Шесть клеток к «трону»

Крупные хлопья пепла на фоне светло-серого неба кажутся чёрными, и только приближаясь к земле, буквально на несколько секунд приобретают свой естественный окрас. Пепел, пепел повсюду: на асфальтовых шрамах вертолётной площадки, в выбоинах и на грудах камней, на змеиной могиле, в гладких, скрытых за тонким пуховым покрывалом лужах, на осколках стекла, на позолоте наплечников, на сапогах, на подоле тяжёлого плаща. Пепел, спускающийся с небес. Он рождается в искрах, поднимается вверх с потоками обжигающего кожу воздуха, с величественным столбом дыма, с треском и громкими щелчками отбрасываемых испаряющейся влагой кусочков древесины. Огромное пламя подтачивает своими кроткими огненными языками, словно только что прорезавшимися острыми зубками, низ позолоченной ладьи, и взмывает большим оранжевым всполохом над палубой. С ней, с этим последним прощальным даром пугающей, изменяющей суть вещей силы уплывает в Вальхаллу, в обитель павших в битве воинов, самый достойный из них. Так царь провожает царя, так воин чествует воина, так брат прощается с братом. За спиной раздаются шаги – едва различимые на фоне ревущего на высоте пламени – и раскрасневшееся от жара лицо озаряет слабая, но какая-то отрешённая, слегка дрогнувшая уголками губ улыбка… Мутный, вязкий свет лениво колышется над его головой. Первая связная мысль выглядит на редкость бестолково: «Почему я лежу?». А почему бы и не лежать? Но ответ на этот вопрос по какой-то неведомой причине находится не сразу. Вместо последних действий перед обнаружением себя в горизонтальном положении – абсолютная пустота. Старк облизывает пересохшие губы, находя их вкус крайне подозрительным – сколько же он выпил и в каких сочетаниях, чтобы очнуться с таким жутчайшим похмельем? И пока он с секундной задержкой мозговой деятельности решал, к какой категории – Рая или Ада – относится сидящий подле него на корточках полуголый мужик со странно голубоватой кожей, к нему наконец вернулось ощущение реальности. А вместе с ним, к сожалению, и память. – Пеппер… – Тони не успевает произнести вопрос, но уже угадывает ответ: в снисходительном взгляде, в хитрой улыбке, расцвётшей на тонких, будто бы всё время поджатых губах при одном лишь звуке этого имени. – Она никогда не была в опасности… Её даже не было в… Локи не отвечает – только растягивает уголки рта ещё шире, ещё самодовольней. Старк нетерпеливо кивает собственным мыслям, глядя куда-то поверх божественного плеча, и делает то, о чём страстно мечтал все полторы недели: организовывает долгожданную встречу своего золото-титанового кулака и божественной челюсти. Сочный удар в ухмыляющуюся физиономию становится для асгардца полной неожиданностью, так что он даже не успевает закрыться. Голова его резко дёргается в сторону, страшно лязгнув чудом уцелевшими зубами. Бог осторожно касается разбитой губы кончиками пальцев, и лицо его приобретает такое искренне удивлённое, чуть ли не плачущее выражение – полуоткрытый рот, пытающийся найти и не находящий нужных слов, широко раскрытые глаза, сведённые к переносице брови – что процедуру хочется повторять ежечасно. Но второй хук справа не проходит, блокированный неожиданно твёрдой, точно каменной ладонью. Старк резко и шумно втягивает воздух сквозь зубы, потому что голубоватая кожа разъедает металлическое покрытие вместе с экзоскелетом и касается незащищённых пальцев. Локи тут же отпускает его, мгновенная вспышка ярости проходит – отнюдь не бесследно, но опасность немедленной расправы всё-таки миновала – и сменяется притворным тягостным безразличием. Его бог отстраняется и хочет встать – Старк протягивает руку и хватает край штанины, где мелкие пластины брони переходят в чёрную кожу, за что получает ещё один чрезвычайно весомый взгляд сверху вниз. – Эй, всё нормально. Можешь приложить чуть левее? По-моему, я отбил себе печень. Он ни за что не признается, что позвоночник его внутреннего экзоскелета сломан по самым оптимистичным оценкам как минимум в трёх местах, а значит, чтобы просто поднять на ноги эту груду металла, ему требуется в буквальном смысле божественная помощь. – Мне не нужна твоя жалость, – ядовитым плевком, заиндевевшим до состояния убийственного осколка уже в полёте, бросает последнее слово Локи. Он кажется слишком усталым, чтобы злиться по-настоящему. Гений только сейчас замечает, насколько его бог потрёпан и сколь многочисленны и повсеместные его порезы и кровоподтёки. Мелкие шрамы и более обширные ссадины запеклись на его обнажённой груди и руках тёмно-коричневой корочкой. – Что тебе нужно, так это визит к психиатру, – несдержанно парирует Старк, потом как бы торопливо добавляет, точно вспомнив, с кем разговаривает: – Ну, знаешь, такой врач… Лечит технические ошибки в твоей голове, решает семейные конфликты… Локи приподнимает брови и несколько секунд внимательно смотрит на своего инженера-механика странно невозмутимым взглядом светло-зелёных глаз. И с тем же невозмутимым лицом, словно просто утомив ноги находиться так долго в таком неудобном, откровенно не царственном положении, присаживается на красные пластины живота Железного Человека. Один из погнутых углов адски впивается в тело Старка, грозясь проткнуть что-нибудь мягкое, тёплое и несомненно ему дорогое. Но у его бога, очевидно, вторая профессия после завоевателя миров – пыточных дел мастер. Старк чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы, и поспешно меняет тему разговора, благо вопрос сам приходит на ум: – А как ты… – он не договаривает, поворачивает голову набок, пытаясь определиться с собственным местонахождением, чтобы сформулировать окончание фразы. Каменистая насыпь берега, отчасти усеянная кусками толстой льдины, в происхождении которой даже сомневаться не стоит. Судя по тому, что в нескольких метрах от них начинается высокий бордюр из белого гранита и два бесконечных ряда зелёных деревьев, изрядно потрёпанных грозой, они сейчас на южном мысе острова Рузвельта, ниже по течению. Парк «Четырёх свобод». Непередаваемая ирония. Старк поворачивает голову в направлении реки – и находит ответ на свой вопрос. В отдалении, практически у самой кромки воды, от которой не улёгшийся до сих пор ветер приносит дух тины, стоит, устремивши сиротливо рукоять к небесам, грозное оружие знакомого им обоим громовержца. – Значит, он… – Да. Пластина уже, кажется, перестала так давить, но асгардец всё равно перемещается ниже, на бедро. И продолжает молчать. Задумчиво приложив костяшки полураскрытого кулака к разбитым губам, он проводит несколько минут в неподвижности, напоминая беломраморную античную статую. Неожиданно эта статуя вновь оживает, и Старк чувствует осторожное прикосновение к собственной ладони. Локи накрывает его обожженные пальцы своими, за секунду потеплевшими до привычного состояния, переплетает их, повелительно тянет на себя. – Я хочу тебе кое-что показать. – Только если ты настаиваешь, – живо отшучивается Старк, тем не менее, не на шутку взволнованный представившейся перспективой. Но тараканы в голове его бога на этот раз побежали в другую сторону. Старк почти что успевает заметить, как из несуществующей точки пространства разворачивается и увеличивается до своего обычного, не боевого, состояния сверкающий скипетр. Пальцы наталкиваются на резную поверхность древка, и остров Рузвельта почти мгновенно рассыпается в пыль, развеивается и пропадает в клубящейся иссиня-чёрной дымке. Реальность вокруг них словно бы размывает и наносит обратно по песчинкам порывами неощутимого ветра. Это зрелище настолько же необычно для Старка, насколько обыденно чувствует себя в этой ситуации асгардец. Рука его бога, твёрдо удерживающая ладонь на древке и два неглубоких металлических желобка под его указательным и средним пальцами – вот всё, что ещё воспринимается его сознанием как объективная реальность. Потому что в следующее мгновение они уже стоят посреди копотливо разворачивающегося, воссоздающегося им навстречу космоса. Именно стоят – и Тони активно пытается совладать с собственным вестибулярным аппаратом, который настаивает на том, что он-то по-прежнему ощущает себя лежащим на берегу реки. Обломки массивных углеродистых астероидов висят в расцвеченной синими огнями пустоте: некоторые из них лениво ползут по широкому кругу, словно подхваченные течением; иные, те, что ближе, движутся настолько медленно, что это практически незаметно. Все они похожи на раскиданные взрывом обломки одной планеты, но Старку не хочется сейчас заниматься доказательством каких бы то ни было гипотез. Он задирает голову, с приоткрытым ртом и едва приметной, неконтролируемой улыбкой рассматривая расцвеченное мириадами звёзд космическое пространство. Две планеты – красная и голубая – точно два огромных глаза межпланетной твари взирают на них с разных уголков этой мини-вселенной, а между ними – излучающие холодный, голубоватый свет туманности, гигантские области звёздообразований, похожие на рассеянное отдельными облаками по чёрному небу северное сияние. Только через какую-то минуту Старк начинает замечать, что большинству крупных астероидов вокруг них присуща совершенно нетипичная для этих небесных тел черта – наличие источника внутренней энергии. Свет, хорошо знакомый ему по навершению скипетра Локи, пробивается через трещины и разрывы на их пористых оболочках, напоминая глаза той огромной звероподобной махины, что представлял из себя читаурский флагман вторжения. Многие из этих трещин складываются теперь, когда Старк акцентирует на них внимание, во вполне чёткие, симметричные структуры. Это корабли. Тысячи кораблей. – Ты пришёл воочию узреть собственную погибель? Голос. Шипяще-свистящий, как будто чешуя по песку. Старк хочет рефлекторно обернуться на угрозу, выставить перед собой раскрытые ладони – но Локи удерживает его. – Мне просто любопытно: есть цивилизации, не считающие тебя национальным преступником? – вполголоса спрашивает Тони, стараясь скрыть напряжение. Нечто задевает его ногу, слегка сжавши золото-титановый сапог. Гений опускает взгляд и успевает во всех подробностях разглядеть извив чьего-то крупного и длинного сегментированного тела. Но эту помесь сколопендры и угря, кажется, не интересует человеческое мясо – тварь тягуче медленно скользит по воздуху в нескольких сантиметрах от земли, обвивает тело стоящего рядом бога в два больших кольца и разевает ощеренную треугольными зубами пасть рядом с его головой. Старк не выдерживает и всё-таки вскидывает свободную перчатку, чтобы отрезать склизкой гадине её зубастую башку, но Локи с немыслимым хладнокровием игнорирует и его, и змея читаури. Он простирает руку вперёд, указывая на что-то за медленно отплывающим в сторону астероидом – и Старк против воли прослеживает взглядом в данном направлении. Сначала он ничего нового или подозрительного в открывшемся глазам виде не примечает: всё те же лениво ползущие по небу углеродистые куски камня, всё те же звёзды и те же корабли. Но через мгновение самый крупный из них просто исчезает. Тони зажмуривает и широко открывает глаза, в совершенно антинаучной попытке сморгнуть иллюзию, но вскоре второй, третий, четвёртый корабли пропадают из поля его зрения, достигнув определённой точки пространства. Но пропадают не только они – и астероиды, постепенно затягиваемые в эту чёрную дыру, также проваливаются в неизвестность, словно на дно отверзшегося в небесах невидимого Мальстрёма. Старк читал об этом в засекреченных файлах Щ.И.Т.а, относящихся к Асгарду и их способу перемещения между мирами, что-то про… Он лихорадочно пытается вспомнить название, как будто оно может остановить исчезающую на стыке реальностей, разбуженную кровью и униженную последним поражением армаду. Мысли путаются и крутятся вокруг одного и того же. Он мог забыть название, но не в состоянии забыть сути этого невообразимого, но, тем не менее, разворачивающего на его собственных глазах явления – портала между разными частями космоса, как Радужный мост или… мост Эйнштейна-Розена. Но если читаури умеют использовать эти естественные «мосты» для путешествий через Вселенную, тогда это означает, что они могут быть невероятно близко. Буквально на расстоянии пространственного скачка до ближайшей к Земле чёрной дыры с нужными свойствами. Да, они не смогли разыграть блицкриг в Нью-Йорке, но теперь они подступят к родной Старку планете в полной боевой готовности и смогут нанести удар сразу по всем крупным городам. Оставалось только надеяться, что тяга их космических кораблей не во много раз превышает мощность их не особо впечатливших в последний раз летающих глайдеров… За всеми этими подсчётами гений пропустил тот момент, когда змей обвил вытянутую руку асгардского бога, и хруст переломленной кости стал для него полнейшей неожиданностью. Реальность вокруг них в мгновение ока стала разрушаться, гораздо быстрее, чем это происходило изначально. Тони ослепило светлое нью-йоркское небо. Он закрылся от него непривычно тяжёлой перчаткой и часто-часто заморгал, пытаясь прийти в себя после космического мрака и всего того, что ему позволили в нём увидеть. Но в первую очередь ему было необходимо убедиться, что с асгардцем, который даже не вскрикнул, хотя должен был сложиться пополам, всё в порядке. Оторвав затылок от речного гравия и продолжая щуриться, словно на ярком солнце, Старк диагностировал абсолютную целостность костей своего бога и видимую невооружённым глазом мировую усталость. Но это всё, что он успел заметить. Потому что в следующий миг Локи опёрся рукой о красные нагрудные пластины его брони, неловко привалился к нему боком и обессилено растянулся на золото-титановом костюме. Положив голову на сгиб собственного локтя, он спрятал лицо на его груди, полностью укрыв от глаз Старка любые возможные манипуляции с его реактором. Но Тони по большому счёту было уже глубоко наплевать, что Локи сделает с его многострадальной сердечной мышцей – всё, что он мог, он уже сделал. Несколько нерешительных мгновений рука Железного Человека, на которой ледяной холод сожрал часть металла, перебирала пальцами влажный, насыщенный после грозы воздух, затем всё-таки осторожно опустилась на обнажённую спину. Тони выждал, затаив дыхание, как будто впервые прикасался к дикому животному, не привыкшему к человеческой ласке, но асгардец не вздрогнул, не отстранился. Вероятней всего, у него просто не осталось на это сил, возможно, он даже потерял сознание или на грани того. В голову Старка приходит мысль, что если сейчас он переведёт хотя бы 5% оставшейся мощности в нагрудный преобразователь, то сможет избавить мир от зеленоглазого безумца навсегда. В конце концов, какая-нибудь спасательная лодка увидит его с воды, и… Тони аккуратно, не раздумывая, ведёт – сначала пальцами, едва касаясь кожи, затем уже всей ладонью – по напряжённо застывшим, словно одеревеневшим мышцам спины. Ещё раз. И ещё. Он гладит медленно, в одном темпе, но с каждым движением всё более раскованно, в очередной раз пользуясь слабостью собственного божества – от плеча почти до линии талии, докуда достаёт рука. Твёрдый бугорок лопатки, сама лопатка, гладкая и широкая, скрытые под тонким слоем истрепавшихся бинтов рёбра и, наконец, точёная впадина между ними и божественным бедром. От нечего делать Старк принимается считать на ощупь, не сбиваясь с ритма, полоски размягчившейся от влаги повязки, но не может сосредоточиться, и каждый раз у него получается разное количество. Мышцы под его рукой постепенно расслабляются. Локи перекладывает голову поудобней и вытягивает руку: как минимум одна боль – фантомная боль от несуществующего перелома – перестаёт терзать его тело. От бесконечного наглаживания прослойки влажной сетчатой марли Старк слегка теряет чувствительность в пальцах, но не прекращает своего успокаивающего занятия. Тихий гул миниатюрной камеры холодного ядерного синтеза в его груди, шелест продуваемой ветром листвы и шум крайне не желающих утихать после бури волн – вот всё, что окружает их двоих. Поэтому когда в блаженное затишье их маленького, выпавшего из реальности мирка, ограниченного небольшим кусочком каменистого берега, вторгается шум шагов и весёлые, оживлённые голоса, он замечает это даже быстрее безмятежно лежащего на нём бога, к которому «немногие могут подкрасться». Локи, впрочем, продолжает оставаться равнодушным к гостям, даже когда их тёмные силуэты показываются меж деревьев. Молодая парочка, прибежавшая заполучить в своё личное пользование пару обломков с места катастрофы или сделать несколько фотографий на фоне тонущего авианосца – правда, они самую малость опоздали. Возбуждение, написанное на их лицах, и разочарованные взгляды, устремлённые в зеленоватую воду канала, не могут свидетельствовать о чём-либо другом. Старк останавливает движение руки и старается не скрежетать помятыми пластинами, но они всё равно их замечают. Девушка тянет своего бой-френда за рукав, указывая в сторону берега, и оба, не сговариваясь, достают телефоны. Сначала мысль Старка панически замирает, решив, что они собираются звонить в полицию, но всё оказывается гораздо хуже. Характерный щелчок затвора фотоаппарата возвещает миллиардера о снятии самого дорогостоящего снимка в его разгульной и афишируемой на каждом шагу личной жизни. – Вон отсюда! – едва отойдя от такой наглости, мужчина нашаривает рукой камешек поувесистее и запускает им в ближайшее чудо современной техники. Годы тренировок бросков в голографическую корзину не прошли даром – трёхочковый, с дальней дистанции. Но, к сожалению, парень успевает унести с собой второй телефон. Старк откидывает голову на гравий с нечленораздельным выражением чрезвычайной досады. – Прекрасно. Просто прекрасно. Теперь я знаю, какой будет обложка завтрашнего «People». Я даже представляю себе заголовок: «Тони Старк: Изменил политические взгляды и ориентацию в один день!». Локи тихо хмыкает и, впервые за долгое время подав признаки заинтересованности в разговоре, совершенно не к месту озвучивает свой собственный лаконичный факт, точно до сих пор стараясь осмыслить его: – Мир теперь мой. – С технической точки зрения – ещё нет… И ты, наверное, хотел сказать «наш». – Я хотел сказать то, что сказал, Старк. – Семьдесят пять процентов минимум. В конце концов, большую часть работы выполнял я... – Я могу отдать тебе этот город, если хочешь. – И Италию. – А Италию почему? – Там делают классную пиццу. Обоим этот бессмысленный диалог кажется в данную минуту невероятно забавным, так что Старк смеётся, глядя в безмятежное серое небо, а Локи тихо посмеивается в нагрудные пластины, чуть запотевшие от его дыхания – и вздыхают, успокоившись, практически одновременно. – Тебе разве не нужно уже быть в Белом доме? – Дай мне ещё несколько минут, – полуприказ-полупросьба. На самом деле, Старк готов отдать гораздо больше – вечность, если бы та была нужна бессмертному. Причём готов был, кажется, ещё до того, как Локи сыграл на его комплексе героя и защитника Земли. Но когда именно? Когда доверил ему то, что переживал сам раз за разом все эти полторы недели? Когда сохранил жизнь единственному действительно дорогому Старку существу? Когда поведал о своём безумном, но не лишённом рационального зерна плане? Или когда ледяные гибкие пальчики скользнули в старковский реактор? – Почему я до сих пор жив? Вопрос, на который он действительно хочет знать ответ. Единственный стоящий вопрос, крутящийся в его голове с момента спасения. Локи действительно спас его – в этом не было никаких сомнений. Очевидно, Джарвис определил местоположение костюма по работающему в любой ситуации маячку, рассказал об этом асгардцу… Но тот мог просто проигнорировать эту информацию. Локи медлит с ответом, с видимой неохотой встает со своего импровизированного, но достаточно удобного ложа, отряхивает штаны и заправляет выбившийся край бинта за верхний слой марли. Затем протягивает Старку руку. О критических повреждениях Mark VII Джарвис ему, конечно, тоже сообщил. Тому просто захотелось в очередной раз поиздеваться. Старк готов услышать что угодно – от уверений в чрезвычайной выгодности их неизбежного сотрудничества до неожиданного признания в любви – но единственную правду, сорвавшуюся с этих отравленных бесконечной ложью губ, его бог облачает в покровы встречного вопроса, словно смертоносный кинжал, оборачиваемый в шелка: – А почему ты так в этом уверен, Тони?.. «…восстав из пепла, я подтвердил миф о Фениксе, как никто прежде в человеческой истории». Только ли по Тору ревёт теперь это погребальное пламя? Может быть, по всем Мстителям? По миру, который они защищали? Или по нему самому? На позолоченную ладью, достойную любого короля, миллиардер пожертвовал все свои Ролекс, запонки и два комплекта личной мебели из натурального дерева. Оплавленное контролируемой с поразительной точностью энергией тессеракта, это золото вылилось в прекрасный, но малопонятный ему узор на бортах созданной тут же ладьи. Старк с любопытством наблюдал за процессом, фиксировал, но не вмешивался – расщепление древесины на волокна одним мановением руки, а затем магнитно-импульсное прессование её и всё это за какие-то доли секунды впечатляло достаточно, чтобы не совать туда лишние части тела. Очевидно, он не всё спросил со своего бога относительно его космических игрушек. В переплетении золотых ветвей гений узнал только один, центральный символ, фигурировавший в украденных записях Щ.И.Т.а как рисунок, однажды проявившийся на Мьёльнире, когда тот находился под наблюдением служб – трикветр. Символ, распространённый среди северных народов, тройной узел, непрерывная лента, образующая три лепестка, заключивших в свои непостижимые петли цельное кольцо. В жаре погребального костра, температура которого по подсчётам Джарвиса уже перевалила за тысячу, золото его плавилось ослепительным солнечным кругом. – Я тебе трон принёс, – неуверенно произносит Старк, не зная, как ещё привлечь внимание стоящего к нему спиной мужчины, уже очень долгое время не отрывающего задумчивого взгляда от костра. Пластиковые ножки пляжного стула из крытого бассейна, находящегося на этом же этаже, глухо стукаются об асфальт, покарябав пепельное покрытие. – Они уже готовы принять меня? – не оборачиваясь, рассеянно спрашивает бог. – Ну, после того, как я взорвал Статую Свободы, они решили немного пересмотреть собственные принципы о неведении переговоров с террористами. Официально ты, конечно же, погиб при попытке задержания. Твой самолёт до Вашингтона через час. – Самолёт? – на этот раз Старку удаётся заинтересовать асгардца. Локи разворачивается к нему, удивлённо вскинув брови. Его правая рука, слегка сжатая в кулак, покоится на кожаном нагруднике, точно придерживает что-то. – Кто из нас северный олень, ты или я? Не надо впрягать меня в упряжку. Предпочту контролировать твой полёт на почтительном расстоянии от турбин – пробовал, не понравилось. Кстати, если бы ты использовал молот… Обе пары глаз одновременно устремляются в сердцевину огненного вихря, где лежит поверх пожираемого пламенем тела нерушимое оружие богов. Локи вернул его законному владельцу, несмотря на все прошлые отчаянные попытки добиться сего архиважного куска металла. Старку кажется, что когда-нибудь он точно рехнётся, пытаясь делать ставки в этих тараканьих бегах. – Всеотец позволил мне поднять Мьёльнир, выкованный двергами для моего венценосного брата, ради одного благого дела. Оно не перевесит чашу его весов, – Локи криво усмехается, глядя на два неподвижных чучела воронов, сидящих на голубой неоновой надписи, затем возвращается к собственно носителю этого имени: – К тому же у меня уже есть оружие… Почему-то Старк безнадежно уверен, что когда Локи так говорит об оружии, то имеет в виду отнюдь не скипетр. – Какого цвета глаза у твоего правителя? – …зелёные? – вопрос кажется Старку до крайности неожиданным и странным ровно до тех пор, пока он не понимает, что неосознанно весьма круто промахнулся с предметом разговора. – Карие… У него карие глаза. Напомни мне, я уже говорил, что ты сукин сын? Озорство в светло-зелёных, весело сощурившихся глазах несомненно это подтверждает. Его бог прекращает развлекаться и снова отворачивается к костру, демонстрируя, что разговор окончен, и он может идти. У Тони действительно есть, чем заняться – например, найти какую-нибудь очаровательную журналистку на давно пустующее место секретарши, желательно сразу с доступом к ближайшему саммиту «большой восьмёрки». Локи мог сколько угодно махать своим жезлом Судьбы, но в конечном итоге всё решалось гораздо проще. Удивительно, но Старку казалось раньше, что это он живёт в мире без правил. Оказалось, этот мир всё время лежал за порогом. Тони направился к выходу с вертолётной площадки, но, уже берясь за ручку стеклянной двери, зачем-то обернулся, чтобы ещё раз бросить взгляд на самопровозглашённого правителя Мидгарда. Локи сделал несколько медленных шагов вперёд, обжигаясь, но не отворачивая лица, поднёс к губам правую руку, задержал её там на мгновение и сбросил что-то широким движением прямо в пылающий жаром погребальный костёр, подняв снопы разлетевшихся искр. Старку на мгновение показалось, что между этими бледными пальцами и изморозной улыбкой была разорванная алая драповая ткань…