Приключения Шерлока Холмса и Доктора Уотсона продолжаются

      В XX веке, после ужасной мировой войны, Холмс жил в деревне, отойдя от дел, как уже знает мой верный читатель. Время от времени его пытались найти поклонники его таланта и упросить заняться тем или иным делом, но детектив упорно отказывался от всех дел. Тем сильнее было мое изумление, когда я, приехав навестить друга, услышал тираду из открывающейся мне навстречу двери:       — Так и быть, я займусь Вашим делом, лорд Чоммери, хотя по правде, я не планировал никуда ехать.       — Что ж, мистер Холмс, я несказанно рад, что Вы мне не отказали, — на крыльцо вышел строго одетый господин, в черном пальто и черной шляпе. Одежда его была опрятной и недешевой.       В этот момент и сам хозяин вышел на двор вслед за гостем, увидев меня, расплылся в улыбке:       — Уотсон, как Вы вовремя! Вы можете задержаться на несколько дней?       — Да, я собирался провести их у Вас, Холмс!       — Поразительно радостная весть!       Я был представлен лорду Чоммери, затем он распрощался с нами, и вскоре мы с Холмсом шагали к дому. Я заинтересованно спросил:       — Как это случилось, что Вы дали согласие на участие в деле, которое привез Вам лорд Чоммери? Я уже думал, что не увижу Вас в работе.       — И не увидите, Уотсон. По крайней мере, не в этот раз. Лорд Чоммери пригласил меня в свой частный колледж для талантливых студентов прочитать лекции о моем дедуктивном методе. Я посчитал это интересным. Вам, мой друг, придется несколько дней выслушивать меня и помогать собрать это все в стройную речь. Вы умеете увлекать Ваших читателей, значит, и как слушатель сможете оценить мои лекции.       Признаюсь честно — услышать от Холмса столь лестную оценку было не просто приятно.       — Я готов, великий сыщик Шерлок Холмс, автор искусного и уникального дедуктивного метода! — ответил я. — С чего начнем?       — Оставьте эти эпитеты, — махнул он рукой, но я заметил довольный блеск в глазах. — Начнем с начала. Основой дедуктивного метода является способность восстановить целостную картину из отдельных фрагментов. При этом самым главным становится способность подмечать все мелочи, а также способность логически мыслить…       В тот день я услышал немало вещей, удививших меня. Мне никогда не приходило в голову, что по отпечаткам ног можно вычислить не только рост и вес человека, их оставившего, но и некоторые его болезни — горе мне как врачу, — а также некоторые его привычки, из чего вывести черты определенные характера, а например, из почерка — суицидальные наклонности или садистские пристрастия. В последующие дни мы нарисовали ворох таблиц, которые собирались передать в колледж в качестве наглядных пособий. По вечерам мы выглядели как школяры: уставшие, довольные и перепачканные чернилами.       В колледж мы поехали через пять дней, преисполненные радужных надежд на освоение Холмсом новой нивы — преподавательской.       Мои домочадцы были в отъезде, собственно, поэтому я и приехал погостить у старого друга. А теперь направлялся с ним в один из небольших городов, где лорд Чоммери выделил из своих владений огромный пятиэтажный особняк из двух зданий для размещения там своего частного колледжа.       На вокзале нас ждал автомобиль с водителем, присланный директором колледжа, так что добрались мы с комфортом. Колледж встретил нас гомоном студентов, спешивших из учебного корпуса в жилой, жухлой зеленью с проявлениями желтизны начинающейся осени и строгими чопорными зданиями, у входа в которые были два работающих фонтана. Территория была довольно большой, и кроме учебного и жилого корпусов я разглядел в другом конце дороги еще какие-то постройки, возможно, хозяйственные.       Нас разместили в жилом корпусе, на втором этаже — этаже для преподавательского состава, а затем слуга проводил нас к директору, мистеру Эшли Брауну, который радушно встретил нас в своем кабинете.       По дороге к директору при виде студентов я, оглядывая это юное поколение, только что вступившее в цветущую пору жизни, вспоминал себя-студента, наши веселые дни, и думал о том, что этим ребятам выпала счастливая доля жить в новом веке, в нем же и творить, хотя пока и не понятно, что же из них выйдет. Добрая старая Англия отходила назад и истаивала под напором новых веяний и машин.       Но здесь, в стенах учебного заведения, это не так чувствовалось. Казалось, время застыло на неопределенный срок. Директор заведения и мой друг тихо переговаривались о месте и времени лекций, а я сидел, задумавшись. Из раздумий меня вывела фраза мистера Брауна, сказанная чуть более громко, чем предыдущие:       — Ну, вот и хорошо, мистер Холмс, тогда завтра утром и приступите к первой лекции.       — Еще одна просьба, мистер Браун, здесь интересное старинное здание. Лорд Чоммери упоминал об этом. Не мог бы кто-то провести нам экскурсию по нему? Думаю, мне самому будет неудобно заходить в жилые комнаты, да и нежилые кто-то должен открыть.       — Разумеется, мистер Холмс, у нас есть служащий, который знает об этих зданиях все — оно интересно не только архитектурой, но и легендами. И, вроде, даже привидение имеется.       Директор препоручил нас заботам Джошуа Смита, который сделал наш вечер весьма интересным. Мы заглянули, наверное, в каждый уголок поместья. Оказалось, что и в самом деле, об этом поместье рассказывают множество легенд, в том числе и о призраке убитой там женщины. Однако для нас с Холмсом это не стало самым интересным в экскурсии. А вот лепные потолки и тщательно выверенные акустические ниши — это было весьма впечатляющим, поэтому спать мы отправились, будучи под ярким впечатлением.       На следующее утро нас встретил лекционный зал тишиной настороженных студентов. Не знаю, чего они все ждали: чуда дедукции у них на глазах или вида частей трупа в сумке детектива, но когда Холмс достал из нее ворох таблиц, по залу пронесся вздох не то облегчения, не то разочарования. Великий сыщик заметил это и произнес:       — Что ж, уважаемые студенты, надеюсь не разочаровать вас своей лекцией, так как мы с доктором Уотсоном приготовили вам множество интересных фактов и заданий. Начнем.       Студенты завороженно слушали прославленного детектива, вещавшего им про необходимость внимания к деталям, и следили за ним, когда он конструировал им площадки с уликами, которые нужно было отыскать. Он вызывал желающих проверить свои силы в наблюдательности, но обычно все детали, кроме одной-двух ускользали от взора юношей, присутствовавших на лекции. Как вдруг Холмс, увидев поднятые руки очередных претендентов на звание детектива, пригласил на кафедру… студентку. Пока она шла, я увидел на лице моего друга недоумение — женщины в полиции или детективном сыске — редкость, а женщины, получающие образование в этом направлении — удивительны. Но это была точно девушка, и в аудитории никто этому не удивился, значит, она, и правда, училась вместе с ними. Недоумение на лице Холмса превратилось в любопытство. Когда она подошла, Холмс доброжелательно спросил, как и у всех предыдущих студентов:       — Добрый день! Представьтесь, пожалуйста. Мисс?       — Мисс Додсон, мистер Холмс! Джессика Додсон.       — Вы из Америки, судя по выговору?       Она вспыхнула, но ответила:        — Да, этот вопрос задают мне часто. А еще спрашивают, что я делаю «на мужском» факультете. Учусь я здесь!       — Я заметил, — усмехнулся Холмс. — Что ж, в нескольких делах мне помогали именно женщины, пусть и не претендуя на главную роль.       — А одна даже обыграла, — с вызовом сказала студентка.       — И благодаря доктору Уотсону об этом знают все, — нашелся мой друг, а я смущенно развел руками. В зале прошелестел смех.       — Итак, - снова обратился Холмс к девушке, — посмотрите на эту «сцену преступления» и скажите, какие улики вы здесь видите, и кто, по-вашему, может быть убийцей.       Она внимательно оглядела всю «сцену», а затем начала:       — Судя по фигуре, очерченной мелом, убитый понимал опасность и пытался спастить бегством. Судя по бутылке и опрокинутому стакану, он перед этим пил крепкий алкоголь и, видимо, поэтому не смог убежать от убийцы. Будь он трезвым, у него был бы шанс.       — Почему, мисс Додсон?       — После выпитого алкоголя реакция замедляется и притупляется, однако от стола, за которым он пил, он пробежал более, чем две трети пути до двери. Так что шанс у него был. Далее, здесь в камине, который давно не разжигался, находится горстка пепла, которую явно выбили из трубки, а покойный курил сигары. Одна из них, недокуренная, лежит на полу недалеко от тела, а целые — в коробке на столе.       — Что еще, мисс Додсон? — Холмсу явно нравились ответы неожиданного ученика, и он подбадривал вопросами процесс мышления.       — Как уже говорили до меня, рост у убийцы примерно с Вас, он худощав, но имеет тяжелую поступь, его ботинки, очевидно, подбиты металлом. Но вот чего не заметили остальные, так это профессию убийцы — он бортник.       На этом месте брови сыщика поднялись в удивлении:       — Поясните?       Она достала круглое и достаточно крупное зеркальце из кармана и поставила его за одним из предметов, а затем продолжила:       — Убийца не трогал ни одного предмета в доме, но убитый, убегая, бросил в него стулом, чтобы задержать. Стул попал по убийце. И вот здесь на спинке стула остались отпечатки перги и воска. Их видно, если заглянуть на другую сторону спинки от нас, или поставить зеркальце и посмотреть в него. Воск может быть откуда угодно — им запечатывают конверты, например. Но перга… Ее обычно не продают, ее снимает с сот пчеловод.       Холмс потрясенно смотрел на отражение в зеркальце, похоже эта улика не была сделана им специально:       — Откуда вам это известно, мисс?        — Мой дядя — бортник, я проводила довольно много времени на пасеке, и многое знаю.       Джессика забрала свое зеркальце, пока говорила эти слова, но не удержала его в руках, и оно упало, не разбившись, правда, при этом.       — Ох, я такая неловкая! — смутилась студентка.       — Ничего, мисс Додсон, — Холмс отчего-то развеселился и кинулся поднимать зеркальце. Его не сразу удалось поднять с пола, оно выскальзывало, но Холмс задался целью поднять, и наконец, это удалось.       — Итак, мисс Додсон, — сказал он, выпрямившись и отдав той убежавший предмет, кто же, по-вашему, убийца?       — Минутку, — ответила она, и, подойдя к настенному зеркалу, что-то внимательно осмотрела. — Исходя из всех указанных примет и круга знакомых убитого, который Вы нам очертили, я делаю вывод, что убийца … Вы! — ее палец указал на Холмса.       В зале охнули, кто-то попытался засмеяться. Затем повисла тишина, и Холмс сказал:       — Доказательств маловато.       Она протянула ему зеркальце.       — Вы все-таки коснулись того настенного зеркала двумя пальцами, когда в Вас попал стул жертвы. Я взяла у Вас отпечатки пальцев, они совпали, да и пепел от трубки в камине той же марки, что и Ваш.       — Грандиозно! — воскликнул Холмс. Глаза его сияли. — Мотив?       — Могу ли я?..       — Можете!       Мисс Додсон подошла к Холмсу и потянулась к карману на его пиджаке — тому, где находится носовой платок. Его она и потянула, подставила ладонь, поймала выпавший предмет и показала всем золотой перстень с огромным сапфиром.       — Этот перстень, я видела, находился в списке предметов, которые были у убитого, но его сейчас нет на том подносе, где лежат предметы из списка. Значит, убийцу допустили на место преступления уже после убийства. Я не знаю, украден был этот перстень или взят под каким-то предлогом, но в таком маленьком кармашке, куда Вы его положили, он был заметен. Кстати, — она подкинула перстень на ладони, — судя по весу, это подделка.       Холмс рассмеялся:       — Вы правы, мисс Додсон, не повезу же я настоящую реликвию. Ступайте на свое место, преступление вы раскрыли блестяще и заслужили наши аплодисменты.       Холмс первым подал пример, к нему присоединился и я, а затем и другие в аудитории, но я заметил, что примеру моего друга последовали далеко не все студенты. А вот Холмс был искренне восхищен.       После лекции мы шли в жилой корпус и обсуждали феномен этой юной девушки и ее будущее:       — Знаете, Уотсон, это удивительно — она имеет почти столь же блестящий ум, что и я. И это в некотором роде печально.       — То, что она женщина?       — Да. Какое ей уготовано будущее? С трудом пробиться в полицию, где ее допустят только к канцелярским работам? Ну, или к обыску женщин-преступников. Частный сыск для дам… — он покачал головой. — А самое печальное, что никто в группе даже не смог приблизиться к ней по остроте ума.       — Холмс, — отвечал я, наш мир меняется. В нашей стране ходят толпы суфражисток и добиваются прав для себя.       — Знаете, глядя на мисс Додсон, я готов пожелать суфражисткам удачи, но общество еще долго будет поворачиваться лицом к таким, как она. Кстати, Уотсон, Вы знали, что в 1856 году первая женщина-детектив была принята на работу в контору мистера Пинкертона в Америке. А уже в 1875 году английская фирма «Артур Кливленд Монтагью и Ко» заявляла о наличии у нее женщин-детективов? А в 1899 году некая Мод Уэст вела свое расследование по просьбе своего дяди. Она даже открыла свое агентство в 1905 году, но в начале войны оно закрылось. В полицию женщин тоже принимают, но не для расследований. Впрочем, она может взять себе компаньона-мужчину, еще одного детектива или своего родственника для прикрытия.       Я вздохнул:       — Я не знал этих фактов, но не находите, что это несколько унизительно — я насчет компаньона? Кстати, Холмс, Вы всегда говорили, что Ирэн Адлер — исключение. Что Вы скажете теперь?       — Все то же, дорогой друг, Ирэн Адлер — дитя своей эпохи, и весь свой острый ум она заставила работать на то, чтобы подняться в обществе и выгодно выйти замуж. Для этого она готова была даже шантажировать короля. Но, получив статус замужней женщины от другого, тут же отказалась от своих претензий к тому. У Джессики Додсон нет матримониальных амбиций, она желает работать на детективном поприще. Но, как я и говорил, исключения только подтверждают правила, других же женщин на курсах нет.       Я вынужден был с ним согласиться. Впрочем, как и всегда.       На следующий день мы шли в лекционный зал, предвкушая новые баталии по поводу метода Холмса. В зале я увидел, как Холмс метнул взгляд на место, где вчера сидела мисс Додсон, однако ее место было пустым. Я увидел, как Холмс слегка нахмурился, а затем начал лекцию. Минут через двадцать он снова посмотрел на пустое место вчерашней героини, а затем осведомился у старосты о здоровье студентки. Признаться, я удивился, она не показалась мне девушкой хрупкого здоровья. Староста также удивленно вскинул брови, отметив, что ему ничего не известно об этом, однако она редко болеет.       Затем Холмс сделал и вовсе странное — он подошел к пустующему месту. Казалось, его влекла туда какая-то сила, но приглядевшись, я понял, что увидел сыщик, все так же верный внимательности к деталям — на стуле лежал платок, небольшой и неяркий, он не бросался в глаза, поэтому я не разглядел его сразу. Холмс подошел к стулу и рывком поднял вещицу, из-под платка выпала записка. Раскрыв и прочтя ее, сыщик изменился в лице, обвел взглядом аудиторию и отрывисто сказал:       — Сегодня лекция отменяется. Уотсон, мы идем к директору.       Аудитория зашумела, но Холмс уже вышел за дверь. Я отправился догонять его.       — Что в записке, Холмс? — спросил я его, догнав. Он молча протянул мне клочок бумаги, вырванный, видимо, из тетради, с какими здесь ходили многие. На бумаге было начертано: «Прояви, великий сыщик, чудеса дедукции не на словах, а на деле. Мы наслышаны о твоих умениях, но не верим слухам. Если ты так умен, то Джессика будет жива, если нет — умрет. Сроку тебе — до семи часов вечера. Сегодня решится ее судьба». Я задохнулся от мысли, что если бы мы не приехали сюда, преступления бы не было, но Холмс как всегда был на шаг впереди меня:       — Я думаю, убийца давно готовился к этому. Наш приезд послужил лишь назначением конкретной даты преступления.       — Вы назвали его убийцей. Думаете, девушка уже мертва?       — Надеюсь, что нет, и нам удастся оставить его покушавшимся на ее жизнь.       Здесь наш разговор прервался, так как мы дошли до кабинета директора колледжа, где мой друг и ознакомил того с содержанием записки. Мистер Браун рухнул в кресло, как подкошенный, и закрыл лицо ладонями. Через несколько секунд он спросил:       — Как мне поступить, мистер Холмс?       — Вы должны уведомить полицию об этом случае, это Ваш долг директора. Пусть снимут отпечатки пальцев с записки. А мы с доктором Уотсоном начинаем наше собственное расследование.       Директор умоляюще посмотрел на нас:       — Сделайте все, что в Ваших силах.       — Безусловно, — ответил сыщик, и мы вышли в коридор.       — Уотсон, как вы думаете, зачем преступнику все это театральное действо?       — Почему театральное?       — Все напоказ. Обычно убивают скрытно, улики прячут, а здесь…       — Может, ему хочется славы?       — Возможно. Но слава сама по себе редко нужна. Обычно преследуется какая-то цель, и слава — инструмент ее достижения. Пойдемте в комнату мисс Додсон, начнем оттуда. Мы прошли к комнате, и не успел я подумать, что она должна быть заперта, как услышал голоса внутри нее. Когда мы с Холмсом вошли, то увидели двух студентов посреди комнаты. Они что-то обсуждали и отвлеклись на звук открываемой двери. Холмс сказал:       — Добрый день! Простите, господа, но что вы здесь делаете? Это — возможное место преступления, и скоро сюда прибудет полиция. Вам следует покинуть эту комнату.       — Место преступления? — воскликнул один из юношей. — Полагаете, мисс Джессика была убита здесь? Или ее украли отсюда?       Холмс склонил голову к плечу:       — Кажется, я видел Вас у себя на лекции. Вы решили провести собственное расследование?       — Да, — смутился говоривший. — Я…       — Договаривайте, мистер…       — Додсон, сэр. Я — брат пропавшей. Ведь, она пропала — об этом говорит все Ваше поведение на лекции.       — Понимаю. Так что же Вы нашли?       — Пока ничего, я зашел в комнату и увидел здесь Генри Менестри, — он указал на другого юношу.       — Мне было любопытно, и я пошел искать улики. Я…       — Как Вы вошли? — перебил того сыщик.       — Дверь была не заперта. Я удивился этому, но вошел. Я дружил с Джессикой, мы часто готовили уроки вместе, поэтому я не смог остаться в стороне.       — В стороне от чего? — спросил Холмс и внимательно посмотрел на юношей. — Ведь я не озвучил содержание записки в аудитории.       — Но было ясно, что Вы что-то поняли о Джессике…       — Вы о ней спрашивали, а затем нашли записку…       — И остановили лекцию. Это явно говорит о том, что что-то случилось.       — Мы как раз с Генри обсуждали, что могло случиться.       — И тут Вы сказали, что это место преступления.       — Но почему убийство, господа студенты?       — Мы пришли к мнению, что раз ее нигде нет, то ее либо украли, либо еще хуже…       — Мистер Холмс, — это спросил мистер Додсон. — Что было в записке? Что с моей сестрой?       — Пока ее только похитили, — ответил мой друг. — Но мы должны найти ее раньше преступников. Что ж, джентльмены, мне понятны Ваши мотивы, но время уходит. Раз Вы ничего не успели еще обнаружить, то разрешите мне начать осмотр комнаты.       Не обращая более внимания на молодых людей, Холмс осмотрел кровать, окно, стены, окно, дверь и задумчиво сказал:       — Кажется, она ушла отсюда сама, без спешки, ее не похищали отсюда. Ушла вечером и не ночевала, хотя собиралась вернуться. Куда же она направлялась?       С этими словами он заглянул за зеркало, стоявшее на туалетном столике, и вытащил оттуда сложенный вдвое листок. Пока он разворачивал записку, я подошел и одновременно с ним прочел крупные печатные буквы: «Все верно. Здесь начало. Идите на свежий воздух и замочите ноги и спину».       — Это послание нам, Холмс?       — Совершенно верно, Уотсон. Здесь нам больше делать нечего, идем дальше. Мистер Додсон, возьмите вон тот мешочек, я положу туда записку, отнесите директору для полиции и попросите его отключить и осушить оба фонтана у крыльца.       Юноша бегом отправился выполнять поручение, а я заметил, что второго студента уже нет в комнате.       Мы с Холмсом отправились вниз, и пока мы шли, мой друг что-то тихо говорил себе под нос, но я не расслышал. А сбивать его с мысли не хотелось.       Перед входом Холмс остановился и поглядел на часы:       — Двадцать пять минут второго, — сказал он. У нас есть пять с половиной часов на решение этой загадки.       Он улыбнулся, и мы пошли во двор — брать след.       У входа были два фонтана: справа и слева. Я замер в нерешительности, так как не знал, к какому следует направиться. А Холмс, оглядев оба, решительно шагнул к правому. Я заинтересованно пошел следом.       Уже почти подойдя вплотную к фонтану, я понял, что так заинтересовало сыщика — по поверхности плавал маленький бумажный кораблик.       В этот момент фонтаны выключились. Не успел я подумать о чем-либо, как Холмс уже выхватил у проходившего мимо студента тубус и попытался причалить им кораблик к борту.       — Эй, мистер! — возмутился студент, и мне пришлось вмешаться:       — Извините моего друга, но нам очень нужно достать этот предмет. От этого может зависеть жизнь человека. Студент удивленно распахнул глаза, пытаясь осознать услышанное, и в эту минуту послышался голос Холмса:       — Уотсон, нужно его быстро чем-то притянуть. Воду сливают!       Да, так и было — по нашей просьбе осушали фонтаны, и кораблик затягивало течением, отгоняя его все дальше от борта. Вокруг нас стали собираться люди.       — Линейка! — крикнул я стоявшим вокруг. — У кого-нибудь есть длинная линейка?       Кто-то передал мне двухфутовую линейку, и с ее помощью я привел кораблик к Холмсу. Тубус тут же перекочевал в руки хозяина, который, впрочем, не спешил уходить.       — Вы — доктор Уотсон? А это мистер Холмс? Вы расследуете преступление? Убийство?       — М-м, нет, похищение и пытаемся предотвратить…       — Уотсон, идемте!       Холмс резко развернулся и направился в сторону входа в жилой корпус. На ходу он разворачивал пойманное бумажное нечто — уже довольно размокшее, а потому с трудом поддающееся разворачиванию. Когда мы зашли в холл, бумага, наконец, была расправлена, и Холмс остановился, глядя в нее. Я тоже заглянул — послание было написано графитовым карандашом, и поэтому не расплылось от воды. В послании были… пляшущие человечки.       — Холмс, это же…       — Знаю, Уотсон, одно из моих дел, описанное Вами.       — Вы помните код?       — Почти весь. Надо только проверить, взял он старый код или сделал свой.       И он погрузился в перевод. Через двадцать минут у нас был полный текст послания. Он гласил: «Идите в обеденный зал и ищите за гардинами. То, что вы там найдете, вам не понравится».       — Холмс, что это?       — Надеюсь, не то, о чем я подумал в начале. Впрочем, идемте. Нам надо просто заглянуть за гардины в обеденном зале. Хотя мне это уже не нравится.       Вскоре мы были в нужном месте, разузнав путь у встреченных студентов. Окинув взглядом окна еще от входа, Холмс двинулся к одному из них. По мне — гардины были совершенно одинаковы, но мой друг определенно заметил нечто, недоступное мне. И вот в его руке блеснула лупа, через которую он что-то разглядывал на гардине и подоконнике, затем отвернул ткань и вытащил небольшую трубочку из бумаги. Внутри нее лежал непонятный предмет. Холмс развернул бумагу, и мы увидели несколько локонов волос.       — Это ее, Холмс? Мисс Додсон?       — Полагаю, что да. Волосы срезаны недавно, это видно.       — Что же этим хотел сказать преступник?       — Она в его власти. А мы должны торопиться, чтобы ее освободить вовремя, уже четырнадцать сорок пять, нам осталось четыре часа с четвертью. Посмотрим, что нам даст записка. В записке был следующий текст: «Р (красный) перечеркнуто, Р (белый)!»       Я опешил, а Холмс уже глядел по сторонам и вдруг воскликнул:       — Мистер Додсон, скажите, у вас на территории есть место, где содержат собак?       — Да, есть сторожевые собаки у охраны, возле ворот с южной стороны, — ответил юноша, который только что зашел в зал.       — Идемте, Уотсон!       — Мистер, Холмс, я искал Вас. Там пришла полиция и спрашивает Вас       — Некогда, мистер Додсон. Вот, отдайте следующие записки им, пусть они придут сами…       Записки перекочевали в руки к брату потерпевшей, и он вскрикнул, когда увидел локоны сестры.       — Она жива?       — Полагаю, да. Еще нет семи часов. Не задерживайте же нас!       Молодой человек быстро ретировался. Он был бледен. А мы с Холмсом уже направлялись к воротам.       — Холмс, почему собаки?       — В записке было написано про фосфор — белый фосфор. Это его химическое обозначение, — он взглянул на меня и, видя мое недоумение, пояснил, — фосфор использовался для придания собаке Баскервилей вида жуткого страшилища. Раз уж начались шифры к моим делам, то ключ надо искать именно в них.       Я вспомнил эту ужасную историю и невольно содрогнулся. Не хотел бы я снова увидеть этот кошмар наяву. Но сыщик ворвался в псарню, не раздумывая. Я же немного задержался на пороге. Настолько, чтобы увидеть на улице офицера охраны, бегущего в нашу сторону. Я остался поджидать его в дверях — нужно, чтобы у Холмса была возможность все спокойно обыскать.       — Кто вы и что здесь делаете? — резко начал офицер, добежав до меня.       — Добрый день, — начал я. — Простите, что пришлось вломиться сюда без приглашения, но мистер Холмс должен найти здесь…       — Уотсон! Идите сюда!       Я мельком заметил, как у моего собеседника вытянулось лицо, и отправился на зов. Офицер последовал за мной. И тут я увидел… её… собаку Баскервилей. Правда, она была не столь велика, да и состав, разукрасивший ее, был, вероятно, другим. Но в свете дня это было не столь важно — мне сходство показалось достаточным. И тут раздался голос из-за моей спины:       — Кто устроил это безобразие с животным?       — Явно кто-то, кто был коротко с ним знаком, — сказал сыщик офицеру. — Скажите, мистер…       — Снаут, сэр, — он вытянулся. Похоже, в кампусе все знали о нас, и о нашем приезде.       — Мистер Снаут, приходит ли сюда кто-нибудь из студентов достаточно часто, чтобы подружиться с животными?       — Да, сэр. Например, мисс Додсон постоянно заходит. Временами ее кто-нибудь сопровождает.       — Кто, например?       — Не могу сказать точно, но общаются они дружески. И это всегда юноши, сэр.       — Скажите, мистер Снаут, а что на этой собаке за странный ошейник? С поводком?       — Не знаю, мистер Холмс, еще одна загадка, я его впервые вижу, мы такие не используем — слишком яркий. Я выведу ее из вольера, а вы посмотрите.       С этими словами офицер вошел в вольер, позвал животное и вышел с ним наружу.       — Студенческие шутки, — пробурчал он, снимая с собаки яркую разноцветную ленту, которая заменяла сейчас ошейник и поводок одновременно.       — Если бы шутки, — горько усмехнулся мой друг. — Ну, Уотсон, что Вы скажете об этой ленте?       — Она такая яркая, пестрая, — я поморщился, и вдруг до меня дошло. — Пестрая лента! А здесь есть серпентарий или террариум?       — Лаборатория, Уотсон, химическая лаборатория. Думаю, яды здесь есть только в ней.       Мистер Снаут указал нам направление, и мы снова отправились в путешествие по кампусу. По дороге Холмс хмурился и успел затянуться своей любимой трубкой. Я расслышал его бормотание: «Мы что-то упускаем…»       Местный лаборант принял нас почти с восторгом — он посетил лекцию Холмса, и был от нее в восхищении. Яды в лаборатории имелись, и они все были под полным контролем — в сейфах и несгораемых шкафах, защищенных сложными кодами и ключами. Холмс попросил показать ему препараты: синильная кислота, сильные неорганические кислоты и щелочи, соли мышьяка, цианиды, — здесь было многое. Одна склянка привлекла внимание лаборанта:       — Смотрите, ну что за малышня, а не студенты, нарисовали на стекле какую-то ерунду, — с этими словами он уже собирался стереть со стекла непонятный значок, как Холмс, подскочив к нему, резко вырвал склянку из рук. Лаборант опешил, а сыщик уже разглядывал каракули:       — Как могли нанести надпись на склянки в сейфе? И кто?       — Эта емкость обычно не находится в сейфе, она не содержит сильнодействующих веществ. Это фенолфталеин, он…       — Я знаю, что это индикатор кислотности. А как он оказался тогда в сейфе?       — Наверное, на последней лабораторной работе эту склянку поставили где-то среди препаратов, а я ее поставил в сейф. Холмс покачал головой:       — Кто же мог такое сделать?       — Не могу сказать. Только сегодня у меня было три группы.       Холмс переключился на другое:       — Уотсон, взгляните, какой знакомый знак!       — Похоже на знак четырех, — потрясенно сказал я.       — Верно, мой друг, совершенно верно. Это послание для нас.       — И что же он должен означать для нас? Человек на деревянной ноге? Сокровища?       — Хм-м-м, Уотсон, в этот раз Вы, похоже, попали в точку. Я помню, что на туалетном столике мисс Додсон была шкатулка. Возможно, там есть драгоценности.       — Холмс, я помню, что Вы, осматривая комнату, заглядывали в шкатулку.       — За время нашего отсутствия все могло измениться. Кстати, который час? Мне кажется, что мы задерживаемся — особенно долго мы пробыли в лаборатории.       — Холмс… уже четверть седьмого! Мы сумеем помочь девушке?       — Я надеюсь. Эта гонка… она не дает мне возможности остановиться и подумать. Я что-то упускаю, что-то важное. Ладно, идемте.       За время нашего отсутствия в комнате появился констебль на дежурстве. Поскольку он знал, что мой друг расследует здесь, то пропустил нас в комнату.       — Похоже, Уотсон, я должен сейчас сказать Вам спасибо за мою популярность. Иногда это помогает.       — Ну, что Вы, Холмс, без Вас не было бы и моих рассказов. Пока я произносил эту фразу, сыщик пересек комнату и заглянул в шкатулку.       — Так и есть. Вот этой черной жемчужины на самом верху здесь не было.       — Как жаль, что мы не следили за комнатой — могли бы поймать преступника, когда он подкладывал жемчужину.       — Пока он на шаг впереди, — Холмс был сердит.       — Черный жемчуг! Это дорогой сорт. Да еще такая крупная!       — Нет, Уотсон она стоит не дорого, она не настоящая — цвет, вес, фактура. Это заметно.       — И что же она означает?       — Думаю, нам надо вспомнить про дело о шести Наполеонах.       — Это про статуэтки с головами Наполеона, которые разбивал вор, спрятавший в них жемчужину Борджиа? Да, помню, как же! И куда же мы направимся?       — Вот тут я в тупике, друг мой, следует ли искать мастерские или уже должна быть готовая статуя? — задумчиво проговорил Холмс.       — Может, я смогу вам помочь? — произнес голос у нас за спиной. Это оказался констебль, что дежурил в комнате. — Я два года назад проходил здесь обучение на курсах, некоторое время жил здесь и помню, что этажом ниже есть вестибюль, там что-то вроде исторической экспозиции. Среди экспонатов есть и бюст Наполеона. Может, это поможет вам?       Глаза моего друга засияли:       — Пожалуй, это то, что нам сейчас нужно. Уотсон, пойдемте!       И мы отправились. Холмс впереди, он словно помолодел и не чувствовал усталости, а я, признаться, порядком отставал от него. Мы уже несколько часов кряду перемещались по кампусу почти без остановок.       И вот он — бюст Наполеона. Как раз там, где нам и указал констебль.       — Э-э-э, Холмс… — промямлил я.       — А? — откликнулся он, глядя в задумчивости на гипсовую скульптуру.       — Мы должны его разбить? — в ужасе спросил я.       — С чего же, Уотсон? Вряд ли наш преступник сумел проделать в нем дыру, чтобы замуровать свое послание. Вряд ли…       — Но как же?       — Поищем, — с этими словами Холмс обошел вокруг постамента с бюстом. Ну, почти вокруг — тот был приставлен к стене. Мой друг внимательно всмотрелся в пространство между стеной и бюстом, потянулся туда и извлек небольшой бумажный пакетик. Открыв его, мы увидели пять апельсиновых зернышек.       — Уотсон, — произнес сыщик, глядя на зернышки на своей ладони, — который час?       Взглянув на часы, я в ужасе воскликнул:       — Осталось восемнадцать минут до семи!       — А мы все еще не достигли конца этой цепочки. Все задумано так, чтобы мы не успели. Стойте, Уотсон, тихо. Я должен перестать идти туда, куда нас направляют. Я должен понять, что я упустил.       Долгих три минуты мы стояли в тишине. Холмс прикрыл глаза. Я думал, что он закурит свою трубку. В задумчивости он даже рассеянным жестом достал ее и закусил кончик, но так и не набил табаком.       И вдруг, когда мне стало уже казаться, что мы в любом случае не сможем помочь девушке, Холмс хлопнул себя по лбу:       — Я идиот, Уотсон! Мы могли бы освободить ее еще несколько часов назад. Идемте!       И мы отправились настолько быстрым шагом, что его можно было счесть за бег.       По дороге он продолжал говорить:       — Я так и думал, что что-то упускаю, все время что-то не давало мне покоя. Стоило только остановиться, как я нашел ключевую улику.       — И что же это, Холмс?       — Чердак!       Недоумевая, но более ничего не спрашивая, так как мы оба запыхались от быстрого движения, я следовал за Холмсом со всей возможной скоростью. Без трех минут семь! Успеть бы помешать убийце. Я думал о том, что хорошо бы позвать полицию, ведь мы можем с ним не справиться, но на это уже нет времени. Преодолев несколько лестниц — почему технический прогресс здесь не пришел вместе с лифтами? — мы подбежали к комнате брата мисс Додсон.       — Вы думаете, что это он? — хрипло спросил я.       В ответ Холмс ничего не ответил, а только подергал ручку двери, убедился, что здесь заперто, вынул из кармана отмычки — он готовился показать их на лекциях — и ловко открыл дверь. Холмс показал наверх и, задыхаясь, произнес:       — Люк!       Я поднял глаза вверх и увидел люк на чердак. Кажется, я понял, что имел в виду сыщик, и тут же стал искать лестницу. Она стояла за портьерами, вся пыльная и в паутине.       — Холмс, ее давно никто не брал. Думаю, что это ложный…       — Не сейчас, Уотсон. Этот путь на чердак сейчас единственный. Несите ее!       Я установил лестницу, и Холмс залез на нее, легко отпер замок все теми же отмычками и попытался открыть дверь.       — Надо же, замок в идеальном состоянии, а люк словно никогда не открывали… Наконец-то!       Мой друг сумел распахнуть люк и выбрался на чердак. Когда я появился следом за ним, то увидел, что он пытается остановить какое-то хитроумное устройство смерти — огромный маятник, качающийся вдоль помещения. Я подбежал, чтобы помочь.       — Осторожно. Уотсон, он снизу острый!       Взглянув, я похолодел от ужаса — маятник внизу был словно выгнутый нож, ярко блестевший наточенным лезвием, которое проходило в нескольких долях дюйма от груди привязанной к столу девушки посреди чердака. Глаза ее, смотревшие на нас, были полны ужаса, но кричать она не могла — рот был забит кляпом. Все это я увидел за секунду, а затем стал помогать Холмсу. Вдвоем мы остановили смертоносный маятник, он был тяжелым и под силой собственного веса раскачивался и понемногу опускался вниз. Идеальный расчет позволил сделать так, что ровно в семь часов задел бы девушку, а затем постепенно углублял бы рану, убивая ее. Кошмар!       Пока Холмс держал чуть в стороне тяжелый механизм, отведя лезвие от мисс Додсон, я развязал ее и помог встать с этого ужасного ложа. Правда, она тут же осела на пол — затекшие мышцы не слушались. Я стал разминать руки и ноги девушки, помогая кровообращению вернуться в норму, как услышал ее всхлипы.       — Ну, ну, все закончилось, — попытался утешить ее я. Но несчастную, только что избежавшую столь жуткой смерти, била крупная дрожь, она не могла остановиться, слезы лились из глаз.       Холмс нахмурился — он не любил дамских слез, хотя здесь был другой случай, на мой взгляд. Думаю, после такого любой мужчина мог впасть в истерику. И я посчитал бы это нормальным. Но Холмс снова удивил меня. Когда он заговорил, его голос был мягким:       — Мисс Додсон, я понимаю, что Вы пережили тяжелое потрясение, но я прошу немного помочь нам, чтобы поймать виновного.       Девушка подняла взгляд слегка прояснившихся глаз и, хотя она еще всхлипывала, истерика, кажется, отступила.       — Скажите, все это, — Холмс кивнул на «машину смерти», — сделал Генри Менестри? Это он сотворил с Вами такое?       Девушка кивнула, голос еще не повиновался ей, но она все понимала. Зато обо мне так сказать было нельзя:       — Холмс, почему же мы пришли сюда через комнату мистера Додсона, а не виновного? Они живут на одном этаже.       — Увидев брата и друга в комнате мисс Додсон, я был почти уверен, что один из них виновен, однако не знал точно, кто, но я видел в комнате мистера Додсона, пока Джошуа Смит водил нас по зданию, люк на чердак. В паре других комнат они тоже были. А в комнате мистера Менестри люка я не видел, хотя комнаты расположены на одном этаже. Похоже, он его чем-то замаскировал.       — Завесил плакатом, — раздался хриплый шепот. Мы посмотрели на студентку, она кашляла, пытаясь справиться с голосом.       — Холмс, виски! — протянул я руку, в которую тут же легла фляга. Я поднес флягу к губам девушки и помог ей сделать глоток. Виски обожгло ей горло, она резко вдохнула. Согревающий эффект спиртного сделал свое дело, и она смогла заговорить:       — Генри и я подружились. Он часто сопровождал меня то в столовой, то в псарне, то в лабораториях. Мы вместе делали задания, и я думала, что это лучший мой друг. Однако примерно полгода назад он сделал мне предложение, но я отказала ему. Сказала, что хочу отдать себя полностью профессии детектива, а муж и дети помешают мне, — я посмотрел на своего друга, тот улыбнулся понимающей улыбкой. — Тогда Генри стал убеждать меня заняться практикой вдвоем, так как женщине на этом поприще очень трудно пробиться и составить себе репутацию. Но я стояла на своем. В конце концов, он оставил свою мысль, как мне казалось, и сказал, что мы можем продолжать быть только друзьями. Я тогда очень обрадовалась — друзей у меня не много, а с ним мы хорошо ладили… Вчера Генри пригласил меня позаниматься, в этом не было ничего необычного, но во время занятий он предложил мне выпить сок, я выпила и… ничего больше не помню. Очнулась я здесь, но была еще в дурмане, я помню искаженное лицо Генри, который шептал мне в лицо: «Ты отказала мне, и ты умрешь! Ты слишком умна, посмотрим, так ли умен мистер Холмс, как о нем написано в книгах. Ты умрешь, если он не придет. Маятник тебя разрежет. Долгие часы ты будешь наблюдать за тем, как он медленно приближается к тебе, а затем надрезает тебя…».       В этот миг из раскрытого люка раздался голос мистера Додсона:       — Почему эта дверь открыта? Кто здесь? — его голоса показалась в дверном проеме. — Джентльмены? Мистер Холмс, мистер Уотсон? Джессика!!!       — Ради всего святого, тише, мистер Додсон!       — Помогите спустить Вашу сестру к Вам, — принял я решение.       — Сначала заприте дверь в свою комнату, — добавил Холмс за моей спиной.       На несколько секунд голова брата спасенной девушки исчезла из вида, а затем он поднялся на чердак и с моей помощью спустил сестру в комнату. Она была слаба, и я уложил ее на постель.       Сверху Холмс спросил, выглянув из люка:       — Мистер Додсон, не одолжите ли свою подушку и одеяло, а также какую-нибудь красную жидкость? — спросил Холмс, выглядывая из люка.       — У меня есть красные чернила, они подойдут?       — Вполне. Но думаю, их лучше немного разбавить водой.       Когда я поднялся наверх, то невольно вскрикнул: картина, представшая передо мной, была страшна. Я видел разрубленное тело, много крови, а ужасный маятник снова качался.       Я перевел взгляд на Холмса:       — Это всего лишь подушка и одеяло, свернутые хитрым способом, бумага и красные чернила, — объяснил он.       — Зачем?       — Что ж, если убийца играл с нами в наши же дела, то и мы поиграем с ним в эту игру. Я поймаю его так, как поймал когда-то Морана — на куклу.       Я перевел взгляд на сотворенную им иллюзию картины преступления и снова вздрогнул. В этот момент послышался шум из другой комнаты — убийца шел проверять свою жертву. Похоже, при самом убийстве, он присутствовать не собирался, но проверить результат он хотел.       — Быстрее, пошлите мистера Додсона за полицейскими, — я передал просьбу, одновременно отметив, что мисс Додсон уже стало легче, и она собиралась уйти. Затем я прикрыл люк. Мы с Холмсом присели за ящиком, и вовремя — другой люк распахнулся, и оттуда показался Генри Менестри. Он посветил фонариком «на труп» и сдавленно закричал. Затем я услышал, как он упал на колени, похоже, ему было плохо — желудок не смог удержать пищу. Нет, это не был ни Мориарти, ни полковник Моран. Впрочем, его поступок все равно был ужасен.       Послышались всхлипы и слабый голос:       — Ты умерла, он не пришел, не успел. Я! Я умнее самого Шерлока Холмса! Ты должна была стать этой жертвой, и ты ею стала. Если бы стала моей женой… Мы могли бы делать великие дела. Люди обращались бы за советом ко мне, а ты помогала бы распутывать дела. А люди любили бы меня, они бы мной восхищались. Я так все хорошо придумал, но ты отказалась, — вскричал он. — Как ты хотела получать работу? Смех, да и только! Но посмеялся над тобой только я. Бессмертный Эдгар По подал мне идею, и я ее осуществил.       В этот момент маятник впился в древесину стола, взвизгнул и остановился. Юноша снова вскрикнул и на нетвердых ногах пошел к «трупу».       — Я должен… Должен увидеть… Что это? Где Джессика? Ее здесь нет! Это мистификация! Этого не может быть!       — Может, мистер Менестри! Мисс Додсон жива и невредима, мы с доктором Уотсоном успели вовремя, а сейчас сюда прибудет и полиция.       — Нет, я… я не мог просчитаться. Вы все еще должны были решать загадки.       — Я не стал их решать. Эта загадка, — Хомс обвел рукой чердак, — была интереснее.       Взгляд Генри стал тверд:       — Что меня выдало? Как Вы догадались?       — Люки в потолке. Я не увидел люка в Вашей комнате, но у мистера Додсона я заметил люк.       — Все правильно, Вы должны были заподозрить его. Мой люк был уже давно завешен плакатом. Никто не знал, что он сдвигается. Я бы прикрепил его намертво после сегодняшего. Лицо Холмса поскучнело:       — Вы, и правда, полагаете, что следы недавнего прикрепления и давнишнего одинаковы, и я не смог бы их различить? Или Вы полагаете, что довольно смазать замок в комнате мистера Додсона, чтобы я решил, что он выбирается на чердак? Вы хотя бы раз использовали его лестницу? А дверь на чердак хотя бы раз открывали?       — Нет, — несостоявшийся убийца кусал губы. — Я не подумал об этом.       — Понятно, — сказал Холмс, задумчиво поглаживая подбородок. — Вечно эта полиция задерживается, — ворчливо произнес он. — Что же, мистер Менестри, придется нам с доктором Уотсоном арестовать Вас. Уотсон, давайте его свяжем.       С этими словами Холмс подошел к преступнику, отрезая тому путь обратно к люку, но Генри ловко увернулся от рук сыщика и побежал к окну:       — Пусть я проиграл, но я не дамся вам!       Он с разбегу выбил чердачное окно и вывалился с высоты шестого этажа. Холмс подбежал к окну, задумчиво глянул вниз… и засмеялся. Я с ужасом подумал, что его разум не вынес всего, что навалилось в этот день. Как это грустно — столько увидеть, но это…       — Уотсон, Вы только посмотрите, какая она умница, мисс Додсон!       — Что? О чем Вы?       — Да посмотрите же!       Я подошел и медленно выглянул: внизу стояло множество студентов, впереди них стояла мисс Додсон, которая успела слегка привести себя в порядок, а перед ней кого-то пеленали в простыни. Рядом лежал пожарный тент.       — Она догадалась, что он так себя поведет, и успела организовать его поимку. О! А вот и полиция пожаловала. Наконец-то! Пойдёмте, Уотсон, вниз, посмотрим на спеленутого преступника.       Мы сошли вниз, туда, где полиция допрашивала студентов. Мисс Додсон как раз заканчивала свою обвинительную речь:       -… И если бы не мистер Холмс, ему бы удалось задуманное, и я не стояла сейчас бы здесь.       — Добрый вечер, — поздоровались мы с полицией. Местный инспектор нам был не знаком, а вот мы ему — явно известны.       — Мистер Холмс! — воскликнул инспектор. — Я вижу, Вы распутали это дело. Но почему Вы не шли на контакт? Мы могли бы помочь.       — Извините, я был несколько занят. Пытался не допустить убийство. Но теперь я достаточно свободен и готов беседовать с Вами.       С полицией и студентами мы провели часа три, и я, признаться, за них устал больше, чем за время расследования. Однако всему приходит конец, и почти в одиннадцать часов вечера мы пошли спать. Этот день, наконец, закончился.       На следующий день прославленный сыщик и ваш покорный слуга снова возобновили лекции, которые прошли с оглушительным успехом. В тот день, когда мы собирались уезжать, Холмс попросил мисс Додсон зайти к нам. Она откликнулась на нашу просьбу, и вот она стояла у порога нашей комнаты, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу. Сыщик подошел к ней и протянул карточку, на которой стоял его автограф и надпись: «Восхищен и удивлен Вашим умом и мастерством».       — О, мистер Холмс, я польщена! — воскликнула девушка, принимая карточку.       А в следующий миг я увидел в другой руке сыщика монету, пробитую насквозь, с продетой в нее цепочкой — на манер брелока. Я удивленно поднял брови, я узнал ее — монета, подаренная Ирэн Адлер. Холмс собрался расстаться с дорогой для себя вещью? Да, он протянул ее нашей гостье.       Мисс Додсон смутилась, принимая подарок. Кажется, она поняла, что ей подарили. Конечно, она же знакома с моими рассказами.       И тут Шерлок Холмс заговорил:       — До недавнего времени лишь одна, как Вы верно заметили мне на лекции, женщина сумела переиграть меня. И это была владелица этой монеты, превращенной мной в памятную вещь. Она вручила мне ее, и я носил ее как напоминание о том, что всегда в нашем мире бывают исключения. Она по праву Ваша, мисс Додсон, только скажите мне, зачем все это было нужно? Вы могли погибнуть.       Его глаза проницательно смотрели на девушку, и та задрожала, словно ей стало очень холодно. Я недоумевал, а Холмс продолжил:       — В тот день я, как и все, поддался иллюзии Вашей беды, но после, увидев этот брелок, вдруг понял, что мне так не давало покоя: у молодого человека, не позаботившегося о следах на лестнице на чердак, не открывавшего люк того, на кого хотел перевести подозрения, не подумавшего о других явных уликах, — у него просто не хватило бы ума, чтобы спланировать и осуществить такой сложный план. Но у Вас — да! Один вопрос — зачем это было нужно?       — Я… — девушка проглотила комок в горле, — я не знаю, о чем…       — Мисс Додсон, не разочаровывайте меня. Вы же понимаете, что мне известно, как все происходило: вы вместе учили уроки, Вы исподтишка рассказывали ему, как можно организовать такое похищение, какие задания и где разместить. Подозреваю, что руководство колледжа давно говорило о своем желании пригласить меня на лекции. Вы с мистером Менестри вместе придумали машину смерти…       — Нет! — мисс Додсон вспыхнула, — это Эдгар По… — Она замолчала, поняв, что разоблачила себя. И вот тут она переменилась. Выпрямилась, расправила плечи, ее взгляд стал твердым и насмешливым:       — Да, Вы правы, я спланировала это действо. Мы вместе с Генри читали Эдгара По, в одном из рассказов которого мы вычитали о таком маятнике — это была пытка. Я сказала, что такое можно построить на нашем чердаке. Я рассказывала, по минутам, что и как должно происходить. А чтобы он все сделал как надо, я то давала ему надежду на мои чувства, то забирала ее и смеялась над ним. Я знала, что он очень самолюбив, и что он хочет использовать меня для работы и собственной славы. Но я… я только не учла, что он опоит меня, так привяжет меня, что я не смогу выбраться.       Она замолчала, и в ее глазах я снова прочел ужас того вечера.       — И все-таки, Вы не ответили на вопрос — зачем.       Она подняла взгляд, и теперь в нем были гнев и горечь:       — Вы не понимаете? На что может рассчитывать женщина-детектив, работающая в одиночку? Мне нужна репутация, я должна была показать, на что способна. Я собиралась освободиться самостоятельно и поймать преступника. Я хотела опередить и полицию, и Вас.       Я не выдержал:       — И Вы готовы были испортить жизнь другому человеку? Как вообще такое могло прийти в голову — невиновного сделать виновным?       — Во-первых, мистер Уотсон, он сам это все осуществил. Мало ли, кто и что ему говорил, никто не заставлял его на это идти. Во-вторых, он сам планировал использовать меня, хотел, чтобы любили его, а работала я. И не скрывал этого. Он был бы вывеской, на которую шли бы посетители, и никто не знал бы, кто действительно решает их проблемы.       — Об этом мы уже слышали, мисс Додсон. От мистера Менестри лично, — Холмс наклонился ближе к ее лицу. — Вы, кажется, хотели стать новым Холмсом, но, похоже, стали новым Мориарти — нельзя такими методами идти к цели.       Она опустила голову:       — Я это осознала, пока лежала под ножом этого страшного маятника, который, как и мое обращение с Генри, качался в разные стороны и готов был поразить всех на своем пути. Без разбора. Я ушла не туда. Помогите мне вернуться, мистер Холмс! Я готова нести наказание, — на ее щеках блестели слезы, — но что же я скажу полиции? Что я все это спровоцировала? Они решат, что у меня все помутилось от страха, и отправят в сумасшедший дом.       — А, может, это будет правильное наказание? — спросил Холмс, глядя на нее в упор.       — Я убегу оттуда, — воскликнула она, — и наделаю еще больше страшных дел. Я… не знаю, как поступить!       — Что ж, — подумав, сказал Холмс, — я назначаю Вам другое наказание — Вы идете к адвокату Генри Менестри, я с ним договорюсь об этом, находите возможность смягчить наказание преступнику, насколько это возможно.       — А если у меня не получится?       — Тогда вмешаюсь я, и расскажу в суде все, как было. Мне поверят. Я думаю, Вы это хорошо понимаете. Все равно ему смягчат наказание, но что будет с Вами, ручаться не смогу.       — Я… я согласна, я больше не хочу идти по старой дороге, — с этими словами она протянула карточку и монету Ирэн Алер обратно Холмсу, но тот усмехнулся:       — Нет уж, оставьте их себе. Как напоминание о том, что Вы сделали, и если Вам захочется когда-либо снова сотворить ужасный поступок, посмотрите на эти вещи и вспомните Ваши обещания и то, что всегда найдется тот, кто обыграет Вас.       В заключение этого рассказа мне остается только отметить, что Генри Менестри был осужден и выслан в одну из наших южных колоний — осваивать новые земли. Жизнь ему сохранили. Мисс Додсон потрудилась на славу. Этот суд стал хорошим стартом для ее сотрудничества с адвокатской коллегией. После окончания колледжа она сначала набрала опыта, став адвокатом, а затем, уже имея репутацию, и детективом. Знаю, что они продолжали переписку с Холмсом, и ее письма сыщик находил увлекательными, а подчас ему удавалось и помочь ей с каким-либо сложным делом.       Однажды Холмс зачитал мне ее письмо, в конце которого были следующие слова: «Дорогой мистер Холмс! Вчера у меня было искушение — я могла снова пойти по кривой дорожке и использовать свои таланты во вред, но мне вовремя попался брелок, подаренный Вами — я ношу его в кармане. Нет, больше возврата к старому нет! За что я Вас сердечно и благодарю. Искренне преданная Вам, Джессика Додсон».