Испуганная принцесса Как ей быть, не знает! Убежит ли, останется? Иль храбриться станет? Всё одно: шансов нет у неё!
Юная принцесса Мун бежит по полю, огромному полотну, усеянному алыми ликорисами. Она путается в собственных ногах, несётся, не разбирая дороги, и судорожно тянется рукой к стремительно летящей бабочке, светящейся сквозь кромешную тьму, нависшую над Мун. — Мама! Мамочка! — отчаянно кричит принцесса, кончиками пальцев уже чувствуя нежные хрупкие крылья бабочки, ещё одно усилие — и она поймает её, вернёт себе и королевству, и всё будет как прежде. Но неверная походка сбивается, дыхание на секунду пропадает, и Мун валится в густые заросли цветов с душераздирающим воплем, от которого самой страшно. Спустя мгновение она лежит на спине, глядит в холодную пустоту тьмы и видит над собой яркий огонёк, приближающийся к её лицу. Бабочка садится на грудь принцессы, распустив изящные крылья, и успокаивается, не собираясь больше никуда улетать. — Мама… — шепчет Мун и с трепетом приподнимает руку, протягивает к бабочке тонкие пальцы, но одно лёгкое прикосновение — и та рассыпается, оседая золотой пылью на платье принцессы. Мрак чёрной вязкой субстанцией подбирается к ногам девушки, ползёт по её телу всё выше и выше. Мун хочет вскрикнуть, подняться, но чувствует, что собственное тело не поддаётся сигналам и командам. Принцесса жмурится, когда жидкая тьма укутывает её с головой.***
— Её бьёт в лихорадке уже второй день, — печально изрекла служанка, пока принц Ривер и придворный врач удерживали за обе руки принцессу, мечущуюся по пропитанной потом, влажной кровати и лепечущую что-то неразборчивое в бреду. — Бедняжка так тяжело переживает смерть матери… — с тяжестью в голосе проговорила женщина, подходя к девушке и отирая её горячее тело влажной тряпкой. Но едва она успела убрать руку от бессознательной принцессы, как та замерла и резко распахнула глаза, взгляд которых не выражал ничего, кроме боли и непонимания. Служанка отпрянула, не ожидав пробуждения Мун, и покачала головой, видя её болезненный, сломленный вид. Словно не замечая рук, стремящихся удержать её, девушка села на кровати, потирая голову с мокрыми на ней волосами. — Сколько я спала? — тускло спросила принцесса, оглядывая всех, кто был в её покоях: грузная суетливая горничная, уставший, вымотанный врач и обеспокоенный Ривер, робко глядящий на Мун с преданно-пугливым видом. — Без малого два дня, госпожа, — ответила служанка, и девушка высоко вскинула брови, только этим и выражая своё удивление. — Когда будет Собрание? — Какое Собрание, госпожа, никто даже не думает об этом, при вашем-то состоянии! — охнула женщина. — Моя королева, — спокойно начал доктор, и Мун с горечью вспомнила свой новый титул, — вам сейчас противопоказано напрягаться, все силы должны уйти на восстановление организма. — Все мои силы должны уйти на защиту моего народа, — сквозь зубы процедила Мун, чувствуя, что её колотит в дрожи, то ли от раздражения, то ли от осознания собственной беспомощности. Теперь она королева, она должна быть сильной, но ей всего семнадцать, и она просто девочка. Наивная, неопытная девочка, потерянная девочка, только что похоронившая мать. — Н-но королева М-мун… — попытался образумить её и застенчивый Ривер, но девушка метнула на него такой решительный взгляд, что он тут же вжался в воротник пиджака, потупив глаза в пол. — Оставьте меня и соберите Совет! — не без усилия воскликнула Мун и поднялась с постели. Ей понадобилось некоторое время, чтобы выровняться и принять хоть сколько-нибудь устойчивое положение. Несмотря на плачевное состояние девушки, присутствующие повиновались и вышли, позволив королеве остаться наедине со своими воспалённым мыслями. Пошатываясь, Мун подошла к трельяжу и оглядела себя. Да уж, действительно, картина удручающая. Тело юной девушки, некогда полное энергии и жизни, исхудало и ослабло; волосы клочьями сбились на голове, словно пуки соломы; лицо осунулось, щёки впали, а глаза вкатились в череп, мертвенно поблёскивая из-под синеватых век. Мун тяжело вздохнула и только сейчас ощутила страх неизвестности. Теперь, когда её мать мертва, именно ей, Мун, предстоит не просто управлять огромным государством, но так же и решить исход революции, утроенной монстрами. И она совершенно не знала, что ей делать. Каждое её решение, каждый указ будут иметь важнейшее значение на судьбу Мьюни. Мун впервые в жизни почувствовала ответственность не только за себя, но и за то, что с рождения было вверено ей, как наследие. Хотелось просто расплакаться и убежать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от всего того, что сейчас творилось вокруг. Однако так поступают только маленькие капризные принцессы, но не королевы, несущие на себе бремя защищать и вести свой народ. Принцесса, а, точнее, без пяти минут королева, закрыла глаза, пытаясь сосредоточить своё разрозненное сознание на одном важном сейчас предмете — войне с монстрами. Нет времени горевать об утратах и тяжести судьбы, нужно собрать все свои духовные и магические силы, чтобы искоренить восстание этих мерзких тварей. Не нужно переставать думать о смерти матери, нужно использовать эти мысли в пользу для своей борьбы. Горечь утраты, вязко оседавшая на языке, понемногу восходила в ненависть, что постепенно начинала захватывать рассудок девушки своими цепкими острыми когтями. Мун возненавидела впервые за всю свою ещё короткую жизнь. Её мать, великая королева, сильная женщина пала от лап этих чудовищ, которым вдруг ударило в голову, что они, отвратные животные, имеют право на недовольства и революцию. Они, убийцы и насильники, пожирающие детей мьюнианцев под покровом ночи, они, не гнушающиеся ничем, лишь бы утолить свои низменные нужды. Они, убившие её мать! Порывисто схватив со столика трельяжа расчёску, Мун с ожесточением стала водить ломающимися под сильным напором зубчиками по спутанным волосам. Девушка глядела в зеркало и видела в нём будто не своё, чьё-то чужое, искажённое решительной яростью и злобой лицо, что только совсем недавно не знало никаких иных эмоций, кроме радости и счастья. Она соберёт армию, она облачится в тяжёлые доспехи, она покроет своё тело ссадинами, а руки мозолями, она заставит монстров молить о пощаде, стоя на коленях, обнимая её ноги, она сделает всё, чтобы защитить своё королевство. Девушка привела себя в порядок и оделась в боевые одеяния, которые пылились в её волшебном будуаре. Броня была на удивление лёгкой и выглядела не особо устрашающе и безопасно, но на деле обладала невидимым магическим щитом, что мог защитить королеву от многих ударов и заклятий. Мун взяла с мягкой бархатной подушечки палочку и двинулась к Залу Заседаний, дабы объявить всем, на что она готова пойти ради Мьюни и его жителей. В сущности, Мун понятия не имела, на что она готова пойти, но была уверена, что будет сражаться до последнего вздоха. И именно об этом своём намерении она и собиралась оповестить Высшую Магическую Комиссию и прочих заседавших сейчас в Зале. Уже рисуя в голове картины того, как она, распаляясь, будет говорить о долге королевы, отваге воинов и доблести, Мун вошла в Зал. За столом уже были и члены Магической Комиссии, и придворные, посвящённые в политику, и даже Ривер Йохансен, ничего не смыслящей в военной тактике, но приведённый в Зал, как наследный принц соседнего с Мьюни государства. Как только Мун ступила на мягкий ковёр Зала, всё её отчаянное настроение, с каким она собиралась наброситься на монстров, улетучилось. Вокруг творилась невообразимая суматоха, совсем не такая, какая должна царить среди политиков и опытных тактиков. Люди (и не только люди) оживлённо переговаривались, спорили и перебивали друг друга, махали руками (и не только руками) и кричали. Лишь всегда уравновешенный и отстранённый Канцлер Лекмет сидел и ничего не говорил, порою вставляя своё блеяние, всё равно никому не понятное, потому как Ромбулус, захваченный словесной баталией, не утруждал себя переводить его вставки. Ривер тоже помалкивал в силу своей непосвящённости и робости. Мун остановилась в дверях и замялась. Она потупила взгляд на собравшихся, и все пафосные речи, выстроенные, как ей казалось, с такой точностью, оборвались в её мыслях. Мун уже не ощущала себя бесстрашной и воинственной королевой, она почувствовала знакомое чувство непонимания и смущения, какое всегда возникает перед умными людьми, чьи высокопарные беседы не под силу скудному разуму маленькой принцессы. Девушка нерешительно шагнула вперёд, словно робкий ребёнок в кругу взрослых и оттого страшных людей. Стоило её ноге шаркнуть по ворсистому ковру, как все взгляды тут же обратились на неё и засветились упованием на то, что именно юная королева теперь сумеет разрешить все конфликты и споры, одним своим приказом. Мун прошла к столу и попыталась напустить на себя решительный вид, но получалось не очень удачно. Однако и этой потуги хватило, чтобы присутствующие напряглись в каком-то трепетном ожидании. Несмотря на то, что бесконечные крики и препирания раздражали нервы королевы, от внезапно установившейся тишины легче ей не стало. Она ещё острее почувствовала свою значимость в судьбе своей родины, когда прочитала в глазах, устремлённых на неё, волнение и надежду. Решив немного отсрочить вдохновенные речи, Мун осторожно поинтересовалась положением дел, от которых была очень и очень далека. Из наперебой произнесённых фраз, Мун поняла, что некий генерал, не согласный с условиями предлагаемого мьюнианцами мира, отделился от армии и собрал вокруг себя своих единомышленников, коих оказалось довольно много. Мун чуть не вспыхнула от ярости, когда ей сказали, что именно он, «ящер», и его последователи убили её мать. Как только новоиспечённую королеву посвятили в сложившуюся ситуацию, перебранка заседающих продолжилась с новой силой. Кто-то упорно стоял на том, что нужно разгромить непокорных, кто-то категорически был не согласен с этой позицией и требовал склонить монстров на мирную сторону, заключив с ними хотя бы перемирие, а кто-то спорил лишь ради того, чтобы вставить своё слово. Глаза Мун бегали по толпе, словно среди вечно несогласных между собой людей она могла найти верное решение. Голова уже просто раскалывалась от шума и тяжёлых дум. Ещё чуть-чуть, казалось принцессе, и она просто закричит во всё горло, швырнёт стул, на котором сидит, в стену, и убежит, лишь бы не слышать больше ничего: ни чужие голоса, ни собственные мысли. Едва сдерживаясь от слёз, подступающих к глазам по неизвестной принцессе причине, Мун резко поднялась со своего места, чем заставила ожесточённую дискуссию немного притихнуть. Присутствующие решили, что у девушки, должно быть, появился дерзкий план, гениальный ход, способный удовлетворить все стороны. Однако ответ всех немного расстроил: — Господа, — тихо начала королева, воспользовавшись общим молчанием, — я услышала вас всех и собираюсь принять во внимание каждое мнение, но мне нужно всё как можно лучше обдумать, чтобы не разочаровать вас. Поэтому я откладываю решение до завтра. А теперь простите, мне нужно уединиться… — и, поклонившись всем, кто был в Зале, Мун поспешила выйти. Мощные двери Зала закрылись за девушкой, и она рванулась с места, наконец исполнив своё простое желание убежать. Но вот только убежать она могла лишь в свои покои. Достигнув своей комнаты, Мун незамедлительно вбежала туда и тут же заперла дверь. Едва перебирая неверными ногами, девушка подошла к письменному столу и свалилась на стул, положив потяжелевшую голову на сложенные руки. Книга заклинаний лежала подле неё на небольшой подставке, и Мун слышала тихие всхлипывания Глоссарика, раздававшиеся сквозь толстую обложку. Вскоре и её сдавленное хныканье смешалось с этими едва слышными звуками. Но слёзы не текли по её щекам, не капали на ровную поверхность стола, растекаясь по ней. Она просто не могла плакать. Только не сейчас. Готовая уже перейти на вой от безысходности, Мун вдруг услышала шуршание бумаги, и приподняла голову, видя, что книга открылась сама, пролистывая собственные страницы. Девушка приосанилась и убрала руки со стола, с удивлением посмотрев на главу, на которой остановилась книга. Глава Эклипсы, королевы тьмы, была открыта перед ней. Запретная часть книги, венчавшаяся черепом и обмотанная цепями, которые сейчас светились. Эклипса… она-то ведь точно должна знать, что делать, верно? Во время заседания Мун узнала, что ящер, повинный в смерти её матери, неуязвим, как и часть его войска, а это значило, что обычной магией, к тому же, ещё не до конца развитой, Мун его не победить. А королева тьмы могла бы помочь в этой непростой ситуации. Будь Мун хотя бы на несколько лет старше, может быть, она бы ещё поколебалась, подумала бы сама, но ей было всего семнадцать, она была ещё слишком юной, чтобы принимать решения, от которых зависят жизни сотен тысяч людей. Неважно, что будет потом — если Мун не победит бессмертного монстра сейчас, может случиться что-то непоправимое. Со злом, несокрушимым злом может бороться лишь тёмная магия. Королева ни с кем не посоветовалась насчёт своей идеи, ведь она знала, что этого никто не одобрит, и тогда её промедление будет стоить королевству огромных потерь. Мун была в отчаянии, и только лишь в сделке с тёмной королевой ей виделся выход из ситуации. Ромбулус не возражал, когда Мун попросила его позволить ей поговорить с заточённой в кристалл Эклипсой. Он лишь неодобрительно покачал головой, нахмурившись, но решил, что королеве лучше знать, как вернее поступить в такой крайне непростой ситуации. Ромбулус сопроводил девушку к кристаллу, в котором томилась Эклипса, и Мун вдруг ощутила благоговейное уважение вперемешку со страхом перед Тёмной Леди, когда увидела её строгое, чуть суровое лицо, просматривающееся сквозь плотный кристалл. Ромбулус растопил кристалл чуть выше талии королевы и ушёл, оставляя Мун наедине с этой, безусловно, великой женщиной, которая, быть может, и правила тьмой, но была могущественным магом, единственным, кто может помочь потерянной принцессе. Шумный резкий вдох разрезал плотную тишину, заставив Мун вздрогнуть и отступить на шаг. Королева Эклипса жадно ловила ртом воздух, широко раскрыв удивлённые глаза, которые остановились на девушке, когда женщина отдышалась. — Эти кристаллы такие тесные, — пожаловалась она, как-то отчуждённо поглядев на Мун, словно не она была заключена в минеральную тюрьму вот уже как триста лет, — так давят на грудь. И кто ты, милое дитя? — мягко спросила Эклипса, и в её голосе принцесса расслышала ласковые нотки, совсем не свойственные Тёмной Леди. — Королев-ва М-мьюни… — не чувствуя себя в праве говорить перед подобным существом, пролепетала Мун, крепко сжимая палочку в руках. — Королева? — женщина вопросительно изогнула бровь и слегка склонила голову набок, оценивающе глядя на девушку. — Весьма юна для правительницы. Если только… — и её лицо приняло выражение жалости, когда Мун коротко кивнула, отведя блеснувший взгляд в сторону. — Бедняжка… я тоже рано потеряла мать. Сколько уже я здесь? — Около трёхсот лет, — тихо ответила Мун. — Триста лет! — ахнула королева, и её тонкие брови поползли на лоб. — Так… что же привело тебя сюда, дитя? Наверно, за триста лет про меня много всего напридумывали, так что не думаю, что ты могла навестить старушку Эклипсу просто из интереса. — Я хочу… — робко начала Мун, но слова давались с большим трудом. — Я хочу, чтобы вы научили меня своему темнейшему заклинанию. Оно ведь… способно убить бессмертного? — последние слова она произнесла совсем тихо, будто кто-то мог услышать её, и тогда какой-нибудь ужасной беды было бы не миновать. Эклипса, казалось, нисколько не была удивлена подобной просьбе. Она молча кивнула, даже не подозревая, какое облегчение в этот момент ощутила Мун, и с усилием вытащила из кристалла руку. Тёмно-фиолетовая перчатка осталась в минерале, и Мун увидела многочисленные тёмные вены, видневшиеся из-под тонкой кожи, и совсем почерневшую ладонь королевы. Девушка хотела было протянуть и свою ладонь, но Эклипса качнула головой. — Нет-нет, не так быстро, милая, — серьёзно сказала она. — Это заклинание должно быть наполнено искренними эмоциями, пропитано твоей ненавистью, направленной на того, кого ты желаешь повергнуть. Если ты хоть на мгновение позволишь себе засомневаться в своём решении, за последствия применения моего заклятия я не ручаюсь. Поэтому я спрашиваю тебя, дитя: уверена ли ты в своём решении, отвергаешь ли любые чувства к своему врагу, кроме всепоглощающей ненависти? Всей ли душой, всем ли сердцем желаешь его гибели? — Да! — выпалила Мун, подумав лишь секунду о войне, о Мьюни, о матери и о монстрах, которые убили её. Красивые губы Эклипсы растянулись в лёгкой загадочной улыбке, той улыбке, которая была изображена на её гобелене. Она протянула Мун руку и сказала: — Это я делаю не бесплатно. Обещай мне взамен мою свободу. Мун опешила. Освободить Эклипсу? В другой раз она бы с ужасом оттолкнулась от этой идеи, но теперь, в момент её беспомощного отчаяния, Мун уже не казалось это таким уж безумным шагом. Если это спасёт её народ от гибели, то разве важно всё остальное? Решительно взглянув на королеву, девушка твёрдо кивнула. — Обещаю, — и она буквально схватилась за руку Эклипсы, закрыв глаза. Мощный поток энергии заставил её дрогнуть, но Мун не пошатнулась, лишь крепче сжала руку королевы, слишком тёплую и нежную для столь тёмной волшебницы. Она почувствовала, как по венам стал разливаться холод, сменявшийся жаром, как кровь била в виски, и ромбы на её щеках засветились, чуть ли не вибрируя от избытка магии. Всё прошло настолько быстро, что Мун не успела опомниться, как вновь открыла глаза и увидела свои руки, вены на которых местами потемнели. — Теперь подойди, — подозвала Эклипса, и Мун потянулась к ней, вслушиваясь в мягкий шёпот, ласкавший слух. Собственное положение больше не казалось Мун безысходным, вся неуверенность улетучилось в миг, когда Эклипса произнесла тёмное заклинание на ухо трепещущей девушке. Выход есть, и сейчас этим выходом, спасением, было темнейшее заклинание Королевы Тьмы. Когда всё было кончено, Эклипса, склонённая над Мун, выпрямилась и негромко произнесла: — Когда твоя ненависть найдёт себе выход, я освобожусь вместе с ней. А теперь иди, юная королева, и не забудь: целься в его сердце, — королева хотела сказать что-то ещё, но кристалл неожиданно вновь обволок её тело. Эклипса вновь застыла, с слегка поднятой рукой и полуулыбкой на устах. Мун отступила от кристалла и снова взглянула на свои руки. Она видела, как кровь бежит по её напряжённым венам, и как сила наполняет её тело, всего лишь несколько часов такое слабое и немощное. Девушка сжала пальцы в кулаки и выдохнула. Теперь дело за малым. Либо монстры соглашаются на её условия, либо… Решив не медлить ни секунды, Мун стремительно пронеслась мимо Ромбулуса и отправилась во дворец.***
Был рассвет, когда Мун вернулась из измерения Ромбулуса. Розоватое зарево окрасило ещё ночное небо, и солнца ещё не было видно за скоплением гор и пышных деревьев. Было светло, но густая темнота ещё не полностью рассеялась, уступая место наступающему утру. Тишина царила в королевстве, но мьюнианцы не спали, они жались от страха в своих домах, боясь нового нападения, и были тише мышей, скребущихся под полом и за стенами. Всё Мьюни застыло в ужасе и трауре. Смерть королевы сильно ударила по духу как воинов, так и жителей, среди которых усиливалась паника. Мун проходила мимо мертвенно молчаливых домов, и они зловеще нависали над улицами, приобретая вид тех самых монстров, что разрушили в одночасье всю спокойную и размеренную жизнь мьюнианцев, а также счастливую и беззаботную жизнь Мун. Взяв с собой Лил Чонси и оседлав верного боевого питомца, Мун по выжженной монстрами земле отправилась прямо в их лагерь, в гнездо, где кишили мерзкие твари, восстанавливающие свои силы после победы над королевой Мьюни. Чем больше приближался к ней силуэт разбитого не так далеко от дворца лагеря, тем больше Мун ощущала нараставшую злость и тем больше она была уверена в принятом ею решении. Монстры в лагере сидели у костров или в палатках, когда завидели принцессу. Удивлённые таким визитом, монстры поднялись и насмешливо заулыбались, встречая девушку восторженными возгласами. — Кто это пришёл нас навестить! — воскликнул один из монстров. — Какая честь! Ваше величество! — раздавалось отовсюду. Мун слезла с Лил Чонси и гордо вскинула подбородок, смерив монстров холодным взглядом. — Я желаю говорить с генералом.