Таблетка от Звёздной болезни

POV Тарья. Вечер пятницы. Пьянка по поводу начала съёмок. Андем всегда устраивала собрания по пятницам, прекрасно зная, что молодёжь потом обязательно устроит вечеринку. Нет, она не считала нас такими уж испорченными, просто хорошо помнила, как тоже была в нашем щенячьем возрасте. Поэтому сейчас она была с нами, в специально снятом баре одного клуба. Ну, то есть, официально, её тут не было, мы, типа, сами всё устроили. Но она была здесь, приглядывала, контролировала процесс. Не зря же за ней закрепилось прозвище «Сериальная мамочка». Хенрик о чём-то с ней болтал, а я наблюдал за ними. Издалека, разумеется. Ребята каста, конечно, все свои, им можно доверять, но тут ещё было и много посторонних: кто-то друзей позвал, кто-то свою девушку или парня. Короче, конспирация. Но я не жаловался, Хенке всё время бросал такие взгляды, что я просто таял, а Юлие постоянно пихала его локтем в бок, чтобы не палился. И мы смеялись, вместе, хоть нас и разделяло всё пространство помещения. Я, честно говоря, был всё это время зол на Юлие, за прошлый наш разговор. Но сегодня после собрания она оставила нас двоих в кабинете и произнесла прочувствованную речь о том, как она рада за нас, и что мы прекрасно со всем справляемся, и что если бы мы не любили, то расстались бы за эту неделю и бла-бла-бла. Ох, если бы она только знала, что мы на самом деле пережили за эту неделю! Я вдруг поймал себя на мысли, что ведь действительно, прошла всего неделя с той памятной вечеринки у Румена! А всё так изменилось… Я изменился! Я словно вылечился от какой-то таинственной болезни, которая не позволяла дышать полной грудью, не позволяла быть собой, со всеми своими слабостями, не позволяла жить! Хенке меня вылечил. Он стал своеобразной таблеткой. От моего безумия, ага. Никакие книги, фильмы, песни не могли донести до меня, что любовь — это ВСЁ. А он смог. И сейчас, я чувствовал себя самым счастливым придурком на свете. Почему придурком? Да потому, что все влюбленные — придурки! А я совершенно точно был влюблён. Влюблён до такой степени, что порой сердце отказывалось биться, и я не мог дышать, от осознания, что этого всего могло бы у меня не быть. Всё правильно, на лечение среднестатистической хвори, ну если это не тяжёлый случай, тоже уходит примерно неделя. Вот и меня за неделю вылечили. Видимо, мой случай, всё-таки был не такой уж запущенный! Ха-ха! Хенке отсалютовал мне бокалом, я поднял свой, и мы выпили, глядя друг другу в глаза через весь зал. Конечно, мы не выдержали до конца вечера, и в какой-то момент Хенрик щёлкнул у себя за спиной замком туалета — единственного места, в этом бедламе, где мы могли уединиться. — Это невыносимо, малыш, — прошептал он, набрасываясь на меня с поцелуями, — Целый вечер быть рядом и не иметь возможности прикоснуться к тебе. — Хе-енке, — выдохнул я ему в губы, — Да, я знаю, невыносимо. Но осталось потерпеть немного, через полчаса мы едем к Румену догуливать. Там будут все свои. — А может, сразу домой? — Хенрик уже успел расстегнуть мою рубашку, и его руки шарили по голому телу. — Нет, нельзя, — улыбнулся я с сожалением, — Это же я всё придумал, уговорил Румена. Не могу же я бросить на него своих, по сути, гостей. — Да-а, я понима-аю, — но Хенрик говорил это совершенно не осознавая о чём идёт речь, выцеловывая в этот момент мою шею. Пришлось насильно оторвать его от своего тела, пока у меня тоже не сорвало тормоза. — Хенке, мы не можем здесь трахаться! Сюда в любую минуту начнут ломиться! — Ой… да… прости, — он тряхнул головой, — Я совершенно не соображаю, когда ты рядом. — Я тоже, — улыбнулся я, торопливо застёгивая рубашку, — Поэтому надо вернуться ко всем, пока у нас обоих не снесло крышу. За дверью нас поджидала Юлие. — Парни! — укоризненно начала она. — Мы больше не будем, — прошептал я и чмокнул её в щёку, Хенке сделал тоже самое. Андем ещё пару секунд сверлила нас сердитым взглядом, но потом беспомощно рассмеялась и махнула рукой. — Давайте-ка валите отсюда! — прошипела она, — Вы же с парнями куда-то собирались? Вот и кыш отсюда! Там, по-моему, Давид уже вызвал такси, — потом она подняла указательный палец и добавила, — И не вздумайте устроить мне неприятности прямо перед началом съёмок! Мы согласно покивали и потихоньку прошмыгнули к запасному выходу, где уже ждал Давид, держа в руках наши куртки. — Заткнись, — я предупреждающе показал Давиду кулак, видя, что у него на языке вертится куча вопросов, причём таких, которые не задают в приличном обществе. Румен, увидев нас, с порога заявил: — А, ну с этими всё ясно, — потом ткнул пальцем мне в грудь и твёрдо сказал, — Не смейте занимать мою комнату, в вашем распоряжении две гостевые, выбирайте любую. Мы с Хенриком переглянулись, улыбаясь, Холм, разумеется, не переминул сделать свой коронный взмах бровями. Конечно, от предложения мы не отказались, выпив всего по банке пива со всеми и дождавшись, пока Румен выключит основной свет и врубит свето-музыку, по-тихому свалили наверх. Едва я повернул ключ в замке, Хенке притянул меня к себе со спины. — Ти… малыш… наконец-то мы одни… — горячо прошептал он, впиваясь поцелуем в мою шею. — Хенке, — улыбнулся я, поворачиваясь к нему и обвивая его шею руками, — Ты ведёшь себя, как одержимый. Не могу сказать, что мне это не нравится, нравится и даже очень. Но я хочу понять что с тобой? У нас днём был потрясающий секс… Мне так показалось… Или не потрясающий?.. — Боже, Ти! О чём ты говоришь? Это был самый лучший секс в моей жизни! — Он притянул меня к себе вплотную так, что наши лбы соприкасались, а между бёдрами вообще не осталось ни миллиметра. Мне уже трудно было о чём-то думать, но я всё-же спросил: — Значит, я справился? — мне действительно важно было это знать, это ведь был мой первый раз, эм… в своём роде. — Ещё бы! Ты так великолепно справился, что я хочу ещё и ещё, правда сомневаюсь, что смогу сейчас это повторить, — он повалил меня на кровать, со смехом наваливаясь сверху. — Ну конечно, твоей заднице нужен отдых, — усмехнулся я, поглаживая его ягодицы через грубую ткань джинс — Но ты ХОЧЕШЬ это повторить? — я снова посмотрел ему в глаза. — Да, очень… — проникновенно прошептал Хенрик, а сам уже стаскивал с меня рубашку и расстёгивал брюки, у него не было ни малейшего желания продолжать наш диалог. Да и мне тоже стало не до разговоров, как только его рука начала хозяйничать у меня в трусах. Он властно целовал меня, лаская уверенной рукой. И эта его уверенность, так контрастировала с тем, что было днём, что мне просто выносило мозг. Всего несколько часов назад я сходил с ума от его мягкости и податливости, но сейчас, это был совсем другой Хенке, который хотел подчинять и властвовать. И я никогда не смог бы сказать, что мне нравится больше. А в тот романтический вечер, со свечами, Хенрик был таким нежным и заботливым. Сейчас я млел под его умелыми руками, стонал и вскрикивал от наслаждения и думал, сколько же ещё секретов скрывает в себе мужчина моей мечты?.. Я никогда до этого, даже мысленно, не называл Хенрика «Мужчиной мечты», слишком пафосно. Для фильма в самый раз, но в жизни… Но как, скажите, ещё называть человека умного, красивого, влюблённого в вас без памяти, который только-что довёл вас до нескольких оргазмов подряд?! Поэтому, отдышавшись, я прошептал: — Хенке, ты — мужчина моей мечты! — Правда? — тихо спросил он, наклонившись, чтобы видеть моё лицо. — Правда, — ответил я, глядя ему в глаза. — А ты — моей, — сказал Хенрик, и голос его дрогнул. — Ну что ты, Хенке, — я притянул его к себе и нежно поцеловал. Но потом, видимо, сработал режим «внутренней стервы» и я добавил, — Ты не переживай сильно, я не часто буду таким милым. — Ах ты, говнюк малолетний, — в шутку психанул Хенрик, после чего щекотал меня, пока я не запросил пощады. В общем, когда мы спустились вниз, ко всем, основная масса наших друзей была уже, что называется, «в хлам». Давид храпел, лёжа головой на полу, при этом его задница и ноги находились в кресле. Ульрике с Лисой самозабвенно пели какую-то заунывную песню, причём их совершенно не смущало, что из динамиков гремит какой-то ритмично-танцевальный хит. Марлон и Саша, на пару, пытались склеить одну мою подругу детства, но я-то знал, что тут никому не светит, у неё был парень, просто он не был приглашён на нашу чуть-ли не приватную попойку. Кто-то ещё танцевал, а кто-то уже душевно беседовал с унитазом. Короче, вокруг царила нормальная атмосфера вечеринки, на которой уже не первый час бухают подростки. Правда, Румена нигде не было видно. Хенрик предположил, что он с девушкой, он ведь просил не занимать его комнату. На что я только отмахнулся, но как оказалось, зря. Румен действительно был наверху с девушкой. Вот это номер! Правда, никто не смог ни описать её толком, ни вспомнить как её зовут, она, видите ли, появилась позже, поэтому мы её не видели. Какая таинственность, мать его! Неужели нашёл свою единственную?! Ну что ж, я буду только рад. Немного потолкавшись среди друзей и выпив по паре банок пива, мы всё-таки решили ехать домой. Пить-курить нам не хотелось. (Я вообще, после вечеринки у Джетта, наверняка, надолго забуду, что существуют напитки крепче пива.) Танцевать не хотелось тем более. Нам хотелось оказаться дома и просто хорошенько выспаться. Румен, судя по всему, не собирался вылезать из своей берлоги. И пусть я был официальным организатором этой вечеринки, но это в конце-концов был его дом, а с меня хватило того, что я потратил на это всё, львиную долю своих сбережений. Так что, буквально через час, мы были в квартире Холма и уже смотрели десятый сон. Утром, правда, опять не обошлось без сюрпризов. Часов в десять (невероятно рано, учитывая во сколько мы легли) раздался звонок в дверь. Спотыкаясь и матерясь, Хенрик поплёлся открывать. Я сперва не хотел вставать, уж больно мягкой сейчас казалась подушка, но предположение, что это может быть Леа, подействовало на меня, похлеще ведра холодной воды. Но всё оказалось с точностью наоборот. За дверью стоял Джетт. Откуда только адрес Холма взял? Врочем, это ведь Джетт. — Я заехал попрощаться, — весело заявил он так, будто каждый день захаживал к нам на чай. — Ну прощай, — совершенно невежливо сказал Холм. — Хенке, перестань! — осадил я его, и добавил — Входи, Джей. Хенрика аж передернуло от этого уменьшительного «Джей». Джетт выудил откуда-то из-за угла довольно большую коробку, с прямо-таки вульгарным красным бантом. Я удивлённо вытаращился на него. — А это мой прощальный подарок, — улыбнулся он, сам занёс коробку в гостиную и водрузил на стол. Потом развернулся на каблуках, откинул со лба белокурую чёлку, «ну прямо артист балета» — пронеслось у меня в голове, и обратился ко мне. — Ну что, звёздный мальчик. Я уезжаю. Далеко. В Канаду. — О господи! Там-то ты что забыл?! — опешил я. Я, конечно, поклялся, что сведу общение с ним на нет, но то что его не будет в зоне моей досягаемости, если у меня вдруг опять случиться какое-то дерьмо, меня совсем не обрадовало. — О, я решил брать с тебя пример! Я еду учиться! В Балетную Академию! Не зря же всё детство отдал этому проклятому искусству. «Ух ты, как я угадал с артистом балета!» — подумал я. — А разве, из этого «проклятого искусства» можно выпадать больше, чем на полгода, — скептически произнёс Хенрик. — Точно подмечено, Холм. Но мои родители надавили на какие-то свои связи, и — вуаля! Ты даже не представляешь, что способны делать зелёные хрустящие бумажки. Ну, да я не о том. Мелкий, — он снова повернулся ко мне, — Я заехал для того, чтобы сказать — Ты всегда можешь на меня расчитывать, и хочу, чтобы ты пообещал мне, что если в твоей жизни снова случиться какая-нибудь хуйня, то прежде чем что-то предпринимать, ты позвонишь мне, окей. — Окей, — ошарашенно пробормотал я. — Ну вот собственно и всё, что я хотел сказать. После этих слов он медленным шагом подошёл ко мне и демонстративно поцеловал в щёку, потом лучезарно улыбнулся Хенрику и, сделав на прощание «ручкой», также медленно прошествовал к выходу. Дверь за ним захлопнулась, а мы ещё с минуту стояли молча. — Ты можешь мне сказать — почему он ещё живой? — наконец произнёс Хенке. Я рассмеялся и, подойдя, обнял его. — Ну успокойся, пожалуйста. Он уехал, всё, его больше нет! — успокаивающе сказал я, но потом добавил, — Вот бы ещё Лейка твоя свалила куда-нибудь в Австралию, да хоть в Антарктиду. Хенрик усмехнулся и крепко прижал меня к себе. — Идём спать? — спросил он. — Тебе что? Не интересно что в коробке? — Ну если это не бомба, остальное меня не волнует. Я бы её вышвырнул, не открывая. — Какой ты нудный! — улыбнулся я, — А мне интересно! Я одним глазком загляну, и всё, ладно? — Ну заглядывай, — усмехнулся Холм. Но когда я открыл крышку, я всё-же пожалел, что сделал это. С полминуты я стоял молча, пока не подошёл Хенрик и не заглянул через моё плечо. В коробке находились четыре бутылки «Beefeater» — одной из самых дорогих марок рома, а сверху лежала записка. «Не расслабляйся Холм, я ещё вернусь!» — гласила она. — Чёртов сукин сын, — усмехнувшись, сказал Хенрик, — Я его всё-таки когда-нибудь прибью, — и было видно, что он всё-же расстроен. — Да, ладно, тебе — прошептал я, поворачиваясь к нему, — Какое нам до всех них дело? Помнишь? Только мы! — потом я опустил голову и серьёзно сказал, — Я знаю, что сам почти предал эти слова… Но я исправляюсь! Я обещаю стать самым лучшим бойфрендом на свете. Я подружусь с твоей Леа, если так надо! Я научусь разговаривать на любые темы с твоей мамой! Я буду лучшим другом и лучшим любовником, и ты никогда не пожалеешь, что выбрал меня! — Господи, Ти, — Хенрик крепко обнял меня, — Ты и так самый лучший на свете. Я так сильно люблю тебя, ты даже не представляешь. — Представляю, — прошептал я. И я знаю, что нас ждёт ещё не одно испытание. Проблемы не исчезают, просто уходят одни — появляются другие. Но самое главное я понял: Если мы не побоимся быть вместе, нас ничто не сломает! Наши проблемы будут бояться нас! Немного пафосно, конечно, зато в точку.