Таблетка от Звёздной болезни

Тарьяй быстро шагал по улице, пока адреналин всё ещё бурлил внутри. «Нет, ну в самом деле — думал он, злясь на друзей, — какого хрена им от меня надо? Ведут себя, как сопливые дети! Давид, блин, со своими догадками уже достал! Папарацци хуев! Нострадамус доморощенный!» Он вовсе не планировал скрывать это от друзей вечно. Он вообще не собирался скрывать, просто так получилось. А сейчас реакция Давида просто взбесила. Сам Тарьяй считал себя очень взрослым и чуть ли не самым толерантным человеком в мире, особенно по отношению к себе. Парень действительно полагал (и отчасти справедливо), что он — восходящая звезда, а потому не должен ни перед кем отчитываться! Все обязаны принимать как должное всё, что он делает и желательно не задавать лишних вопросов. На самом деле, он и перед собой старался не ставить никаких вопросов. И, соответственно, не отвечать на них. Раз он так поступил, значит так правильно! Оправдавшись так в который раз, Тарьяй понял, что злость на друзей почти прошла. Он замедлил шаг, оглядываясь в поисках какой-нибудь скамейки, чтобы присесть. Сейчас он даже не вспоминал о фанатах, натыкаться на которых ему доводилось в самых неожиданных местах. Недавняя истерика (а у него, кажется, случилась самая настоящая истерика) слишком вымотала. Скамейки поблизости не оказалось, зато рядом была крошечная кофейня. Недолго думая, парень зашёл и заказал себе кофе, устроившись за столиком в углу. Ему необходимо было спокойно подумать. Он и так уже довольно долго ни о чём всерьёз не думал. Ну во-первых, не следовало так орать на парней, и уж тем более не следовало убегать, хлопнув дверью, как истеричная барышня. Но теперь уже ничего не поделаешь. Тарьяй даже порывался написать или позвонить друзьям, но решил, что это может подождать до завтра, когда он окончательно успокоится - сейчас любое «лишнее» слово может вернуть его раздражение. Блядь, чёртов Давид, ну кто его за язык тянул? Хотя, известно! Его и тянуть не надо, вот уж воистину человек без комплексов! К слову, сам Тарьяй никогда никакими комплексами не страдал, но даже он понимал, что до таких отбитых, как Давид, ему далеко. Нет, конечно, Давид был его другом, хорошим, кстати, другом, и обычно его «милая сумасшедшинка» не раздражала, а наоборот забавляла. Но сейчас… Зачем… зачем он напомнил? Зачем вытащил из глубин сознания то, о чём Тарьяй навсегда запретил себе даже думать, не то что с кем-то обсуждать. Постепенно мысли съехали к тем событиям четырёхмесячной давности, которые привели к тому, что его крыша поехала в определённом направлении. 4 месяца назад Какое же тогда было число? Да неважно. Можно, конечно, уточнить по документам, но зачем? Похуй. Ему вообще так много на что стало похуй, что даже удивительно, как можно было раньше придавать всему этому столько значения. В тот день снимали сцену в спортзале, но заколодило аппаратуру, и пришлось взять внеплановый перерыв. Тарьяй пошёл в импровизированную гримёрку, в качестве которой им с Хенриком выделили небольшой кабинет со столом, стулом и диваном. Ну, диваном это даже было трудно назвать — на нём едва можно было уместиться сидя двум взрослым людям. Он усмехнулся. Было и правда смешно, что этот крошечный диванчик стоял именно в их гримерке. Тарьяй и сам не обижен ростом, а Холм ещё выше, и как пользоваться этим диваном? Как назло, он сегодня не выспался и планировал подремать пару часов, раз уж так всё вышло. Но устроиться на грёбаном диване не представлялось возможным. Вначале Тарьяй попытался подтянуть ноги к подбородку, но лежать так было жутко неудобно, потом он свесил ноги, перекинув через подлокотник, но через две минуты они затекли и грозили судорогами. В итоге он вытянул скрещенные ноги вверх, закинув их на спинку дивана, а под голову положил свёрнутую куртку, и в таком положении наконец задремал. Проснулся Тарьяй от звука открывшейся двери, но подавать вида, что проснулся, не стал. Может быть, сейчас увидят, что он спит, и решат не будить, а он спокойно досмотрит парочку снов. Но ничего не происходило. Тот, кто открыл дверь, не будил его, но и уходить не спешил. «Что за хуйня происходит?», - подумал Сандвик. Он сделал вид, что ворочается во сне, а сам лёг так, чтобы из-под чёлки и опущеных ресниц незаметно посмотреть на вошедшего. Это был Хенрик, что само по себе неудивительно (это ведь и его гримёрка тоже), удивило Тарьяй другое. Взгляд Холма. Он стоял, прислонившись к стене, и откровенно разглядывал спящего парня. Тарьяй так и не переоделся, и теперь штанины шорт на задранных кверху ногах предательски опустились, оголяя бедра. И именно по ним беззастенчиво гулял этот самый «взгляд Холма». У Сандвика перехватило дыхание, когда он понял: в глазах Хенрика — желание. Но это была не та похоть, которую он привык видеть во взглядах, обращенных на него как женщинами, так мужчинами. Здесь было что-то другое. Что-то настолько сильное, что… Теперь он мог поклясться, что чувствует этот взгляд кожей. Тарьяй не знал, как реагировать, поэтому твёрдо решил не "просыпаться". Прошло несколько минут или, может, и целая вечность, когда Холм тяжело выдохнул и вышел, аккуратно закрыв дверь.  — Ну и что это было? - спросил Тарьяй у потолка. Это, конечно, было странным. Они знакомы далеко не первый день, и Сандвик никогда не замечал никаких проявлений симпатии от Хенрика, несмотря на все их поцелуи на площадке. К тому же, у Холма была девушка (хотя болтали про ориентацию парня всякое). А тут вдруг… Может, Тарьяй просто выбрал по-настоящему соблазнительную позу, когда устраивался на диване?! Что ж, кажется, у него появился шанс узнать, правду ли болтают про Хенрика. О своей ориентации Тарьяй никогда особо не задумывался. То есть, даже не так, он просто не ставил вопрос таким образом. Не переживал, как некоторые: "Ой, а что, если я не такой?" Он подходил к этому вопросу философски. Знал, что привлекателен, знал, что на него обращают внимание как девушки, так и парни. Об отношениях с парнями речи пока не шло, но тем не менее, он не считал их отталкивающими или неприемлемыми, а многих молодых людей находил вполне симпатичными. Не до такой степени, чтобы… Но всё же. И Холм входил в их число. Он не был эталонным красавчиком. Высокий и худой, как выросший в тени подсолнух, он всё же смотрелся очень внушительно, но грациозно. А уж его обаятельная улыбка, глаза и губы, особенно губы, могли дезориентировать кого угодно, независимо от возраста и пола. Му даже завидовал его внешности. И уж точно не думал о нём в таком контексте, как сегодня. Путаясь в этих мыслях, Тарьяй не заметил, как снова уснул. Следующее его пробуждение очень отличалось от предыдущего. Во-первых, он проснулся от сильного возбуждения, что само по себе не было странно — ему было семнадцать, так что он привык просыпаться со стояком, и не только по утрам. Но на этот раз, его возбуждению поспособствовали. Чьи-то руки, бесцеремонно задрав его футболку, гладили живот, грудь, ласкали соски. Открыв глаза, Тарьяй столкнулся взглядом с синими глазами Хенрика. Тот смотрел на него «вверх-ногами», сидя на стуле, стоящем прямо у изголовья дивана. Это было смешно, но Тарьяй не засмеялся. Он буквально утонул в этих глазах и совершенно не понимал, что с ним происходит. Но сдаваться без боя он не хотел, поэтому попытался протестовать:  — Что… ты… — но договорить ему не дали губы Холма, накрывшие его собственные в умопомрачительном поцелуе. Мир закружился, как на какой-то сумасшедшей карусели. Их поцелуи на камеру не шли ни в какое сравнение с этим. Тарьяй вдруг понял, что на съемках Хенрик его и вовсе-то не целовал. Поцелуй всё длился и длился, голова кружилась, и волны блаженства уносили далеко из душной, маленькой гримерки.