Приключения Шерлока Холмса и Доктора Уотсона продолжаются

      Я просматриваю записи, которые ранее не публиковал. То ли времени не хватало, то ли хотелось показать публике что-то другое. На этот раз я наткнулся на записи о деле, которое Холмс расследовал непосредственно перед началом событий, связанных с профессором Мориарти. Конечно, на фоне тех дел, это просто затерялось. Однако сейчас мне захотелось представить публике и этот рассказ.       Мы с Холмсом предавались утреннему отдыху в нашей квартире на Бейкер-стрит после замечательного завтрака миссис Хадсон, когда началась эта история. Холмс расположился в своем любимом кресле, читая "Таймс", я же размышлял в соседнем кресле об описании перипетий только что законченного дела, поглядывая в растопленный камин. Хотя на дворе было лето, но погода не радовала нас теплом и сухостью: попросту моросил холодный дождь, который зарядил с самого утра. Впрочем, вчера погода была не лучше. Холмс, изучая газету, время от времени что-то мычал через мундштук трубки и однажды даже что-то воскликнул, и я уже было отвлекся на него (ведь, многие наши дела начинались с таких возгласов или сопровождались ими - словно Холмс брал след). Но в этот раз обычного продолжения не последовало, и я вернулся к описанию уже раскрытого преступления, решив, что ошибся насчет звуков, издаваемых моим другом. Как оказалось позже - зря.       Минут через пятнадцать он сложил газету, задумчиво посидел в кресле, постукивая подушечками пальцев по подлокотнику - верный признак задумчивости и нетерпения моего друга. Холмс часто, задумываясь над делом, выказывал этот жест. Здесь уже мне стало интересно, и я стал наблюдать за ним. Холмс, пребывая все в той же задумчивости, встал с кресла, прошел к окну и посмотрел наружу, явно о чем-то размышляя. Мне стало любопытно, что же Холмс нашел в газете, что заинтересовало его так сильно. По своему опыту я помню, что это была либо криминальная хроника, либо объявления о чьей-либо смерти. Иногда это могли быть частные объявления. Я взял газету и решил ее изучить. Раскрыв газету на колонке криминальной хроники, я пытался понять, что же так могло заинтересовать Холмса, но так и не решил, что бы это могло быть. Я стал искать некрологи или прочие подобные объявления.       Не меняя позы, Холмс сказал:       - Восьмая страница. Знаете, Уотсон, общение со мной идет Вам на пользу. Вы верно заметили, что что-то в газете заинтересовало меня, а также поняли, что эта информация находится не в криминальной хронике. Правда, если бы Вы обратили на меня свое внимание немного раньше, то точно бы поняли, что интересующая меня новость находится на восьмой странице.       - Холмс, я примерно понимаю, как Вы поняли причины моей заинтересованности газетой - Вы слышали, как я взял ее и переворачивал листы, словно что-то изучал сразу после того, как Вы встали, но откуда Вы взяли, что я не нашел ничего интересного в криминальной хронике?       - Уотсон, это не так сложно. Если бы Вы просто заинтересовались газетой, то стали бы ее читать с начала, как всегда и поступаете. Но Вы начали листать ее с конца и перелистнули два листа. Там как раз находится криминальная хроника. Побыв на этом месте некоторое время – ровно столько, чтобы прочитать и осознать написанное – и не найдя там ничего примечательного, Вы стали листать газету дальше.       - Но откуда Вы узнали, что я листал ее с конца?       Холмс обернулся и посмотрел на меня, как на человека, которому никогда не надоест задавать примитивные и странные вопросы, но все же ответил мне:       - Я стою к Вам спиной, а Вы сидите лицом ко мне. Если бы Вы открыли газету с первой полосы и начали ее читать как обычно – справа налево – характерные звуки для меня были бы справа налево, но звуки, которые я слышал, шли слева направо, поворотов страниц было два. Разумеется, я не принимаю в расчет вариант, что Вы взяли газету вверх ногами. Я даже не буду это объяснять. Из всего выше сказанного я делаю вывод, что Вы изучали криминальную хронику.       - Да, Холмс, элементарно, как всегда.       - Итак, Уотсон, страница восемь. Надеюсь, Вам удастся найти то, что меня заинтересовало.       Он снова отвернулся к окну.       Раскрыв газету на восьмой полосе, я принялся ее изучать. Светская хроника. Ну, вряд ли Холмса заинтересовал бал или рассказ об особняке… А, стоп! Кажется, нашел – некролог. Я начал читать вслух:       - «Вчера на сорок втором году жизни скончался Чарльз Эдвард Гримсбоу, проживавший в Мевер-хаусе, на юге Лондона. Он умер в собственной постели, во сне. Безутешная вдова… Дети… А, вот, диагноз – остановка сердца. Усопший ранее страдал сердечной недостаточностью и обращался к врачам за помощью». Ну, и далее дата похорон и соболезнования. Холмс, чем Вам приглянулся этот случай?       - Уотсон, люди, которые умирают в таком возрасте лежа в постели, всегда вызывают у меня профессиональный интерес. А то, что он страдал сердечной недостаточностью, могло стать отличным прикрытием его убийцам. В любом случае, я надеюсь, что это скоро удастся прояснить.       При этих словах он стал хищно вглядываться в окно, где все так же моросил дождик, шли очень редкие прохожие, а также вдалеке ехала какая-то повозка.       Отложив газету, я подошел к Холмсу, который неотрывно следил за этим экипажем, уже подъезжавшим к дому. Холмс потер руки:       - Я был прав, Уотсон. Похоже, это убийство.       Холмс уже отошел от окна и сел в свое любимое кресло, а я все еще глядел на экипаж, запряженный парой лошадей, достаточно богатый, но несколько загрязненный, и не мог понять, как Холмс из этого мог выстроить цепочку логических выводов. Пока подожду с вопросами, этот посетитель явно к нам.       Вот экипаж остановился у наших дверей, из него вышел хорошо одетый мужчина лет сорока пяти, оглянулся по сторонам, прошел к двери нашего жилища и позвонил. На звонок ему открыла миссис Хадсон, приняла у него визитную карточку и отнесла ее моему другу. Сам посетитель тоже поднялся и уже находился за соседними дверьми, поэтому он, разумеется, слышал следующую фразу, которую Холмс произнес миссис Хадсон довольно громко. Она еще только заходила в двери, и ни отдать карточку Холмсу, ни прочитать имя, написанное на ней, не могла. Это было очевидно даже посетителю в соседнем помещении.       - Миссис Хадсон, пригласите, пожалуйста, лорда Джорджа Уильяма Гримсбоу к нам. Мы его ожидаем.       Миссис Хадсон спокойно развернулась и вышла без лишних слов, напоминая своей невозмутимостью статую Будды, которую мне пришлось видеть на Востоке. Сэр Гримсбоу, которого она пригласила в комнату, такой невозмутимостью похвалиться не мог. Войдя, он удивленно взглянул на Холмса, и спросил:       - Мистер Холмс, я полагаю?       - К Вашим услугам, сэр!       - Могу я узнать, кто известил Вас о моем приезде? Я никому не сообщал о своем решении и вообще долго колебался, ехать ли мне к Вам…       - Вы приняли совершенно правильное решение, сэр. И приняли его вовремя. Смею Вас уверить, никто из Ваших родственников или знакомых не сообщал мне о Вашем приезде. Я только смел надеяться на него.       - Но почему?       - Присаживайтесь, думаю, разговор будет долгим. Мы с Уотсоном (мы с сэром Гримсбоу чопорно раскланялись) читали утреннюю «Таймс», где говорится о смерти Вашего брата. Примите наши соболезнования по этому печальному поводу.       - Соболезнования приняты, благодарю. И все же мне не понятно, как Вы узнали, что направляюсь к Вам.       - Прочитав газету, я посчитал, что есть высокая вероятность того, что Ваш брат умер насильственной смертью. Вы же пришли к такому же выводу, раз находитесь здесь. Вы живете примерно в часе езды от поместья Вашего брата. Утром Вы ездили к нему домой, когда Вас известили о его смерти, а затем приняли решение ехать ко мне. Дорога заняла около часа, где-то около двух часов Вы были в его доме. Сейчас двенадцать часов, значит, известие о смерти брата доставили около половины девятого. Примерно полчаса у Вас ушло на сборы.       - Все так, все верно, - пробормотал опешивший клиент, но я все еще не понимаю, как Вы узнали, что я к Вам еду.       - Я был заинтересован этим… событием, и когда в окне увидел Ваш экипаж… Грязь, которой он покрыт, свидетельствует о двух вещах: он приехал с юга Лондона и проехал по тем дорогам, которые там есть, и нынешней погоде не менее двух часов. Где находится Ваш особняк и Мевер-хаус, мне известно. Экипаж Ваш соответствует Вашему статусу, а также я не так давно помог одной известной Вам леди в деле с пропавшей статуей… я сопоставил эти факты и пришел к выводу, что наш дом могли посетить только Вы, милорд.       - Да, леди Честертон рассказывала о Вас совсем недавно. И именно ее рассказ навел меня на мысль обратиться к Вам. Теперь я ни на секунду не посчитаю неверным свой шаг. И раз Вам, мистер Холмс, смерть моего брата показалась подозрительной, то я расскажу все, что смогу и попрошу Вас помочь выяснить все обстоятельства его смерти.       - Убийства.       - Вполне возможно…       - Расскажите нам все, что Вам известно.       - Сегодня утром, как Вы верно заметили около половины девятого, мне доставили записку из дома моего брата…       - Кто ее доставил?       - Лакей.       - Кто написал записку?       - Жена… вдова моего брата.       - Записка при Вас?       - Да, вот, пожалуйста, - он протянул бумагу, сложенную вчетверо.       - Конверта не было?       - Нет. Зачем? В доме и так все знали о случившемся.       - «Джордж, сегодня ночью скоропостижно скончался твой брат Чарльз. Пожалуйста, приезжай поскорее, нам нужна твоя помощь для организации похорон». Без подписи.       - Да, я хорошо знаю ее почерк. Подпись не требуется.       - Скажите, а Вы всегда называли друг друга просто по имени? Это не всегда практикуется в Обществе…       - Да… у нас… мы много общались… с братом и его семьей.       - М-м, тогда ответьте мне, какие у них были отношения между собой?       - Последние год-полтора не самые лучшие… они отдалились друг от друга. Люси… леди недавно узнала, что у ее мужа есть взрослый сын… внебрачный. Более того, мой брат собирался его официально признать и изменить завещание, выделив часть наследства.       - Это был бы громкий скандал.       - Да, мы тоже пытались увещевать его, но он твердо стоял на своем. Вчера он даже пригласил юриста для консультации, - Холмс потянулся к трубке – верный признак того, что он ухватил какую-то мысль и будет ее обдумывать. Раскурив трубку, он снова обратился к нашему гостю:       - Сэр Гримсбоу, сколько лет сыну Вашего брата?       - Недавно исполнилось двадцать.       - Какое наследство он собирался оставить ему?       - Точно не знаю, об этом лучше спросить его поверенного, однако в браке растут еще двое детей, так что вряд ли больше трети.       - Треть – это весьма внушительная сумма, Ваш брат был богат, насколько я знаю.       - Вы считаете, что это мог сделать его сын?       - Да, если считал, что завещание уже изменено… Или кто-то, кто не хотел допустить его признания и изменения завещания. Пока ничего не могу сказать. Напишите мне имя и, если он у Вас есть, адрес молодого человека.       - Да, я напишу Вам их.       - Скажите, - вмешался в разговор я, – а есть медицинское заключение? От чего скончался Ваш брат?       - Сердце. Он страдал от сердечной недостаточности, у них был семейный доктор, который вел моего брата, он был накануне в доме, он же засвидетельствовал смерть.       Холмс снова перехватил инициативу разговора:       - Еще одно: сегодня мы с доктором Уотсоном обязательно будем в поместье. Постарайтесь тоже там быть. Нам сложно будет убедить обитателей Мевер-хауса, что мы действуем по Вашей просьбе. А помощью полиции здесь не оправдаешься, ведь уголовное дело заведено не было?       - Я бы желал обойтись без него.       - Лорд Гримсбоу, сэр, Вы должны понять, что в случае, если это действительно убийство, мне придется уведомить об этом Скотленд Ярд.       - Да, я понимаю, но я мог и ошибиться, нам не нужен лишний шум.       - В таком случае, до скорой встречи в Мевер-хаусе.       Мы встали, лорд Гримсбоу раскланялся сначала с Холмсом, затем со мной и вышел.       - Ну и что Вы думаете обо всем этом, Уотсон?       - Холмс, Вы – гений! Я бы ни за что из этой заметки не вынес столько суждений…       - Поэтому сыщиком работаю я, а не Вы, мой дорогой друг. Итак, что мы имеем: отец семейства, совсем еще не старый человек, страдает от сердечных приступов и умирает, вроде бы, от одного из них. Еще у него есть внебрачный сын, брачные узы расшатаны, и назревает грандиозный скандал в Обществе, которого хочет избежать вся семья. Мотивов убийства хоть отбавляй.       - Да, но сам сэр Джордж Гримсбоу, наверное, вне подозрений? Ведь он пришел к Вам за расследованием того, к чему полиция не проявила никакого интереса.       - Похоже на то, но пока судить рано. Собирайтесь, мы едем в поместье.       Спустя час с четвертью два джентльмена стояли на крыльце Мевер-хауса и спрашивали сэра Джорджа Уильяма Гримсбоу. Хорошо вышколенный лакей не проявил ни единой эмоции, кроме учтивости, забрал их визитные карточки и отнес наверх. Вернулся он через минуту и попросил следовать за собой.       Мы прошли в большую красивую гостиную, украшенную на старинный манер. Стены были затянуты бежевым перламутровым шелком, низкие столики - инкрустированы янтарем, янтарная же отделка была и на других предметах мебели. Старинные канделябры с множеством бежевых свечей добавляли интерьеру некий шик. Здесь нас встречали уже знакомый нам сэр Джордж Гримсбоу и дама лет тридцати с небольшим, очевидно, вдова лорда Гримсбоу. Дама была миловидна, но сейчас она выглядела несколько подавлено, и даже мне было видно, что веки несколько припухли от слез.       Лорд представил ее нам:       - Леди Лора Люсильда Гримсбоу. Леди, это мистер Шерлок Холмс, сыщик, а это – доктор Уотсон.       - Господа! - в разговор вступила леди Грисмсбоу. Ее голос был звучен и красив. – Я не могу сказать, что рада тому случаю, который нас свел, но надеюсь, что это недоразумение, из-за которого вас сюда пригласили, быстро объяснится… Мой муж умер от сердечного приступа. Наш домашний врач уже подтвердил это.       - Я настаиваю, леди Гримсбоу, - брат покойного обратился к ней с нажимом. Похоже, спор этот длился уже некоторое время.       - Хорошо-хорошо, - сказала она, и было заметно, что она волнуется и ей трудно держать себя в руках. – Если Вы настаиваете.       На глазах ее сверкнули слезы, но многолетняя привычка сдержанного поведения в Обществе дала о себе знать – леди только глубже вздохнула и отошла в сторону.       - Я бы хотел осмотреть тело и побеседовать со всеми в доме, кто был здесь вчера, - обратился Холмс к сэру Гримсбоу.       - Пожалуйста, мистер Холмс, пройдемте к телу брата.       Мы прошли через анфиладу комнат. По дороге Холмс продолжал спрашивать нашего провожатого:       - Скажите, сэр Джордж, Вы вчера были в этом поместье?       - Да, заезжал днем по делам, с братом увиделся мельком, он как раз вышел встречать юриста. Он сказал мне, что вызвал его для консультаций по интересующему его делу – я уже Вам рассказывал.       - А зачем Вы заезжали сюда вчера?       - Я… часто бываю здесь. Семейные дела. Вчера я привез кое-что в коллекцию леди.       - А что она коллекционирует?       - Древности и диковины.       - Занятно. Но раз Вы ненадолго зашли днем, значит, Вы вряд ли оставались ужинать и не сможете сказать нам, что подавалось на ужин.       - Да, это так. Господа, мы пришли.       Мы вошли в комнату, которая явно служила спальней сэру Чарльзу – темные стены, затянутые синим шелком, большая кровать под балдахином в центре комнаты, тоже в синих тонах, множество изящных вещиц, прикроватная тумба, канделябры. Комната вся была выполнена в синих тонах. На мой вкус, цвет был слишком темным, а комната приобретала из-за этого мрачный отпечаток. Н-да, не хотел бы я иметь подобной комнаты – сейчас она казалась под стать тому, что в ней происходило.       Холмс развил бурную деятельность, как делал всегда, когда чуял возможность обнаружить улики: он обошел кровать по периметру и достал лупу. Присматриваясь к чему-то на столике рядом с кроватью, он спросил:       - А кто обнаружил, что сэр Чарльз умер?       - Его слуга, который прислуживает ему в комнатах.       - Тело перемещали?       - Я не знаю. С тех пор, как я первый раз здесь побывал – нет, а об остальном Вам лучше спросить слугу.       Лорд Гримсбоу дернул за шнурок звонка, и на вызов явился пожилой слуга:       - Джон, у мистера Холмса есть вопросы к тебе. Отвечай ему, как если бы отвечал своему хозяину.       - Скажите, Джон, - начал сыщик, – Вы обнаружили, что Ваш хозяин мертв?       - О, да, сэр. Я пришел к нему утром, как всегда. Сэр Чарльз любил вставать рано – около семи часов утра. Войдя в комнату сегодня утром, я приготовил, как всегда, одежду и позвал хозяина. Обычно он сразу просыпался, но не в этот раз. Я подошел к нему поближе, стал всматриваться в его лицо. Оно частично было закрыто поднятыми руками и показалось мне таким бледным, я подумал, что это после вчерашнего вечернего сердечного приступа, что сэр Чарльз болен… а потом… я понял, что сэр Чарльз… не дышит. Я бегом отправился вниз, в комнату гостей, там сейчас располагается доктор Нимерсон. Вот он и сказал, что сэр Чарльз умер уже за несколько часов до того, как я его обнаружил. Это так… неожиданно.       - Скажите, Джон, а когда Вы вошли в комнату, Вам ничего не показалось странным?       - Я… не могу припомнить… Смерть хозяина для меня… стала таким ударом.       - Может, был какой-то странный запах?       Слуга задумался:       - Пожалуй, было кое-что… Когда я вошел, в комнате было душно и витал сильный запах чеснока. Впрочем я ему несильно удивился – вчера на ужин была баранина под чесночным соусом. Хотя, все равно… запах, наверное, был слишком сильным.       - Особенно, если человек в комнате не дышал уже несколько часов, - заметил мой друг. – Вы открыли окно?       - Да, я всегда утром проветриваю комнату. В зависимости от погоды это может быть долго или кратковременно. Сэр Чарльз любил вставать утром в прохладной и проветренной комнате.       - Понятно. Теперь еще такой вопрос: тело лежало тогда так же, как сейчас?       - Нет, мы уже успели одеть его. Он лежал под одеялом, лицо белое, руки поднял к лицу, лежал он на спине…       - Спасибо, Джон. Вы можете идти. Уотсон, давайте осмотрим тело.       Мы подошли к трупу. Холмс оттянул веко и заглянул через лупу в глаз, присмотрелся к губам. И сказал:       - Уотсон, посмотрите. На Ваш взгляд, это может быть сердечная недостаточность?       - Зрачки расширены, руки, как нам говорил слуга, были подняты к лицу, нет, скорее к шее – были признаки удушья. В принципе, это возможно. Но даже если это сердечная недостаточность, вызвана она могла быть многими причинами, и установить их может только вскрытие.       Холмс кивнул, словно соглашаясь с моими доводами, равно как и своими мыслями, затем надел резиновые перчатки. Он взял пробу слюны изо рта умершего и достал шприц.       - Что Вы хотите сделать, Холмс?       - Хочу взять пробу крови.       Он быстро закатал рукав фрака и рубашки на теле. Уже собираясь взять пробу, он вдруг пристально вгляделся в сгиб руки:       - Что это, сэр Гримсбоу?       - Что именно, мистер Холмс? – слабым голосом спросил сэр Джордж. Похоже, манипуляции с телом его привели в замешательство. Ему было нехорошо.       - Это следы инъекций? Их здесь несколько.       - Да, это врач их делал во время приступов в последнее время.       - Приступы были такими сильными, что лекарство нужно было вводить в вену? – удивился я. – Есть более простые лекарства – порошки, например.       - Я не специалист, доктор Уотсон. Вам лучше побеседовать с доктором Нимерсоном.       - Мы обязательно это сделаем в самое ближайшее время, - ответил за нас обоих Холмс, производя забор крови умершего, – Тем более что, судя по словам слуги, он здесь все еще находится. Да, обычно вскрытие делают без нас, и после мы можем узнать все его результаты у Лестрейда, но не в этот раз. Я сам произведу анализ образцов. Я прихватил свою походную лабораторию, мне нужна будет свободная комната… минут через десять. Это можно организовать, сэр?       - Думаю, это вполне возможно.       Лорд Гримсбоу вышел, а Холмс продолжил осмотр на ковре, он некоторое время ползал на коленях, а потом достал ножницы и срезал некоторое количество ворса с этого ковра. Потом также взял что-то с канделябра, стоявшего на столике с прогоревшей до конца свечи, а потом взял в руки палку, которой тушат свечи высоко на люстре, и взял соскоб с нее. Каждый соскоб он делал новым, чистым инструментом, который доставал из своего чемоданчика. Холмс как раз закончил заниматься всем этим, когда пришел слуга, тот самый Джон, и пригласил нас следовать за собой.       - Джон, вчера у Вашего хозяина был приступ?       - Да, был. Доктор Нимерсон из-за этого и остался.       - Попросите доктора не отлучаться из дома, пока я не поговорю с ним.       - Да, сэр.       - Что ж, Уотсон, - произнес Холмс, едва мы закрыли дверь в комнате, где нас никто не должны были тревожить некоторое время – уже почти все ясно. Не хватает лишь нескольких деталей. Да и некоторые вещи наводят меня на неординарные выводы. Чтобы их проверить, я займусь анализом взятых образцов.       - Вы что-то уже поняли, Холмс?       - М-м-м… - неопределенно промычал тот, раскладывая реактивы. – Сейчас проверим.       Все собранные образцы он анализировал одним и тем же способом. Видимо, выявляя какое-то конкретное вещество. Через полчаса мой друг откинулся в кресле, закурил свою неизменную трубку и произнес:       - Интересно.       Я не стал мешать ему размышлять. Это была та стадия, когда он, взвешивая все имеющиеся данные, проводит анализ, отбрасывает все ненужное и принимает решения.       - Так, - сказал он. – Мне необходимо переговорить с леди, с доктором и с кухаркой. Друг мой, Вас не затруднит пройтись за ними? Кого из этой тройки встретите первым, того и приглашайте. По одному.       Я, выходя, увидел, как Холмс задумчиво встал у раскрытого окна и закурил трубку.       Рассудив, что кухарка должна сейчас находиться на кухне, я решил начать поиски оттуда, для чего попросил все того же слугу, своего тезку, проводить меня туда. И правильно сделал – одному мне было бы трудно сориентироваться в столь большом поместье. Хотя, пройдя эту дорогу однажды, я уже спокойно мог самостоятельно вернуться обратно, о чем сказал Джону, отправив его искать леди и доктора, чтобы передать им просьбу Холмса. Сам же я желал поприсутствовать при разговоре моего друга с кухаркой, которая уже отправилась в нужном направлении столь бодро, что я ее быстро упустил из вида. Что ж? Дойду и сам. Но уже спустя всего несколько шагов я остановился: звучный, мелодичный голос хозяйки дома, который невозможно спутать с другими, что-то говорил за соседней дверью. Вот и удача – я должен пригласить и ее. Я решительно шагнул к двери и… замер возле нее, потому что услышал:       - Я, должно быть, убила его… Мои мысли остановились, как и моя рука, потянувшаяся к ручке двери до этого.       - Вы? Нет, это невозможно! Это сделал приступ.       - Доктор, Вы сделали вчера инъекцию, как всегда. Приступ должен был остановиться, но я… я дала ему то средство с блюдом вчера, то, которое Вы ранее дали мне. Оно могло не так подействовать вместе с лекарством… Мне так тяжело и жутко.       - Успокойтесь, леди. Никто Вас не заподозрит. Хотя такое и могло произойти, но я Вам не советую никому об этом говорить. Это совершенно не нужно.       - Да, Вы совершенно правы.       Ох, вот это да! Холмс на этот раз удивится сведеньям, которые я ему принесу.       Оглянувшись и удостоверившись, что в коридоре один, я тихо отошел назад, а затем пошел вперед по коридору настолько громко, насколько мог. Я прошел мимо той двери, за которой находились леди и, как я понял, тот самый доктор Нимерсон. А затем, когда я уже почти дошел до следующей двери, за моей спиной возникли звуки приоткрываемой двери. Я тут же обернулся – так и есть. Дверь приоткрыта, и кто-то наблюдает за мной.       - Простите, Вы случайно не доктор Нимерсон?       - Д-да, это я, - дверь неохотно открылась шире, из нее вышел средних лет лысоватый и низкорослый мужчина, одетый достаточно опрятно и недешево, но в его облике все время проскальзывала какая-то взъерошенность. – Как Вы узнали? Вы, наверное, сыщик или его друг?       - Я Ваш коллега – доктор Уотсон. Мой друг Шерлок Холмс находится сейчас в зеленой гостиной. Он хотел поговорить с Вами.       - Со мной? – доктор стал потирать ладони, глаза его метнулись к комнате, из которой он только что вышел. Помолчав, он сказал. - Да, конечно же, я приду.       - Он также хотел видеть леди Гримсбоу, Вы не знаете, где мне ее найти?       - Нет, - глаза мужчины снова устремились на ту же самую дверь. – Но если я ее увижу, то передам.       - Спасибо, доктор. Мистер Холмс желал бы поговорить с каждым отдельно. Думаю, разговор не займет много времени.       - Да, конечно.       Я отправился к Холмсу вполне довольный собой – и подслушанным, и увиденным. Подходя к комнате, где пребывал Холмс, я услышал, как он поблагодарил кухарку, а затем я встретился с ней в дверях.       Холмс сидел за столом в задумчивости.       - Шерлок, - окликнул я его. И когда тот поднял на меня рассеянный взгляд, я продолжил – я знаю, кто убил наш труп. Э-э, в смысле, убитого… ну, лорда Гримс…       - Не томите, Уотсон. Вы что-то узнали, - его взгляд стал более чем осмысленным. - Что конкретно?       - Я слышал разговор, – я подошел вплотную. – Леди Гримсбоу беседовала с врачом, - доложил я вполголоса, - и она сказала, что это она убила мужа.       - Так прямо и сказала? Дословно? Вспоминайте, Уотсон, это слишком важно.       Я закрыл глаза и вспомнил, как шел по коридору, протянул руку и вздрогнул, услышав голос:       - «Я, должно быть, убила его…» Что-то вроде того.       - Уотсон, неужели Вы не понимаете, что разница между этими выражениями больше, чем расстояние от верха до низа Ниагарского водопада? Первое утверждение говорит о ее виновности, второе – ровно напротив.       Я смутился. Что-то снова пошло не так, триумф, с которым я должен был все эти преподнести своему другу, был испорчен. Я кратко передал дальнейший разговор леди и семейного врача, а также рассказал о поведении доктора в коридоре.       - А Вы молодец! - Холмс похлопал меня по плечу. – Добыли очень ценные сведения, – и вдруг резко изменившись в лице, побежал к окну. - Так и есть, Уотсон, мы с Вами идиоты! Надо было задерживать убийцу, но он теперь преспокойно убирается отсюда. Взгляните, Уотсон!       - Доктор?       - Разумеется. Правда, не все так просто, я продолжу расследование. Но ладно, у меня есть зацепки, думаю, мне удастся его найти. Теперь надо поговорить с леди.       И в эту самую минуту вошел слуга и возвестил:       - Леди Лора Люсильда Гримсбоу! - Он поклонился, отошел к раскрытой створке двери, и она проскользнула в зал. Все-таки леди учат такой скользящей походке… Не знаю, больше очаровывает это или настораживает, но это наваждение, сродни гипнозу.       Своим глубоким и скорбящим голосом она проговорила:       - Вы желали говорить со мною, Мистер Холмс?       - Да, миледи. Давайте, присядем. Наш разговор будет не из простых. Когда мы все сели, я заметил, что пальцы леди слегка дрожат, но в остальном она была сама невозмутимость. Выучка! Эта светская жизнь и вечные маски.       - Миледи, - обратился к ней сыщик. – Вашего мужа убили, я совершенно точно это установил. – Только вздох выдал сильное волнение леди Гримсбоу. – Я провел ряд исследований и утверждаю, что Ваш муж сначала был отравлен за ужином… Вами!..       - Сначала? – вдруг спросила она, побледнев.       - Да, сначала. Похоже, Вы даже не собираетесь отрицать мое утверждение. Собственно, этим вопросом Вы выдали себя с головой.       Леди Гримсбоу замерла, о чем-то размышляла пару секунд, а потом сказала тихо, но твердо:       - Хорошо, мистер Холмс, я расскажу Вам все, что знаю, но обещайте, что и Вы объясните мне значение слова «сначала».       - Обещаю, миледи. Итак?       - Некоторое время назад мой муж узнал, что у него есть внебрачный сын, уже взрослый. Вам об этом, верно, уже рассказал брат моего мужа.        Холмс кивнул. Она продолжила:       - После этого Чарльза будто подменили. Он все время говорил, что поступил когда-то легкомысленно и подло, и что теперь просто необходимо исправить несправедливость по отношению к его сыну. Сколько мы, члены его семьи, ни уговаривали его, все было тщетно. В последнее время он стал крайне нервным, резко переходил из одного состояния в другое, был то криклив и резок, то спокоен и даже как-то заторможен. Я пожаловалась доктору на излишнюю возбужденность моего мужа и попросила дать мне какое-нибудь средство, чтобы снять остроту его реакции. Доктор Нимерсон обещал мне это. Вчера днем доктор посетил нас часа в два дня, раскланялся в дверях с Джорджем… сэром Джорджем Гримсбоу и, увидев моего мужа, поинтересовался его самочувствием. Тот отрекомендовался полностью здоровым и воодушевленно воскликнул: «Радуйтесь! Здесь юрист для исправления моего завещания. Теперь я, наконец, включу и Уильяма в него тоже!» Это как раз и есть его внебрачный сын.       - Простите, миледи, что я Вас перебиваю, но Ваш муж сказал доктору «Радуйтесь». Вы не знаете, почему?       - Ах, да! Я не сказала, он оказался приемным сыном нашего семейного доктора. Такая ирония судьбы. Долгие годы он считал его родным, пока жена не призналась ему на смертном одре в романе молодости и в том, что вышла замуж, уже ожидая ребенка. Это все так… некрасиво. Такой скандал! Я вынуждена признать, что смерть моего мужа случилась достаточно вовремя, как мне ни тяжело об этом говорить. Ведь, он так и не объявил ничего в Обществе.       - Такое заявление делает Вас ближе к обвиняемым, но я не инспектор Скотленд Ярда, хотя должен Вас предупредить – официального расследования теперь не избежать. Это убийство, преднамеренное и жестокое.       - Значит, я все же убила его… Но оно не может быть преднамеренным, я не знала, что даю то, что может убить мужа. Об этом я догадалась только утром. Я думала, что это смешение разных лекарств…       - Этот препарат дал Вам доктор Нимерсон в качестве средства от нервов, которое Вы просили?       - Да! Вчера днем, сразу после того, как мой муж с поверенным зашли в комнату и закрыли за собой двери. Доктор сказал, что этот порошок надо подмешать к еде моего мужа. Лучше всего, чтобы еда пахла чесноком, чтобы он ничего не заподозрил. Я заказала к ужину чесночный соус и положила ему порошок в еду. И я его убила!       - Да, доктор хотел, чтобы Вы думали именно так и не пошли заявлять в полицию, ведь, улики явно указывали на Вас. Однако он не учел Ваши близкие отношения с братом убитого, - щеки леди Гримсбоу слегка порозовели, а ресницы затрепетали. Холмс невозмутимо продолжал. – Вы не пошли в полицию, но сомнениями поделились с ним, а он пришел к нам с Уотсоном.       - Я этого не ожидала и так на него рассердилась, но я думаю, он был прав – нельзя, чтобы убийца моего мужа спокойно ходил на свободе.       - Скажите, леди, - вдруг спросил Холмс, резко меняя тему разговора, - у Вас в каждой комнате свечи имеют окраску под цвет стен комнаты?       - Да, это моя идея. Это красиво, - она даже слегка улыбнулась. Бесспорно, она гордилась своей идеей.       - Те синие свечи, которые находятся в спальне Вашего мужа, откуда они были доставлены?       - Смотря какие. Большинство изготовлено по нашему индивидуальному заказу, как и всегда, на свечной фабрике Милна, но одну коробку с пятью свечами прислал новоявленный «сын». Это растрогало Чарльза до слез. Он велел вставить их в канделябр на столе в своей спальне. Там как раз канделябр на пять свечей. Собственно, их негде больше располагать, у нас нет больше комнат с синими обоями.       - Благодарю Вас, миледи. Теперь все кусочки мозаики встали на свое место, и я готов ответить на Ваш вопрос, как и обещал. Да, Вы вчера за ужином дали Вашему мужу отраву, - она вздрогнула, – но по незнанию. Ваш доктор придумал и организовал удивительную аферу: сначала Вы добавляете мужу в еду яд, хотя, возможно, концентрация его была недостаточна для того, чтобы вызвать смерть, однако достаточной, чтобы осуществить задуманное. Думаю, Ваш муж сначала действительно успокоился и стал более расслабленным, а через некоторое время пожаловался на плохое самочувствие, и доктор повел его в комнату, где тот и был окончательно отравлен.       - Доктор Нимерсон? Отравил нарочно? - руки ее все же непроизвольно поднялись к горлу, как будто у нее начался спазм удушья. Впрочем, возможно, так оно и было. Но через секунду подрагивающие руки упали на колени. Она подняла глаза и встретилась с взглядом Холмса. Тот кивнул.       - Но зачем? – выдохнула она.       - Наследство. Ваш муж собирался оставить своему новоявленному «сыну» наследство. Вы не знаете, он успел это сделать?       - Нет, нужно спросить у юриста, – теперь ее голос не казался таким глубоким и мелодичным. Он был… глухим.       - Если Вам не трудно, пригласите его в дом.       - В этом нет необходимости. Он должен приехать с минуты на минуту. Он ведь душеприказчик моего мужа.       - Вот и хорошо. Я бы желал с ним встретиться.       - Как мне теперь быть, мистер Холмс? Ведь я дала тот порошок своему мужу. Хотя я и не знала, что это яд, мне придется доказывать это. Посоветуйте мне что-нибудь!       - Миледи, - Холмс оторвался от созерцания изумительного инкрустированного стола XVIII века и мельком посмотрел на женщину, - мы не из Скотленд Ярда, Вы невиновны в отравлении сэра Чарльза – даже если бы Вы не дали средство ему, доктор все равно сделал то, что задумал – а вот полиции это доказать будет трудно. Поэтому мы просто сделаем все, чтобы полиция не узнала об этом средстве и о том, что Вы всыпали что-то в тарелку сэру Чарльзу Гримсбоу. Для расследования это не принципиально и срока доктору Нимерсону не добавит – ему и так грозит максимум, - а Вам сильно помешает.       - Да благословит Вас Бог! – ее голос снова стал звучным и красиво поплыл по залу, лицо ее порозовело и, кажется, огромный камень упал с ее души. – Но доктор…       - Разговор с ним я беру на себя. В конце концов, ему не выгодно чтобы и этот эпизод стал известен полиции, судьям и присяжным. Это весьма подлый прием, даже хуже убийства.       - Разумеется, - вступил в разговор я, - мы не передадим эту информацию ни Скотленд Ярду, ни общественности.       - Благодарю Вас, господа. Вы – истинные джентльмены, на которых только может рассчитывать женщина.       Она встала, мы раскланялись, и леди Гримсбоу удалилась.       Я обернулся на Холмса, желая получить объяснения некоторых непонятных мне моментов, но увидел, что тот увлеченно что-то писал. Я подошел к нему, заглянул через плечо и прочел: «Уважаемый Лестрейд! Мы с Уотсоном снова напали на дело, в котором на первый взгляд не было ничего криминального, а вот на второй взгляд – убийство. Приезжайте в Мевер-хаус, здесь Вас дожидается тело убитого сэра Чарльза Эдварда Гримсбоу. Привезите свою команду экспертов. Тело придется вскрывать. Исследуйте кровь и легкие на наличие мышьяка. Остальное Вам расскажет по дороге милейший доктор Уотсон».       - Значит, я должен отвезти это послание Лестрейду?       - Я был бы очень признателен Вам, Уотсон.       - Вы смерти моей желаете, Холмс! Он же всю душу из меня по пути вытрясет.       - Зато моя останется в целости. А нам ведь еще Вашего коллегу ловить. Хотя, о чем это я – отравитель не может быть Вашим коллегой.       - Благодарю, Холмс, и на этом. Давайте Ваш формуляр. Отправляюсь на растерзание в Скотленд Ярд.       Сказать, что Лестрейд был в ярости (после ступора и замешательства) – ничего не сказать. Он бегал по комнате, что-то выкрикивал, выбегал, вбегал… Однако, надо отдать ему должное, несмотря на эту суету, он как-то сумел организовать нужных специалистов к выезду в поместье, карету для транспортировки тела на вскрытие, ордер на обыск и т.д.       Если бы инспектор мог «забыть» меня в отделении (а еще лучше – запереть под замок), он бы это непременно сделал. Но Холмс написал о том, что я могу что-то рассказать о деле, а я не стал рассказывать ничего особого до выезда из Сколенд Ярда, поэтому инспектор фактически приказал мне ехать с собой. Я вкратце рассказал ему то, что знал, разумеется, умолчав о роли леди в этом деле, как мы заранее условились. Лестрейд то потирал руки, то говорил что-то вроде: «Ай-ай, как нехорошо-то!». Потом он попытался построить свои версии происходившего и договорился до того, что виноватыми оказались все обитатели поместья, после чего я посмотрел на него со смесью удивления и ужаса, потом усмехнулся, представив, как он арестовывает высокопоставленных особ и их малолетних детей, как потом отпускает их, и что за этим следует… Лестрейд, увидев эту ухмылку, задумался о чем-то своем и помотал головой, - кажется, догадался, что перестарался.       Наконец, мы приехали в Мевер-хаус, и я со вздохом облегчения сдал Лестрейда с его командой на руки Холмсу, рядом с которым инспектор терял некоторую часть своей неуемной энергии. Именно ту часть, которая шла в ненужное русло. Так что здесь я был спокоен. После необходимых процедур, проведенных инспектором в доме, Холмс не дал опомниться Лестрейду и заявил:       - Мы едем в Оксфорд. Вы поедете с нами, инспектор, или предпочтете оставить конец этого театрального действия нам с Уотсоном?       - В Оксфорд? Почему в Оксфорд?       - Там живет новоявленный «отпрыск» данного семейства. Возможно, что он знает, где доктор Нимерсон. Я желаю наведаться туда.       - Разумеется, я еду, все-таки это наше расследование, мистер Холмс! Я еду и беру с собой нескольких сотрудников Скотленд Ярда. И даже не думайте мне возражать – иначе я арестую и допрошу Вас как свидетеля с ценными сведениями…       - Я даже и не думал, инспектор. Как видите, я сам пригласил Вас в эту поездку. И как раз хотел сам просить Вас взять с собой нескольких полицейских. Ведь нам предстоит арестовать преступников.       - Как, Холмс?! Разве не Вы говорили недавно, что убийца – семейный врач? А теперь это уже убийцы? Их несколько?       - Одно другое не отменяет. Да, это он. Да, он не один, но пока большего я не могу Вам сказать.       Он замолчал. По лицу Лестрейда было видно, что он многое хотел спросить, но понимал, что это бесполезно. А потому мрачно молчал.       Мы прибыли на вокзал незадолго до отправки поезда и разместились в нем. Лестрейд с помощниками предпочел быть отдельно, а мы расположились в купе с Холмсом.       Я первым нарушил молчание:       - Вы не упоминали, что преступников несколько. Ладно, Лестрейд, но мне-то Вы могли об этом сказать раньше…       - Вы могли об этом догадаться и сами. А у меня не было такой возможности…       - И все же, почему Вы сказали, что это так, ведь леди Гримсбоу Вы решили не считать отравительницей? Смертельной была, как я понял, инъекция с мышьяком.       - Браво, Уотсон, да, и ее вполне хватило бы. Уверен, что именно это и покажет анализ крови при вскрытии. Но, как Вы знаете, его опоили еще за ужином. Так что лорд как минимум дважды мог умереть за вечер. Но это еще не все.       - Нет?       - Нет. Есть еще третий человек, который приложил руку к убийству. Так что лорд был ночью трижды мертв. Поистине жуткая вещь! Ни одному медику не удалось бы вытащить его с того света. Да…       - Но кому же это могло еще понадобиться?       - А на этот вопрос я смогу ответить Вам в Оксфорде, как только удостоверюсь в одной важной детали.       Через несколько часов мы сошли на платформе, погода все еще хмурилась, как и инспектор Лестрейд. Мы взяли экипаж, который и доставил нас по адресу, которым Холмса снабдил сэр Гримсбоу еще в первую нашу с ним встречу.       Дом по указанному адресу был небольшим, но опрятным, с небольшим цветущим садом. Чувствовалось, что разведением сада занималась женская рука, но уже стали заметны и признаки некоторого упадка – то тут, то там можно было увидеть голые неспиленные ветви, траву, пробившуюся в дорожке, облупленную краску на заборе. Мне и без выводов моего друга было заметно, что хозяйка, занимавшаяся садом некогда, покинула этот дом.        Холмс сказал, что если доктор все еще здесь, то мы обязаны его взять, хотя лично он пока сомневается, что такая удача нам улыбнется.       - Тогда чего Вы от этого ожидаете? – спросил Лестрейд.       - Я думаю застать здесь того, кого хотели объявить молодым лордом Гримсбоу и еще кое-что здесь найти.       Полицейские окружили дом, а мы – Холмс, Лестрейд и ваш покорный слуга – зашли в дверь дома, где нас встретил слуга и провел к молодому человеку лет двадцати. Я смотрел на него и искал общие черты с сэром Гримсбоу, но нашел их не так много – волосы совершенно другого цвета, овал лица, рост… Не знаю, я не видел Сэра Чарльза Гримсбоу живым, но похоже, это не тот случай, когда ребенка можно опознать «с первого взгляда». Может только, осанка и взгляд… они словно принадлежали высшему свету. Или это я сам хотел это видеть?       Холмс наклонился к Лестрейду и сказал:       - Он Ваш, допросите его с пристрастием о докторе и его местонахождении, а я поброжу по комнатам.       - Один констебль будет с Вами неотлучно, мистер Холмс.       Тот пожал плечами, это ничего не меняло.       - Уотсон, останьтесь здесь, после расскажете, хорошо? – разумеется, я остался и принялся записывать.       Лестрейд забегал с задумчивым видом. Очевидно, продумывал тактику ведения допроса.       - Ну что ж, начнем. То, что Вы нас ни о чем не спрашиваете, говорит уже о том, что Вы ждали полицию, что в свою очередь говорит о том, что Вы знаете, что Ваш приемный отец виновен в преступлении, совершенном в Мевер-хаусе. Поэтому Вы можете идти в деле как свидетель, а можете и как соучастник, если будете его покрывать. Я буду задавать вопросы, а Вы отвечайте. Назовите Ваши фамилию и полное имя, возраст и род занятий.       - Фамилия… имя… по бумагам или настоящие? Вы, как я понял, знаете, что пока это несколько разные категории.       - Ну, сначала в соответствии с документами. Для протокола. А там…       - Тогда так. Когда я родился, то получил такие данные – Уильям Питер Нимерсон. Однако некоторое время назад я узнал, что мне надлежит именоваться Уильям Питер Гримсбоу, так как мой родной отец – недавно умерший лорд Гримсбоу - пожелал признать меня официально в качестве сына, каковым я и являюсь.       Лестрейд покашлял и посмотрел в лицо юноши, который высокомерно на него поглядывал:       - Это еще надо доказать…       - Мой отец признал меня. Это лучшее доказательство.       - Не совсем, - раздался голос моего друга у нас за спиной. Очевидно, он уже обнаружил все, что было необходимо, и вернулся к нам. Недолго в этот раз. – Он только собирался это сделать, но официально признать Вас не успел. Помешала смерть. Завещание тоже осталось прежним.       Кровь отхлынула от лица молодого человека, и он бессильно осел в кресло.       Холмс продолжил:       - Вы просто слишком рано его убили.       - Что? – вскричал Лестрейд. – Как?       Молодой человек смотрел в глаза Холмсу и, наверное, читал в них свой приговор. Вдруг слабость его оставила, он подобрался и прыгнул в сторону окна. Двумя прыжками он пересек комнату, однако Лестрейд скомандовал своим полисменам, и они подхватили Уильяма Питера… да не важно, с какой фамилией, заковали его в наручники и приковали к ближайшему блюстителю порядка. Все было проделано настолько быстро, что я и двинуться не успел. Да, как прав был Холмс насчет инспектора – фокстерьер! Вцепился мертвой хваткой и не выпустил. Однако в моей голове (думаю, что не только в моей) вертелось множество вопросов.       - Ну, что ж, - сказал Лестрейд, когда порядок был восстановлен. – Будем считать, молодой человек, что вину свою Вы признали. А теперь, мистер Холмс, я бы хотел услышать от Вас пояснения.       - Охотно, - отозвался сыщик. – Я рассчитываю, что то, что я скажу сейчас, заставит Вас, Уильям, выдать нам своего отца, который и является автором всей этой драмы. Не морщитесь, да, он Ваш родной отец, хотя он успел Вас уверить в обратном. Ведь, Вы поверили, что Вашим отцом являлся лорд Гримсбоу.       - Но… нет… Этого не может быть! Он так однозначно говорил о сроках моего рождения – данные свидетельства о свадьбе и рождении, о том, что матушка на смертном одре… Тогда прошло меньше восьми месяцев.       - Вы родились раньше срока. Такое бывает. Вот выписки из родильного дома, где прописаны все сроки, анамнез, диагноз. Можете ознакомиться.       Юноша взял листы дрожащими руками, а после они выпали у него из рук. Он поднес скованные кисти рук к лицу и застонал:       - Как? Зачем он заставил меня в это поверить?       - Это очевидно: деньги, наследство, титул, еще и месть. Он узнал от Вашей матушки, что у нее была связь с лордом Гримсбоу – она почему-то пожелала рассказать ему это перед смертью, и он, учтя, данные Вашего рождения, - придумал эту хитрую комбинацию, которая заставляла лорда потерять честное имя и жизнь, а Вам и ему – приобрести многое.       - Но я не собирался с ним делиться, - глухо простонал он.       - Яблочко от яблоньки… Что ж, в таком случае Вы тоже были обречены.       - Как? – не поверил своим ушам молодой человек, - он, зная, что я его родной сын, убил бы меня ради денег?       - Задайте этот вопрос себе, на что Вы сами решились ради денег? Вы же убили того, кого считали своим отцом.       - Так, - прервал их Лестрейд. – Все это хорошо, но я не понимаю одного – каким способом юный Нимерсон сумел убить своего предполагаемого отца. Он же в особняке уже неделю не появлялся. Да и как сказал мне доктор Уотсон, на теле был след от смертельной инъекции доктора Нимерсона. Объясните же!       - Все просто, – Холмс посмотрел на пленника, – Уильям Питер Нимерсон учится на химическом факультете Оксфордского университета и там же подрабатывает в лаборатории. У него были возможности достать мышьяк без регистрации этого факта и без привлечения к себе внимания. Думаю, если Вы сделаете запрос, инспектор, то в сейфах университета обнаружат пропажу или списание на травлю мышей в последнее время этого яда.       - Возможно, и теперь мы знаем, где доктор Нимерсон раздобыл яд, но я все еще не понимаю, как его сын подсунул лорду яд.       - Дома юный Нимерсон создал небольшую лабораторию, она здесь, совсем рядом с нами. Там он изготовил синие свечи с мышьяком, которые во время горения отравили воздух спальни лорда Гримсбоу, а затем и его самого. Свечи ему передал доктор лично в руки накануне днем. Свечи были сделаны самим «сыном» для «отца», и того это так умилило, что он поставил все свечи в канделябры у себя в комнате и попросил зажечь их роковым для себя вечером. Кстати, доктор о добавке мышьяка в свечи не знал, он надеялся на инъекцию. Вы, Уильям знали, что в другую комнату эти свечи не попадут – это единственная синяя комната во всем доме. Вы также знали, что свечи лорд Гримсбоу не погасит, и они прогорят до конца - кто будет исследовать огарки? Вы также знали, что поутру слуга открывает окно проветрить комнату, и чесночный запах, а также отравленный воздух выветрится. Но Вы не могли предвидеть, что я буду расследовать это дело – я нашел следы мышьяка и в огарках, и повсюду в Вашей лаборатории. Так что Ваш несостоявшийся отец был отравлен дважды за один вечер.       «Трижды», - сказал я себе мысленно, но, разумеется, только мысленно. Юноша, видимо, не был в курсе дела с порошком, добавленным леди в еду, и поэтому тоже промолчал.       - Вы ошиблись с Вашим родным отцом только в одном, - продолжил Холмс добивать молчаливого подозреваемого. – Вы убили его слишком рано. Доктор, увидев юриста и услышав речи лорда, решил, что бумаги будут исправлены и созданы немедленно. И поэтому поторопился убрать его, чтобы настроение, а значит, и бумаги, больше не могли измениться. А юрист приходил лишь для консультации. Бумаги не были составлены и подписаны в этот день. Я узнал это от самого юриста.       Молодой человек, все так же державший руки прижатыми к лицу, застонал снова.       - Что, Уильям, так все и было? – начал Лестрейд, но Холмс его остановил:       - Погодите, инспектор. Уильям, ответьте нам, где в этом доме вход в укрытие Вашего настоящего отца – человека, который предал Вас в прошлом и собирался предать в будущем? Человека, который толкнул Вас на убийство. Разве Вы один должны нести наказание?       - Да, мистер Холмс, Вы правы, - тот, наконец, отнял руки от лица. – Вы правы во всем. Все, что Вы здесь сказали - чистая правда. И я не стану укрывать его. – Он заговорил тихо, мы втроем с Холмсом и Лестрейдом вынуждены были низко наклониться к нему. - Да, он в этом доме. В подвале есть дверь, она спрятана за ящиками, вы их увидите. Ручку на двери надо повернуть на 360 градусов, Вы войдете во вторую часть дома, там тоже несколько этажей, хоть помещения и небольшие. Будьте осторожны, у него пистолет. Собственно, он может и сейчас нас слышать – рядом с этой комнатой есть каморка, которая является частью помещений, где он ютится, там, где…       В это время раздался выстрел, у одной из стен рухнуло зеркало, и обнажился проем, а молодой человек упал. Похоже, его зацепило пулей доктора. Прав был Шерлок – это чудовище, никакого сочувствия даже к собственному сыну!       Лестрейд и его подчиненные бросились в образовавшийся проем, Холмс – вон из комнаты, видимо, в подвал, чтобы отрезать путь негодяю, а я – к упавшему юноше. Да, Уильям Нимерсон был ранен, не убит. Притом, довольно легко ранен. Похоже, это нервный обморок, от всего пережитого. Аптечка нашлась в соседней комнате – лаборатории. Я осмотрел рану, обработал и перевязал ее, и уже закончил, когда все вернулись в комнату, волоча новое действующее лицо – доктора Нимерсона. Я только мельком взглянул на них и вернулся к тому, чем занимался – пытался привести в чувство нашатырем моего случайного пациента. Когда это удалось, мы с констеблем, к которому тот до сих пор был пристегнут, усадили раненого на стул. После этого я обернулся и увидел, как Холмс что-то говорит в самое ухо доктору. Да, это несомненно был тот, кого я видел в Мевер-хаусе. Думаю, что Холмс убеждал того не рассказывать о яде, переданном леди. Похоже, мой друг был более чем убедителен. Доктор побледнел, на его лице появилось выражение ужаса, после чего он кратко кивнул. Впоследствии на суде Холмс привел даже какие-то смягчающие обстоятельства, и решение суда было не столь грозным, как могло быть. Многие, знающие суть дела, были удивлены мягкостью приговора: по 20 лет тюрьмы каждому. Вообще, им должны были присудить смертную казнь. Впрочем, Нимерсон-старший все равно не пережил тюремного срока, что, в общем-то справедливо. Но я отвлекся.       Разумеется, последний вопрос был о том, как Холмс узнал о том, что доктор прячется в доме.       - Я увидел разницу между видимыми размерами самого дома и размерами внутренних помещений, которые я все обошел, пока вы все разговаривали в этой комнате. Однозначно, должны были быть еще помещения. Я заподозрил, что там-то доктор и скрывается.       Как всегда – логично.       Все формальности мы оставили Скотленд Ярду, а сами отправились ночным поездом из Оксфорда в Лондон. Признаться, мы так устали, что придя в вагон, тут же легли спать. За полчаса до этого мы успели отлично отужинать и теперь желали только одного – выспаться. Ехать предстояло до утра. И я, и Шерлок прекрасно спим в поездах. Мягкое покачивание вагона и ощущение движения так успокаивают и убаюкивают. Я замечал это не раз: в поезде спится отменно.       Утром мы поднялись довольно рано – скоро поезд должен был прибыть к вокзалу, и пока я брился, Холмс снова взялся за газеты. Это дело было закончено – надо было найти новое или подождать, пока оно само найдет нас. Но как бы то ни было, Холмс должен был быть всегда в курсе всех событий, происходящих, как минимум в Лондоне. Он сам объяснял это тем, что многие события, связанные с преступлениями, происходят в городе, сведения о чем публикуются в газетах, хотя никому и в голову не приходит, что между ними есть какая-либо связь. Ее может понять зачастую только острый ум моего друга.       Я полностью погрузился в процесс утреннего туалета, как вдруг Холмс, не отрываясь от газеты, сказал:       - Н-да, Уотсон. Вот мы с Вами выгородили леди Гримсбоу из этой истории, а ведь именно она виновата в смерти своего мужа, в том, что все это произошло.       Я удивленно замер с намыленными щеками:       - Как это – она?       - Да, мой друг! Разве Вы не заметили той фамильярности, с какой общались между собой брат и вдова убитого? И то, что брат покойного нам рассказал об охлаждении отношений между леди и лордом? Об этом может знать только очень доверенное лицо.       - Вы хотите сказать, что между ними была любовная связь?       - Разумеется, и покойный ныне сэр Гримсбоу либо все о них знал, либо догадывался. И именно потому, в отместку, и хотел признать своего «сына», даже не разобравшись как следует, правда это или ложь.       - Холмс, Вы знали об этом и все же решили ее выгораживать? Почему?       - Дети, Уотсон. Скандал неизбежно отразился бы на детях. А она и так всю жизнь будет жить с чувством вины, зная, почему погиб ее супруг. Тяжелое наказание, между прочим.       - Мне не даёт покоя вопрос, зачем были потайные помещения в доме Нимерсонов?       - Полагаю, доктор занимался запрещенной медицинской практикой, пациенты приходили именно туда.       - Знаете, Холмс, меня интересует только одна деталь, которую я никак не могу понять. Для меня это важно, если я когда-либо соберусь написать об этом деле. Как Вы поняли, что он был отравлен? Отравлен леди, я имею в виду?       Перелистнув страницу, и зажав трубку в зубах, он промычал:       - Баранина под чесночным соусом.       - Какая баранина?       - Под чесночным соусом. Знаете, Уотсон, порошок опиума вовсе не безвкусен. Чесночный соус – именно то, что отлично отбивает его привкус.       - А-а-а! Порошок опиума.       - Именно, – Холмс все еще смотрел в газету. – А вот еще одна загадочная смерть…       Но это уже было следующее дело.