sweet(ie)

      Шигео Кагеяме нравятся сладости. «Стереотипно, но мило», — думает Теруки и качает ногой в такт музыке, сидя рядом с девочкой на скамейке в парке. Сама Теруки не особо и ценит шоколад, карамель и пирожные, коими ее угощают и подруги, и парни, и кто-нибудь еще. Хотя, казалось бы, ей — утонченной и обаятельной, насколько таковой может быть девочка-подросток, — впору лакомиться воздушными десертами за чашечкой чая. И чашечка обязательно из тонкого фарфора, с золотистой каймой по краю и изогнутой ручкой.       Но нет.       И дело даже не в том, что Теруки следит за собой и не налегает на сладкое. Ей просто не нравится. Жаль, что ее знакомым это таким простым не кажется, потому что Теруки любит розовый цвет, чуть приторные духи, блестки и бантики-заколки (пусть и стрижется коротко с недавних пор). О ч е в и д н о же, что она должна любить и сладости. И «Ханазава-чан, всего одно, специально для тебя пекла!» вместе с нежно-розовым бантом на пакетике не позволяют Теруки сказать «нет».       С другой стороны, всем сластям находится применение получше мусорного ведра рядом с домом, когда одним из вечеров Шигео очаровательно розовеет и застенчиво кивает на предложение съесть десерт Теруки, которая уже (по горло ими) сыта и ограничивается прохладным коктейлем с мятой. Глаза Шигео блестят из-под ровной челки, а на щеке остаются пара кремовых пятнышек. Их Теруки промакивает салфеткой, мягко улыбнувшись, и Шигео смущенно облизывает губы.       Теруки не готова отдать это сокровище сердцееду Тсубоми так просто. Если потребуется, она воспользуется силой, пока сердце будет волнительно отстукивать по ребрам изнутри.       «Скажите, Рейген, почему Ваша ученица настолько милая, это законно?» — все хочет спросить Теруки у наставницы Кагеямы, пока Шигео отряхивает темную юбку от крошек и мечтательно глядит в сиренево-персиковый небосвод. И Шигео даже робко перехватывает Теруки за локоть, чтобы не затеряться в потоке людей на пути до развилки, где они разойдутся по домам.       От воспоминаний в груди становится легко, на губах играет счастливая улыбка. Теруки уже знает, кому подарит шоколад в форме сердечка в середине февраля и скрывает растущее волнение под шутками, с которых Шигео изредка хихикает в ладонь. В сумке среди учебников, как и всегда, таится пакет с леденцами. Для Шигео, только тсс, ни слова об этом. Теруки любит ее радовать, и лучше всего это выходит спонтанно.       Как сейчас, когда они сидят рядышком в парке и наслаждаются теплым осенним вечером. Солнце еще сияет сквозь ажурные разноцветные кроны деревьев, часть его лучиков остановилась на их лицах и приятно греют. Шигео уплетает сахарную вату и довольно щурится. За все то время, что Теруки с ней общается, она уже научилась распознавать эмоции Кагеямы. Так вот, это как раз удовлетворение.       И от ее улыбки, обращенной к Теруки, согреваются даже озябшие коленки; Теруки только и надеется, что ее румянец не слишком яркий на бледных щеках.       — Будешь? — предлагает Шигео и протягивает розовую воздушную и по определению сладкую массу на палочке.       Долго не раздумывая, Теруки тянется вперед и кусает, смакуя приторную, похожую на жвачку, сахарную смесь. В этот раз Теруки почти не хочется пить, но сама Шигео делится с ней клубничным молоком.       Пускай это стереотипно, но все же мило — любить сладости всевозможных оттенков розового. Шигео безумно их любит и, быть может, чуточку любит получать их от Теруки, а, может, и не чуточку вовсе. Теруки готова подарить ей еще одно сердце, если бы у нее их было два, но ограничивается десертами и совместными прогулками за руку. И постепенно привыкает к нежным улыбкам и прикосновениям Шигео и к сладкой вате, оседающей розовым сиропом на языке.