Дело №1881

      Один из многочисленных дней в году для более пятисот человек стал роковым.       Для обычных гражданских это происшествие стало известным как неудачный эксперимент одного мага, в котором использовались запретные заклинания. Конечно, данная новость не могла до конца успокоить взбунтовавшийся народ, однако, благодаря этому незаконное использование магии стало крайне редким.       Государство получило еще один рычаг управления, и только высшие чины и немногие следователи из специальных отделов знают, что произошло на самом деле.       «Дело № 1821» получило гриф секретного и было запечатано в истории за семью замками. Обвиняемые - Федор Достоевский и его помощник Александр Пушкин эмигрировали в Японию за год до происшествия и поселились на маленьком острове, не создавая большого шума и проблем. Местные жители, поначалу, относились к ним с подозрением, но потом привыкли к «новичкам» и стали проявлять дружелюбие.       Восемь месяцев спокойной жизни закончились серией убийств – жестокие, казалось бы, беспорядочные преступления объединяли две вещи. Первое: фрагменты стиха, написанные на стенах кровью жертв; второе: метки неизвестного значения в персональных картах существ. Местная полиция, во время расследования, каждый раз заходила в тупик. Был отправлен запрос в Министерство Безопасности с просьбой выслать группу детективов или следователей, для оказания помощи в расследовании дела. Во время изучения рапортов и докладов, выяснилось, что им было отказано в запросе, однако, по базе данных самого министерства никакого запроса не приходило. Возможно, кто-то перехватил сообщение и подделал ответ. Островитяне были в панике и ужасе, пытались дозвониться до большого мира, но им не удавалось. Все средства передвижения по воде были уничтожены. В день, когда было совершено последнее убийство, остров озарила вспышка, которая была заметна с большой земли, а дальше последовала гробовая тишина. По прибытии туда всевозможных спасателей и следователей, все жители Авасимы были найдены без сознания. Когда же они проснулись, то каждый отмечал ослабленное состояние, их показатели здоровья значительно снизились, но было кое-что еще - ни один из них не смог воспользоваться своими способностями. Все до единого стали обычными людьми. В ходе исследований причину этого выявить не удалось, и островитяне начали погибать от серьезных заболеваний и приступов. В течение последующего года никто не выжил.       После сверки списков жителей и погибших выяснилось, что Достоевский со своим подчиненным исчезли и их объявили в розыск. Нашли в одном из аэропортов страны, за попыткой сбежать, там их задержали и отправили на допрос. При осмотре личных вещей, был найден список тех, кого убили, предположительно в качестве жертв, а также устройства для перехвата сигналов и другие улики, которых сполна бы хватило, чтобы доказать вину Достоевского и Пушкина. Их скрытно казнили, когда не удалось получить точную информацию, касательно того, что именно было сделано, чтобы погубить такое большое количество людей практически в одночасье.       Дело № 1821 закрыли, надеясь, что данное происшествие больше никогда не повториться.       Акутагава быстро открывает и закрывает глаза, голова гудит, а в горле встал ком, который не дает нормально вдохнуть спертый воздух. Тело ломит. Здесь пахнет сыростью чем-то тухлым, а еще на языке ощущается острый вкус железа. Парнишка проводит языком по губам, те, вроде как, целы.       Запрос на уничтожение подпольной организации, что поступил в их отдел, выглядел странным и весьма размытым: нет точного описания места, возможного количества врагов, а запрос только на одного-двух сотрудников. Неужели полиция настолько обленилась, что с подобными заданиями не может справиться сама? Однако, поделать ничего было нельзя, на запросе стояла отметка «Одобрено», а значит послушные псы Отдела устранения должны выйти на охоту. Так как работенка трезво оценена как несложная, на ее выполнение отправили практиканта: «Будут проблемы, просто нажми кнопку, я приду». Рюноске был слишком горд, чтобы даже в самой сложной ситуации падать до того, чтобы просить кого-то о помощи, но со стиснутыми зубами принимал нехитрое устройство и уходил пачкать руки в крови.       Брюнет дергает руками и только сейчас замечает, что те скованы. По телу проносится тянущаяся боль и он послушно оставляет эту затею. В грудной клетке поднимается волна. Ему кажется, что его сейчас стошнит, но, слава Богу, проносит. Нужно выбираться. Акутагава пытается открыть глаза и на этот раз даже получается, но ничего, кроме кромешного мрака, не видно. Или это повязка на глазах или его ослепили каким-нибудь поганым снадобьем. Принюхивается и отмечает, что в комнате действительно пахнет чем-то еще, достаточно пряным, но едва уловимым и запах, должно быть, отдаляется. Слышно легкие шаги, но и те вскоре утопают, словно под толщей воды.       Медь. Вот чем скованы его руки. Вот, что не дает ему нормально прислушиваться ко всем своим внутренним инстинктам, что заложены где-то глубоко внутри самой природой.       Когда он зашел в один из складов, размещенных в порту города, ему там сразу не понравилось, пахло как-то странно, да и инстинкты в очередной раз начали бить в барабан: «Здесь что-то не так, нужно быть осмотрительным». Конечно нюх Рюноске был не таким восхитительным, как у того же Атсуши, но тоже имел свои острые грани и те упорно зацеплялись за чужое присутствие. Было темно, так как на город уже спускались ночные сумерки, однако фигура вдали виднелась отчетливо. Опрометчиво сделав несколько уверенных шагов вперед и припоминая какой-то там регламент представления для служителя закона, в особенности Отдела устранения, Акутагава краем глаза замечает движение где-то сбоку и быстро переключает все свое внимание туда, не приметив ничего интересного пытается вновь посмотреть на человека впереди, тот исчезает. Даже, если это западня, то это не страшно. Брюнет выберется из любой передряги, в которую бы не попал, чего бы ему это не стоило. Жизнь учит тому, что за нее нужно бороться и отдавать этому всего себя, те кто этого не понимаю, должны умереть.       Шуршание ветра, шелест одежды, пронзительное звучание, а дальше темнота.       Теперь же перед ним эта комната.       Рю понемногу двигает каждой частью тела. Его ноги раздельно привязаны к ножкам, как и руки к ручкам. Сильнее начало пахнуть медью. Запах обволакивал и туманил разум. Тот, кто его схватил явно знал, что делал. Когда парень попытался повертеть головой, то осознал, что его шею и лоб так же опоясывает металлические кольца. Брюнет не был паникером, но сейчас неприятное чувство начало подниматься где-то глубоко в груди зашевелился червячок, прогрызаясь то в одну сторону, то в другую.       Сбоку послышались шаги. Рюноске собрался, пытаясь выцепить звуки, но те умудрялись пропадать, затихать, прятаться от него.       - О, наконец-то ты очнулся, - раздался приторно-сладкий, тягучий голос. Он принадлежал молодому мужчине, по крайней мере, так показалось Акутагаве. Зрение маленькими крупицами возвращалось обратно, и в полумраке комнаты он мог разглядеть едва заметный силуэт. – Как себя чувствуешь? - неизвестный явно ожидал услышать какие-то вопросы или крики о помощи, да хоть что-нибудь, но парень упорно сохранял молчание, только пронизывая своими холодными глазами. – Молчание – это тоже хороший ответ.       Светлые длинные волосы, перебинтованная голова, худоба, высокая фигура. Брюнет пытался углядеть любую деталь внешности, припомнить встречал ли он ее в каком-либо отчете или может слышал, в конечном итоге она была вполне запоминающейся. В темноте не было видно глаз, но почему-то парню казалось, что те горели чем-то нездоровым. Незнакомец подошел к только прорисовавшемуся шкафу и открыл его, выискивая нужные ему вещи.       Отравленное медью сознание Акутагавы решило окончательно добить своего хозяина, поднимая из темных углов памяти мелодию. Песенка принадлежала его сестре. Его милой, любимой сестренке Гин, которая жестоко бросила своего брата одного в этом мире, полном серости, боли и крови. Израненного, едва поднявшегося на ноги и скрытно державшегося только за нее. Нет, это не она его бросила. Ее забрали.       Голова стала тяжелее, и легкие сжало, из груди вырвался кашель, который привлек внимание светловолосого.       - Ох, тебе совсем нехорошо, - наигранная забота, от которой тошнит.       - Засунь свою заботу себе куда подальше, - тихо выдает Рюноске, прожигая серебром взгляда. Мужчина вытягивается и приподнимает голову, чтобы казаться выше, чем Акутагава. Но последний хорошо на нем за это отыграется, за то, что он посмел смотреть на него свысока. На тонком лице скользит плоская улыбка и похититель подходит ближе, в руках сживая какой-то сверток.       - Манерам ты явно не обучен, - его тонкие пальцы обхватили мальчишеский подбородок. Рю попытался уйти от захвата, но металл неприятно врезался в кожу и вновь стало дурно. – Но ничего, скоро ты больше не сможешь грубить другим.       Сверток опускается на ранее не замеченный стол и раскрывается. В неярком свете одинокой лампы блестят инструменты: скальпель, маленький молоточек, несколько иголок, нитки, щипцы, плоскогубцы и кусачки. Вечер обещал быть занимательным. Если сейчас все еще вечер. Мужчина берет в руки скальпель, а Рю думает о том, что прежде, чем тот умрет, ему нужно вытянуть как можно больше информации и пусть с ней делают, что хотят. Ведь светловолосый и не догадывается, что Акутагава не просто дракон и медь не сдержит его особенность. Его аномальность.       - И зачем вам понадобилось пытать практиканта? – мужчина снова лукаво улыбнулся и с озорством посмотрел на брюнета.       - Тебе не понять высших целей Господина, - Рюноске поморщился. Он не знал, о каком господине идет речь, единственное, что он понимал, это реальность предстоящей пытки.       – И я не собираюсь тебя пытать, только кое-что… взять.       - Взять?       - Твои глаза, - тонкие пальцы прошлись по векам. – Язык и.., - затем задели губы, опустились к груди. – Жизнь.       - Какой-то дешевый обряд? – чужая рука отнимается от молодого тела и светловолосый делает вид, будто бы он очень занят рассматриванием инструментов, хотя на самом деле эти слова очень его задели. – Стоит ли ради такого так сильно утруждаться: подделать запрос в Министерство Безопасности, получить одобрение.       - Этот «дешевый» обряд уничтожит всех существ, исполняя мечту Достоевского.       Наконец-то проговорился мужчина и взял-таки в руки скальпель и чашечку, поднося их к чужой ладони. Акутагава обхватил рукоятки кресла, не давая оттянуть свою руку. Похитителю это явно не понравилось и выдав: «Я хотел, как лучше», он замахнулся и с усилением вогнал острый инструмент в обратную сторону ладони. Парнишка рефлекторно хотел наклониться, но медь снова начала жечь тело, вынуждая не изменять позы. Теперь ко всем запахам добавилась еще и кровь. Стискивая зубы, потемневшими глазами, практикант наблюдал за тем, как багровая жидкость капала в подставленный сосуд.       - Этого хватит, - неизвестный перестал немного покачивать скальпель из стороны в сторону, вытаскивая его и убирая обратно на стол. Он отошел от более или менее выдохнувшего Рю и присел на корточки, спокойно опуская пальцы в теплую жидкость и начиная что-то выписывать на полу. Сначала брюнет подумал, что это круг, но вскоре начали показываться первые слова. Послание.       - Моей смерти для такого не хватит, - прерываясь проговорил парень, дышать было тяжело. Если он быстро не закончит, то еще немного и медь окончательно отравит его организм, и последствия долго себя ждать не заставят.       - Четверо уже мертвы, осталось столько же, - мужчина поднялся и подошел к злосчастному столу, обтирая о ткань скальпель и вновь приближаясь к похищенному. Одной рукой он обхватил мальчишечье лицо и раздвигая веки, открывая полностью глазницу, а второй приблизил острие орудия к серому глазу. – Включая тебя.       Все. Хватит. Когда хирургический металл опасно близко к глазу, мужское тело едва заметно отшатнулось. На его груди расцветало кровавое пятно и похититель не понимающе рассматривал темное лезвие, пробившее его насквозь.       - Но медь…       - Глупцы, как ты, должны умирать собачьей смертью.       Сначала светловолосый выглядел удивленно, а потом… улыбнулся. Такой улыбкой, от которой по спине Рюноске пошли мурашки. Липкие, неприятные, словно пробирающиеся под кожу, прилипали к костям и стекались в одну точку на теле, образуя неприятный тошнотворный комок. Как бы ни хотелось отвернуться, Акутагава просто смотрел на безумца, который будучи на волосок от смерти стоял и улыбался.       И он начал напевать мелодию. Ту самую, которую любила его сестра. Его милая Гин. Она пела ее, когда готовила, убиралась, делала домашнее задание или сидела возле кровати своего брата, когда тот болел или его мучали кошмары и он не мог уснуть. Такая спокойная, домашняя и родная. Но из уст этого парня приятный темп стал отвратительным и тошнотворным.        Глаза застелила пелена ярости. Это он. Он! Он убил ее! Этот чертов мерзавец. Такое чувство, будто бы по голове ударили чем-то тяжелым, картинка перед глазами покачнулась, словно брюнет начал падать, но он сидел ровно.       Клинок разделяется и расходится в разные стороны. Песня прервалась и вовсе стихла, а на пол упало две части некогда единого тела.       Акутагаву бьет легкая дрожь от все нарастающей ярости. Он скалится и сверху вниз смотрит, как в темноте на полу растекается темное пятно крови, заливая собой некогда красовавшуюся на полу надпись. Еще одно лезвие появляется возле хозяина и в следующее мгновение голова светловолосого ублюдка отлетает в сторону.       «Я отомстил за тебя».       Атсуши открывает дверь в свою холодную квартиру и заходит внутрь, закрывает ее на ключ и устало облокачивается на деревянную поверхность спиной, устало скатываясь вниз и садясь прямо на пол, ладонью прикрывая глаза. Он хотел спать, просто провалиться в спасительную темноту и, возможно, никогда не просыпаться. Сердце глухо стучало, отдаваясь тяжестью и легкой болью. А кто говорил, что будет легко? Работа в подобной организации – это ответственность, страх за чужие жизни и постоянная смерть, которая может и не идет рядом с тобой, но всегда мило улыбается при очередной встрече, которую устроит сама. Рукой покажет на тело и скажет: «Я так рада тебя видеть, у меня для тебя подарок». Она, как назойливая девушка или парень, всегда ищет с тобой встречи, специально делает так, чтобы судьба вас снова свела вместе. И, надеясь на взаимность, снова заведет разговор, предложит прогуляться вместе. Быть вместе. «Смерть прекрасна». Накаджима не отрицал, эта дамочка может быть неотразима в своем понимании, изящна и неповторима. Но ему больше нравилась жизнь.       Сначала история Рампо о жителях острова, потом звонок на мобильный Дадзая и очередной срочный вызов.       Ты можешь слушать о том, как умирают люди или болеют дети, при этом чувствуя легкое сожаление и печаль ровно до того момента, пока не заболеет твой ребенок или смерть не придет за близким тебе человеком. Атсуши в который раз понял эту простую истину и открыл ее для себя настолько явственно, что в носу защипало, когда возле входа на место преступления, парнишку не проводили к пострадавшему. Акутагава коротко отвечал на вопросы, не смотрел на беловолосого, сжимая перебинтованную ладонь. На его лбу и шее виднелись покраснения, а где-то и откровенные ожоги. Накаджима послушно записывал все его слова, но не выдержал и прервал эту формальность, сказав, что он рад, что Рюноске жив. И ему очень жаль, что с брюнетом такое случилось. Желтоглазый знал, что из-за подобных слов мог получить по голове от не терпящего подобное брюнета. Однако Акутагава только посмотрел на сокурсника, коротко кивнул и долго смотрел, словно раздумывая, может он сказать следующие слова или нет. «Это он убил Гин». Атсуши вздрогнул, и в его сердце разразилась огромная дыра. Он открыл рот, даже не следя за тем, что он мог сказать и что из этого, вероятнее всего, последовало бы, но его прервал подошедший к ним низкорослый мужчина в шляпе. Неизвестный поинтересовался, закончили ли они, при этом смотрел на беловолосого практиканта. Его голубые глаза выражали серьезность и, казалось, что он воспринимает Накаджиму вполне себе серьезно. Парнишка заторможено посмотрел в блокнотик и кивнул. Как выяснилось позже, Накахара Чуя, поблагодарил Атсуши за его нелегкий труд и ушел вместе с Акутагавой, объясняя это тем, что им пора к своему начальству.       Оборотень поднялся на ноги, взял в руки сумку и пошел в комнату, желая поскорее уснуть и проснуться завтра, как на чистом листе своей жизни. В голове крутился вопрос, сможет ли он так же смотреть на мертвые тела, как это делают Куникида и Дадзай. Они не морщились и их не мутило. Естественно, они работают не первый день и даже не первый год, но фраза: «Со временем привыкнешь» выбивала из равновесия. Как можно привыкнуть к чужой смерти для беловолосого останется неясным еще надолго.       Темная комната выглядела такой чужой, хотя еще утром в ней было приятно проснуться. Сумка упала на пол, а сам Атсуши вышел на балкон, вдыхая ночной воздух полной грудью и всматриваясь в яркие огни. Воздух наполнился «запахом» вечера, но стремительно клонился к новому – ночи. Это все то же море, но уже без солнца. Все те же луна и звезды, но без былого приятного уюта. Вместо этого появлялся душный запах табака алкоголя и… крови. Оборотню не нравилось, как пахла ночь, и он предпочитал отсиживаться дома в это время суток, наполнить свою квартиру запахом горячего зеленого чая и ужина. Запахом листов очередной книжки или тетради. Чернилами.       Комната встретила его одиночеством, которое не прогнал даже загоревшийся свет. Тяжело вздохнув и натянув на губы улыбку, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, парнишка переоделся и поставил завариваться чай. Есть не хотелось, но приятный горьковатый вкус, мог согреть изнутри. Ему нужно проверить записи и упорядочить их, чтобы завтра быстро закончить с отчетом и приступить к другому заданию от Куникиды-сана. Чайник запищал, и кружку заполнила зеленоватая жидкость. Приятный аромат начал потихоньку заполнять пространство. Накаджима вернулся в комнату, поставив сосуд на, заранее приготовленный, стол и взял сумку, открывая ее.       Замирая.       В сумке лежала куча белых бумажек, которым, казалось, нет конца. Это были те самые фигурки оригами, которые сделал Дадзай. В груди разлилось приятное тепло, и на губах непроизвольно заиграла глупая улыбка. Парнишка опустился на пол и стал доставать их по одной. Жирафики, кораблики, журавлики, несколько фигурок похожих на больших толстых котов, самолетики и куча всего другого. Наверное, Атсуши рассматривал каждого из них по несколько минут и только умилялся, совершенно не думая о том, что парням не положено. Дадзай не походил на того, кто может сочувствовать или пытаться подбодрить кого-то, однако эти фигурки делали именно это. Скорее всего, мужчина просто в очередной раз хотел подшутить и не думал, что окажет подобный эффект на парнишку. Накаджима ему ничего не скажет, сохранит это приятное чувство глубоко в груди, потому что боится, что шатен посмеется и в своей обычной манере подшутит над беловолосым.       Атсуши этого не хотелось.       Он осмотрелся по сторонам, сожалея о том, что у него слишком мало полок чтобы уместить все творения демона на них, а потом его взгляд упал на голую стену. Парнишка вооружился скотчем, ножницами и фигурками, совершенно наплевав на то, что он хотел сделать работу, что на столе стынет чашка чая. Ему это было нужно. С его лица не сходила улыбка, а мысли были где-то далеко от убийств, смертей и всех этих проблем. Только он, милые кошечки, да мордочки и мысли о Дадзае Осаму.