ausgebrannte

— вы не против, если мы сделаем небольшой перерыв? киллиан кивает. урсула достает пачку сигарет и зажигалку и торопливо выскальзывает за дверь, чтобы выйти на улицу: дурацкий закон о запрете курения в общественных местах лишает детективов всякого удовольствия. он переводит взгляд на сидевшего все это время на подоконнике питера. — ну что, ты доволен? пэн со своей неизменной деталью гардероба — зажатой меж указательным и средним пальцами дымящей сигаретой. к счастью, закон о запрете курения в общественных местах на галлюцинации мозга не распространяется. — пока нет, но ты близок к успеху. — я и так сделал все, что ты просил, — голос джонса звучит измученно и хрипло. — признался в том, чего не совершал. я не трахал мальчика. — но хотел. питер звучит как сталь, но секунду спустя возвращает себе контроль и продолжает гипнотизирующим, тягучим голосом. — хотел бы устроить братский тройничок? на его лице расползается такая мерзкая улыбка, что желудок снова подает сигнал о скором опустошении. — fick dich! — рычит джонс из последних сил и запускает в него канцелярским ножом со стола. естественно, он пролетает насквозь. питер говорит спокойно, даже не удостоив вниманием этот выпад: — ну-ну, тебе бы не нервничать. он поджигает новую сигарету и выпускает из носа облако дыма. как всегда, показушничает. — а вообще, я бы даже не был против, — он бродит по исхудавшему телу джонса плотоядным, оценивающим взглядом. — ты красивый, горячий, лиам — опытный. идеально дополняете друг друга. киллиан думает, что это заслужил. и тюрьму, и дьявола. он согрешил и обязан понести наказание, предстать перед богом. но не в компании с ним. — как жаль, что ты давно сдох. мальчик, не меняясь в лице, безошибочно нащупывает больную мозоль острым носком ботинка. — как там, говоришь, ту шлюху звали? мила? — заткнись. — ее он тоже трахал раком? лиам у нас любит по-собачьи? — закрой свой рот. питер жадно затягивается, внимательно наблюдая за собеседником. он хочет внимания, хочет, чтобы киллиан поднял свою блядскую голову и посмотрел ему в глаза, хочет, чтобы он страдал и мечтал лишь сдохнуть. джонс усмехается. передышка. чтобы через секунду снова вцепиться в глотку и рвать, пока киллиан сам не попросит о смерти. — вот мы сидим с тобой здесь, пара нормальных обычных парней…* — когда же ты, наконец, отъебешься от меня? питер улыбается так ядовито, что сдавливает ребра. — не припомню, чтобы ты хотел этого, когда я тебе сосал, — он ловко соскальзывает со стола, изящным своей неряшливостью жестом тушит окурок об стену и не спеша подходит к бывшему преподавателю. — или когда ты трахал меня, вжав в кровать. киллиан пытается нащупать в себе хоть каплю стыда, который мог бы вызвать этот до мозолей на языке знакомый голос, но ничего не чувствует. — это неправда, — он закрывает глаза. — ты просто несчастная галлюцинация. тебя нет и никогда не было. даже несмотря на то, что не видит действия парня, он отчетливо ощущает, как шею обдало жарким дыханием. киллиан пытается найти в себе силы продолжить. — это посттравматический синдром. я пережил насилие в детстве, пока учился в школе. возвращение в регенсбург послужило триггером. я никогда не насиловал никого по имени питер пэн. киллиану необязательно открывать глаза, чтобы знать — парень издевательски улыбается; поэтому он начинает шептать быстрее и отчаяннее, не замечая, как из глаз и носа течет противная солоноватая жидкость. — лиам джонс обвинен в насилии несовершеннолетнего по имени малкольм. он сел в тюрьму. после чисто-сердечного в сторону преподавателей и священнослужителей, в том числе директора, был выдвинут ряд обвинений со стороны учеников и выпускников, входивших в состав «регенбургских воробушек». под конец его рот дрожит, залитый слезами; питер мягко целует его, втягивая нижнюю губу и пропуская ее между рядами верхних и нижних зубов. парень отстраняется, только когда получает ответную реакцию, и киллиан открывает глаза, чтобы увидеть гримасу садистского удовольствия на его лице. — можешь верить во что хочешь, герр джонс. слова разъедают его кожу, подобно личинкам оводов, разрывающих препятствие при вылуплении. он весь гниет и разлагается. — но ты никогда не убежишь от одной простой истины. питер опускается на колени, не разрывая зрительного контакта и продолжая шептать, приглушенно и завораживающе, пока бляха ремня летит в угол и звенит, сталкиваясь с полом. — ты будешь гореть в аду.

дверь захлопывается.