Уроки истории

По темным уголкам, всегда лицом ко входу сидели люди, которые знали больше. Эти курили, ели, пили, и уж тем более говорили куда меньше, чем могло показаться со стороны. В «Мелодиях» тепло было только в центре у очага и около камина, но для этих людей темнота была комфортнее тепла, поэтому они сидели у стен, держали деревянные кружки с моментально остывавшим грогом руками в перчатках и умело слушали, умело задавали вопросы. Они всегда знали, где искать информацию, как её растолковать. То были люди чуть менее молодые, чуть менее поглощенные собой и чуть более циничные. Если среди них и попадались офицеры, то только те, кто сам считал такую жизнь достойной себя, а вовсе не из-за того, что пьянство, глупость, профессиональная непригодность или наркотики лишили их карьеры. Если это были рифовые проходчики или добытчики, то их удерживали тут мечты и планы, подчас стоящие дороже реального богатства. Коренные жители города, а так же натурализванные гости приходили сюда, чтобы поддерживать связь с покупателями, продавцами, постоянными клиентами, приобретения которых зачастую ограничивались слухами и умело сложенной информацией. То были люди, которым вместе с глазами дали и умение видеть. От их взглядов не укрылось во время первого визита Энгуса Термопайла и Морни Хартстоун, что она, даже сидя рядом с ним подавалась в сторону. Ожидали они от женщины, месяцами пробывшей вдали от развлечений и общества не того безжизненного и пустого взгляда, который, конечно же, заметили сразу. И больше всего они обратили внимание на руку Термопайла, которая никогда, даже на секунду, не покидала кармана его поношенного рабочего комбинезона. Когда Энгус увел свою спутницу, некоторые из этих людей встали и вышли следом, но слежка за капитаном отнюдь не входила в их планы. Вместо этого они направились к своим знакомым, имеющим доступ к записям порта и таможни, знакомым в гостиницах и на складах. По крупицам собранная история складывалась во что-то куда более интересное, чем редкое и удачное сочетание зажигающий воздух похоти и охлаждающего благоразумия. Использовав все свои связи и знания старожилы города-форта Ост-Индийской Компании смогли найти тому факту, что Морни Хартстоун раньше не видели в портовом квартале вполне разумное объяснение. С большой земли она прибыла на дорогом и большом частном торговом судне. Семейная экспедиция Хартлендов была организована по высшему разряду. Приплыв на всех парах к причалу судно пришвартовалось не с целью покупки янтаря, который потом могли бы продать на большой земле за любые деньги, но только для того, чтобы пополнить припасы. Корабль явно был переоборудован для рифового моря. Хартстоуны не были рифовыми проходцами, и вообще никогда раньше не ходили к рифам, объяснение могло быть лишь одно: владельцы семейного корабля раздобыли карту рифа настолько стабильного, что отбросив благоразумие ринулись навстречу мечте, — и им предстояло горькое и суровое испытание рифовым морем, а затем и другой стороной. В этом отношении история представлялась заурядной. На всех континентах нуждались в янтаре. Ни одно правительство не усидело бы в своих креслах без янтаря. Ни один промышленник не смог бы управлять своими предприятиями без янтаря. Даже войны и те стали немыслимы без него. В определенном смысле Ост — Индийская Компания являлась единственным правительством в этих недавно появившихся и опасных морях. И как восход солнца было естественным, что при сложившемся положении вещей в каждом городе земли, независимо от размера и удаленности от моря, находились дельцы, энтузиасты и мошенники, — предлагающие всем подряд «уникальные» карты рифого моря с самыми стабильными рифами, открытыми многие месяцы по предсказуемому расписанию и в одинаковом месте. Хартстоуны были состоятельной семьей, и, если даже их разумность и осторожность опытных дельцов не устояла перед соблазном переоборудовать торговый корабль для рифового моря и отправиться в опасное путешествия, две вещи были вне сомнений. Во — первых, они действительно обладали картой. Во — вторых, эта карта была по-настоящему надежной. Скорее всего, подобные новости распространились по речному городу, как пожар, иначе портовый район остался бы в неведении. Точнее сказать, в неведении остался бы Энгус Термопайл. Ведь обычно жители речного города: промышленники, чиновники Компании и правительства города, интеллектуалы и удачливые мошенники не имели привычки делиться информацией с портовым районом, Энгуса Термопайла ничего не связывало и не могло связывать с речным городом, где он сам никогда не бывал, и куда бы его не пустили даже с водой во время засухи. Люди верны своей природе, и она именно такова, что грабителей, охотившихся за чужими кораблями всегда отличало полное отсутствие угрызений совести и запредельная алчность, поэтому многие попытались бы проследить за кораблем Хартстоунов, который гордо назывался «Повелитель морей». Однако, за последние годы мародеры и пираты сделали добычу янтаря настолько опасным дело, что основательно допекли легальных старателей настолько допекли легальных старателей, и правительство города постановило — немедленно и без предупреждения открывать огонь по любому кораблю, который начал преследование вышедшего из порта судна. Хартстоунам, должно быть, удалось убраться из порта, избежав слежки. Впрочем, судя по результатам, их безопасность оказалась лишь иллюзией. Может быть «Повелителя морей» перехватили по дороге. Или капитана Харстоуна перехитрили. Он не имел опыта хождения в рифовом море, никогда раньше не общался со старателями и пиратами. А вот Энгус Термопайл, напротив, стал богатым человеком, ни разу в жизни не занявшись честным трудом, даже не имея надобности делиться с парнтерами или спосорами. В любом случае, «Повелитель морей» назад не вернулся. Правда, вернулась Мори Хайленд. Она вернулась не одна, а под руку с Энгусом. Её голос звучал безжизненно и приглушенно, а весь вид выдавал невыносимое отвращение от нахождения рядом с этим человеком. Он же ни на секунду не вынимал руку из кармана своего комбинезона, и это воспринималось, как угроза. Из всех объяснений очевидцы выбрали то, которое больше всего соответствовало репутации Энгуса и их собственному цинизму. Любопыствующие на основании своих домыслов, без единого доказательства решили, что он провел над Морни запирающий ритуал. А в кармане не выпускает из своих пальцев рунную дощечку. Запирающий ритуал был противозаконен. Он был вне закона на столько, что его применение каралось безусловной смертной казнью. Однако, с такой же безусловностью, проблема законности не слишком волновала людей, выходящих в рифовое море, и считавших необходимым иметь под рукой рунную дощечку. По существу, запирающий ритуал был похищением части души. Этот кусок рунами запирался в деревянной дощечке. Появлявшаяся при этом сильная связь позволяла манипуляциями с дощечкой влиять на пациента. Запирающий ритуал был изобретен еврейским врачом, надеющимся победить приступы эпилепсии. Как часто случалось в человеческой истории, со временем выяснилось, что список его применений гораздо шире: рисуя нужные знаки на дощечке, можно было вызывать самые разные реакции. Останавливать припадки бешенства. Смягчать бред. Те, кто подобрал ключи к душе в табличке могли индуцировать останавливать приступы шизофрении. Ила даже его вызвать. Точные движением пальцев позволяли превратить дружелюбие в ненависть, а удовольствие сделать болью. Ритуал давал возможность лишить человека воли, но при этом оставить ему координацию движений и сознание. Если ритуал проводился многократно, каждый раз захватывая новую часть души, лишенный принципов экзорцист мог превратить человеческое существо в деятельного, инициативного, сохранившего изобретательность, но абсолютно покорного раба. Даже более распространенные упрощенные версии ритуалов позволяли добиться похожего результата, используя лишь сочетание нейрофизиологических поощрений и наказаний. Несанкционированное проведение подобного ритуала влекло за собой безусловный, не подлежащий обжалованию смертный приговор. Но даже в остальном законопослушные капитаны транспортных судов, добытчиков и даже суда Компании, несмотря на очевидную опасность злоупотребления и преследования законом считали подготовленные для ритуала дощечки необходимым предметом оснащения своих медицинских кабинетов. Причина тому лежала на поверхности: все попытки лечения рифового безумия не увенчались успехом. Это необычная болезнь поражала примерно одного из ста человек, которые проходили на другую сторону через риф. Люди приобретали невероятные психические отклонения — неудержимая булимия, и склонности к религиозному самобичеванию до педофилии и маниакальной тяги к убийству. Подверженные этой болезни становились абсолютно неуправляемыми. По всей видимости, около одного процента людей обладали непонятными и невыясненными особенностями, вступающими во взаимодействие с непостижимым физическим пространством другой стороны в момент каждого перехода. Оставаясь полностью здоровы физически, эти несчастные приобретали невероятные, порой комичные, порой гротескные, и зачастую невероятно опасные отклонения поведения. Никакого лекарства или вакцины от этой болезни не существовало, но способ подавить её симптомы был — запирающий ритуал. Жизнь на корабле, особенно в условиях ледяного рифового моря, была хрупкой и зависела целиком и полностью от каждого члена экипажа. Именно поэтому вполне здоровые и благоразумные люди считали недопустимым бродить среди изменчивого и непостоянного моря без возможности провести ритуал. Он был необходим на случай, если один из членов экипажа ни с того, ни с сего схватит факел и начнет подпаливать динамит, необходимый для добычи янтаря. По выработанной взаимной договоренности проведение ритуала считалось «санкционированным» при условии, что весь экипаж корабля заявлял, что поведение пациента носило явную угрозу их жизни, а сам пациент подтверждал, что контроль над его волей ограничивается случаями подавления симптомов болезни. Полиция компании охотно соглашалась с такими правилами. Может быть, именно потому доказанные случаи злонамеренного применения ритуала были крайне редки. Рассказывали, что капитан корабля уже на выходе из длительного рейса по другой стороне нашел достаточно яркий янтарь, и решил проблему недостатка продовольствия весьма простым и радикальным способом: с помощью ритуалов заставил членов своей команды работать без еды и отдыха до тех пор, пока все не умерли от истощения. Еще поговаривали, что проходчик на лодке повредил себе ногу, и вместо обычных медицинских мер решил провести ритуал сам над собой. В итоге он нашел знак удовольствия и умер от потери крови, испытывая неземное блаженство. Но в барах и притонах в связи с ритаулом чаще всего речь заходила о женщинах. Женщин в городе было мало, еще меньше свободных, а продажные женщины в силу своей редкости стоили невероятно дорого, и стало быть, обитали в речном городе. Мужчины, когда им нечем было заняться, неизменно редко думали о чем-либо другом. Удивительные и прекрасные женщины. Женщины, готовые исполнить любую фантазию и самое потаенное желание, как бы ненавистно им это не было. Такие женщины, как Морни Хартстоун.