Таблетка от Звёздной болезни

— Молодой человек! Мы скоро закрываемся, — так как Тарьяй не отреагировал, официантка дотронулась до его плеча. Парень вздрогнул, словно его разбудили. — С вами всё в порядке?  — Э-эм… Да… Да, всё хорошо, я сейчас ухожу, — он растерянно смотрел на свой остывший кофе, к которому даже не притронулся.  — Ну, у вас есть ещё двадцать минут до закрытия. Может, принести вам другой кофе? — сочувственно вздохнула девушка. Он благодарно кивнул. За окном стояла непроглядная темень. Черт, он, кажется, выпал из реальности на пару часов. Тарьяй запретил себе вспоминать, но сейчас потерял контроль. Почему до сих пор так дерьмово на душе? Почему то, что могло стать лучшим впечатлением всей его жизни, стало болезненным воспоминанием?! Хенрик тогда просто ушел… И всё. На следующий день и после он вел себя как ни в чём не бывало. Ни словом, ни жестом не дал понять, что помнит… Помнит о том, что произошло между ними. «Как будто, мне это всё приснилось!» — думал Тарьяй. С другой стороны, а чего он ожидал? Цветов и признаний в любви? Сандвик сам не мог обьяснить, почему такое поведение Холма так его расстроило. Казалось бы, уж он-то должен привыкнуть к такого рода отношениям. Его романы с девушками длились не больше недели, а ещё чаще ограничивались одним свиданием или вовсе перепихоном на какой-нибудь вечеринке. Но сейчас у него было твердое убеждение, что попользовались именно им, Тарьяй! Он просто чувствовал себя шлюхой, которую отымели и вышвырнули! И это было крайне неприятно. Но самое досадное заключалось в том, что он (хоть и не признавался в этом даже самому себе) хотел бы какого-то продолжения, хотел бы вновь ощутить губы Хенрика на своих губах, почувствовать его руки, до боли стискивающие бедра. Стоп! Стоп! Стоп! Тарьяй тряхнул головой и отхлебнул кофе из новой чашки. Вот уж не стоит снова распускать нюни! Он ведь поэтому и друзьям ничего не говорил. Что он мог им сказать? Типа:  — Знаете парни, однажды я спал в гримёрке, пришёл Хенрик и я без малейшего сопротивления ему отдался, как самая последняя блядь! — очень мило! — А ещё на досуге я мечтаю повторить это снова! Короче бред полный. Не мог он ничего рассказывать, это было слишком унизительно. А Холм ограничивался милым дружеским общением. Его поцелуи на съёмочной площадке оставались равнодушно-постановочными. Сандвик тоже делал вид, что всё в порядке. Но блядь, как же его коробило от всей этой ситуации! В конце концов Тарьяй сказал себе, что Холм не стоит этих душевных метаний. И пытался убедить себя, что это не Хенрик соблазнил его, а наоборот. В его голове уже вполне сформировалась теория о том, что он, как знаменитость, может не считаться ни с кем и ни с чем. Юное тщеславие только подогревало желание жить в соответствии с этой теорией. А оскорбленное самолюбие сделало его чересчур циничным. И за последние месяцы он из слегка самодовольного подростка превратился в циника и хама. Он с утроенным энтузиазмом шлялся по всевозможным вечеринкам, с пугающей скоростью менял девчонок, чьих имён не вспомнил бы даже под дулом пистолета. Было много спиртного, много секса, много разбитых сердец. Тарьяй было плевать. Теперь вот дошло до того, что он на пустом месте переругался с друзьями. Но это он уладит завтра. Хотя… Если он останется один на ночь, то сойдёт с ума от своих мыслей. Можно, конечно, позвонить кому-нибудь из девочек-на-одну-ночь, благо записная книжка переполнена номерами. Но на то, чтобы развлекать какую-то пустоголовую кокетку, сил тоже не было. Тарьяй подумал ещё пару минут, взял телефон и набрал Румена.  — Приветствую тебя, о великий! — раздался в трубке голос друга.  — Кончай стебаться! Я знаю, что повёл себя как идиот.  — Нет, не «как», ты и есть самый настоящий идиот, но знаешь, я тоже идиот, поэтому до сих пор жду тебя. У меня ещё осталось пиво!  — Буду через десять минут, — улыбнулся Тарьяй. * * *  — Ну, выкладывай! — потребовал Румен, когда Сандвик устроился на кухне с пивом, — Давид спит сном младенца, так что можешь не стесняться.  — Да мне собственно нечего выкладывать, — пожал плечами Тарьяй. — Всё, что я говорил вам… Ты уж прости, но я и правда так думаю. Я действительно считаю, что надо жить на полную катушку, брать от жизни, что она даёт и всё такое.  — Да ты не только так считаешь, ты так и живёшь! — хохотнул Румен.  — И, может это самоуверенно, но, да, я причисляю себя к избранным! Я понимаю — я не Леонардо да Винчи, и даже не Майкл Джексон, и, возможно, никогда не стану таким, но… — Тарьяй выдохся и замолчал.  — Я тебя понял, но, по-моему, ты берёшь от жизни далеко не всё, и уж точно не самое важное. — Румен говорил спокойно, осторожно. Он не хотел, чтобы Тай опять взвился. Но у того, кажется, кончился запал.  — И что, по-твоему, самое важное в жизни? — грустно сказал он и залпом прикончил своё пиво.  — Ну вот смотри, Румен поставил перед другом новую бутылку, — возьмём тебя: ты относишься серьёзно к работе, к учёбе, молодец! Но это не всё, это одна составляющая самого важного, — парень вздохнул. Он понимал, что следующая фраза Сандвику не понравится. — А вот скажи мне, что ты сделал со своей личной жизнью?  — Ой, не начинай! — Тарьяй, как и ожидал Румен, закатил глаза и сердито уставился на свою бутылку.  — Слушай, я не собираюсь читать тебе нотаций, — сказал Румен как можно мягче. — Просто ты спросил, что я считаю важным — я отвечаю. Так вот, я считаю, что в жизни важно встретить человека, с которым ты будешь счастлив, свою судьбу, если хочешь. А не размениваться по мелочам.  — Что за громкие фразы? — усмехнулся Тарьяй. — Ты правда в это веришь?  — Да, почему нет?  — Ну, а я не верю. К тому же, моя профессия предполагает, что у меня никогда не будет того, что принято называть «простым человеческим счастьем». У меня на это просто не хватит ни времени, ни сил. Да я и не уверен, что хочу чего-то подобного. Это делает человека слабым.  — Что ж, — вздохнул Румен, — Надеюсь, ты когда-нибудь передумаешь.  — Ещё чего! — засмеялся Тарьяй.  — Ладно, оставим это пока, — с улыбкой продолжал друг, — Но тебе придётся что-то объяснять Давиду про Хенрика. Отмолчаться не выйдет, он настроен очень решительно. Если ты не станешь с ним говорить, у него хватит ума спросить у Холма, что между вами происходит.  — Блядь! Да ничего не происходит! — все-таки вспылил Сандвик, — В том-то и дело, что ничегошеньки. А два часа и несколько бутылок спустя Тарьяй пьяным голосом поведал другу суть проблемы под названием «Хенрик Холм». Кажется, он даже пустил слезу, но это не считается, это всё спиртное. А утром заклинал друга забыть всё, что он тут наплёл. Румен обещал, что забудет, но настоятельно рекомендовал всё же подумать о важных вещах. После этого Тарьяй, не дожидаясь пробуждения Давида, сбежал домой. У него болела голова, и он просто физически был не в состоянии вынести сейчас болтовню того. Дома он сделал себе кофе, сел на диван и уставился в одну точку. Сандвик уже несколько месяцев жил отдельно от родителей. Это устраивало его целиком и полностью, но бывали дни, такие как сегодня, когда одиночество напрягало.  — Что ж, — вслух сказал он. — Будем думать о важном. На самом деле, думать тут было особо не о чем. Тарьяй ни капельки не кривил душой, когда говорил с Руменом. Он и правда был уверен, что любовь и всякие там серьёзные отношения делают людей слабыми, даже беззащитными. А Тарьяй не хотел быть слабым. Правда, было одно «но». На минуту он представил, что не кто-то абстрактный, а конкретно Хенрик шепчет ему слова любви, обещания быть вместе навеки, и занимается с ним любовью, нежно и страстно, как он это умеет. Тарьяй затрясло, как в лихорадке. К глазам подступили слёзы.  — Блядь! Да что со мной происходит, нахуй?! — выкрикнул он. Черт побери Румена с его задушевными разговорами. Парень обхватил голову руками. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Он так хорошо защитил себя! Отгородился от этих романтических соплей! И что теперь? Зачем всё это?