голову в лёгком испуге – неужели снова ляпнул лишнее? Мирио выглядел растерянным – он явно тщательно обдумывал каждое слово. – Я думаю, Тамаки, – ответил ему Мирио, немного погодя, – ты очень недооцениваешь трусость. Тамаки не нашёлся, что сказать, и тишина наступила снова, быстро, как щелчок в замочной скважине. – Прости, Мири… – Эй, а что там дальше, ну? – с крайним и беззлобным нетерпением перебил его Мирио. – Как они выбираются из замка? Лицо Тамаки очертила улыбка, когда тот задёргал ногами пуще прежнего, и комнату заново наполнили тусклые всполохи его голоса.