Завтра будет лучше

      Первый день после долгих каникул начался с опоздания на урок французского. Мои внутренние режимные часики сбились, собственно, поэтому проспала. Я старалась бежать изо всех сил, но на первом же повороте выдохлась. Бросив идею с непредвиденным кроссом, я поплелась к школе размеренным шагом. Войдя в складище знаний, не увидела ни одного ученика, загулявшего точно так же, как я.       — Ты чего так поздно? — Раздался голос за спиной, когда я прошла мимо учительской.       Развернувшись, я встретилась со взглядом медовых глаз, сканирующих мой потрёпанный внешний вид.       — Кажется, я опоздала, — развела руками я, констатируя очевидное.       Натаниэль посмотрел на наручные часы, которые напоминали о почти пройденном уроке, и устало вздохнул, жестом зазывая меня в учительскую.       — И чего же сам староста прогуливает первый урок? — Отодвигая стул и присаживаясь, с небрежной ухмылкой поинтересовалась я.       — У «старосты» много работы, — ответил он, грустно смотря на сваленные документы в огромную кипу на столе.       — Ты не разобрал эту кучу за каникулы? — Пошутила я, но улыбка померкла, уловив пожирающий взгляд. — Не понимаю, как ты всё это терпишь?       — Не хочу терять эту должность, — староста почесал затылок в недоумении.       — Это лучше, чем когда о тебя вытирают ноги. — Заводясь с полоборота, запричитала я и сразу же пожалела о брошенных гневных словах. — И-извини.       Натаниэль недовольно покачал головой и сел за парту разгребать накопившуюся работу.       — Как тебе помочь? — Снизошла я, глядя на хмурого парня, нервно заполняющего какие-то бланки.       Но, отрезвляя и выводя из полусонного состояния, в этот самый момент из коридора донёсся звонок, противный звук которого я уже успела позабыть. Недолго песенка играла: ученики сразу же повалили толпами из кабинетов, принося в тихую учительскую порцию шума.       Не то, чтобы я не хотела помочь бедному трудяге, но… в приоритете были другие планы.       — Иди, — сжалился он, глядя, как я предвкушаю встречу с друзьями, теребя лежавший на коленях рюкзак, — сам справлюсь.       Попрощавшись со старостой грустной сочувствующей улыбкой, я вышла в коридор, наполнившийся изрядно бодрыми учениками, которые ещё до конца не осознали, что вышли с каникул и им предстоит ещё полгода безвылазно трудиться до очередных каникул. Подойдя к шкафчику, я кое-как вспомнила код, изрядно напрягая свои извилины. С горем пополам, а в моем случае со второй попытки, железная дверь со скрипом отворилась.       — Ты приехала! — С дикими визгами накинулось на меня нечто со спины, заключая в крепкие объятия. — Я думала: всё, конец!       — Розалия, и я рада тебя слышать, — потерев оглушённое ухо, когда девушка меня отпустила, съязвила я.       — Какие мы нежные, — с широкой улыбкой заметил Армин, а его брат-близнец тоже как и Роза принялся меня тискать.       — Я сейчас задохнусь, — взревела я или, скорее, пропищала, чувствуя, что грудная клетка вот-вот лопнет от слишком усердного сжатия.       — Ладно, ладно, отпускаю. — Нехотя отстранился синеволосый парень с лучезарной улыбкой, способной затмить само солнце.       — Как дела? Как каникулы? Дом, семья, дети… — Залепетала Розалия, беря меня под руку и уводя от «лишних» ушей.       — Кажется, всё налаживается, — улыбнулась я, позволяя девушке вести себя как куклу.       Постепенно всё становилось на круги своя, а моя жизнь плавным ходом перетекала из сумбурного и бешенного темпа в нормальный. С Розалией мы обменялись праздничными историями, случившимися с нами за каникулы, но девушка страстно выпытывала причину моего неожиданного отъезда, на что я держалась молодцом, да так, что любой суперсекретный шпион позавидовал бы моей стойкой выдержке на устроенном допросе.       Конечно, Розалия догадывалась о причине моей отрешенности, но предпочла не лезть не в своё дело.       Отношения с Лизандром как-то испортились, не то, чтобы мы были «заядлыми» приятелями, но уж больно подозрительно он молчал.       — Думаю, тебе стоит поговорить с ним, — обмолвился он однажды, поймав на химии мой сожалеющий взгляд, пялящийся на пустующее место на две парты впереди нас.       Ответа на его реплику не нашлось, а сам поэт похоже пожалел о выдвинутой гипотезе, тем более, что это лишь догадка, основанная только на моем потерянном состоянии.       Я стала снова бегать по вечерам с Кентином, возвращая былую физическую форму и скидывая «наеденные» за праздники килограммы. Полегоньку начала радоваться жизни: после посещения могилы брата груз, тащившийся за мной тяжёлой ношей, если не исчез вовсе, то явно полегчал. Я больше не брезговала пройтись с модными друзьями по магазинам, хоть и не покупала толком ничего, несмотря на умолительные просьбы подруги, но было весело наблюдать, как Алекси примеряет на себя все неординарные образы, какие только можно составить.       Но главная причина иногда моего побаливающего сердечка не появлялась в школе вторую неделю. Сама царица знаний, как будто больше не была столь же величественной без одного своего поданного: место за задней партой никто не занимал, будто бы к нему была прибита табличка с именем, на крыше никто не курил, прогуливая надоедливые уроки, никто не подкалывал дурацкими шутками и не грубил, и никто не ссорился со старостой на каждой перемене.       — Эй, крошка! — Окликнули меня, когда я уже покидала стены школы, выходя на улицу. — Собираешься возвращаться в сборную? Перерыв затянулся, не кажется?       Ким выжидающе, как притаившийся хищник на охоте, смотрела на меня, рассуждающую о полезности спорта в общем и целом.       — Думаю, да, — я положительно покачала головой, принимая предложение. — Когда тренировки?       — Как всегда, — капитанша усмехнулась, поправляя съехавший рюкзак.       — Хорошо, — кивнула я, — я завтра приду, — уведомила я, намереваясь уже уйти…       — Стой! — Останавливая мою попытку сбежать, девушка схватила меня за локоть и замялась, почёсывая макушку. — А ты не знаешь, что с Кастиэлем?       Ну, почему? Почему, когда называют его имя, мне хочется провалиться в землю, дабы переждать, когда всё утихнет?       — Не-ет, — растерялась я, заикаясь. — Откуда мне знать?!       — Эй, тише, — попыталась успокоить меня Ким, а я только сейчас поняла, что сорвалась на неё. — Ну, вы же соседи? Может, ты зайдёшь к нему и вытащишь на треньку, а? — Капитанша весело подмигнула, но мне было совсем не до веселья.       — Его школа не может вытащить, а я уж тем более. — Надулась я, не имея ни малейшего желания пересекаться с бунтарём.       — О, — девушка подбадривающе похлопала меня по плечу, — поверь, только ты его и вытащишь, — бросив заговорщический взгляд, она удалилась, оставляя меня наедине с подваленным кормом в миску для размышлений.       У меня создалось обманное впечатление, будто бы все знают что-то очень важное, но недосягаемое до меня. Эти обмолвки и недомолвки сводят меня с ума, а, может, я уже давно сошла и лежу со стеклянными глазами, привязанная к кушетке где-то в далекой закрытой больничке, накачанная по самое горло успокоительными, и всё это снится нескончаемым сном, слишком схожим с реальностью.       Во сне иль наяву, сама запутавшись где, я добрела до своего дома. Остановившись на лестничной площадке, бросила взгляд на квартиру того самого дьявола, что забрал мою душу в плен без моего ведома.       Нет, я не могу просто так взять и заявиться к нему. Да и что я ему скажу?       — Эй, слушай, Кастиэль, ты знаешь, ребята попросили проверить, а не отбросил ли ты коньки часом? — Прошептала я, забегая в свою квартиру и запирая входную дверь на все замки.       Бросив верхнюю одежду и рюкзак прямо на пол, я прошла в гостиную и плюхнулась на диван. Да что со мной такое?! В последнее время я слишком много думаю, и почему-то ничего путного от этого не получается.       Мне всё ещё больно, от осознания того, что я потеряла что-то важное. Что-то лежащее на поверхности, но никак не желающее выплыть. Прорешина в душе всё никак не заполняется, как бы я не пыталась. Всепоглощающая пустота не уходит и не рассеивается, хоть собирающую линзу подноси.       — Сейчас, — сказала я сама себе, поднимаясь с дивана и продвигаясь на кухню маленькими шажками.       Открыв висящий над головой шкафчик, я достала с самой верхней полки банку из-под кофе. Залезла внутрь и обнаружила старую заначку, когда-то спрятанную ещё во времена переезда в эту квартиру. Вышла на балкон, плюхнувшись на мягкий пуфик.       Закурила, мысленно ругаясь на себя, что сорвалась от долгой передышки, и в то же время оправдываясь, что сейчас самое время, иначе мои расшатанные нервы оборвутся окончательно, и потом я не смогу их ни залатать, ни склеить. Горький дым проник в лёгкие, обжигая горло, а никотин, от которого я отвыкла, наполнял кипящую кровь в моих жилах.       Взгляд зацепился за мягкие изгибы синтезатора, подаренного некогда тётушкой. И полились сумбурной рекой воспоминания, связанные с музыкой. Вот, я в первый раз на подкашивающихся ногах выхожу на большую сцену, играю свою первую сонату. Вот, я уже уверенным шагом выбегаю под неистовый рёв толпы, разжигая азарт ещё больше. И, вот, меня, нервничающую до безумия, буквально вытаскивают сильные, но нежные руки. Его руки.       Но ведь это невозможно? Невозможно так мастерски играть на публику, верно? Так до дрожи переживать за человека, видимо, на которого тебе наплевать. Так страстно целовать человека, которого ты не воспринимаешь как любимого. Либо он — прирожденный актёр, либо я — вылитая дура. Хотя, наверно, и то, и другое.       Не знаю, как и почему я вышла на лестничную клетку, но ноги сами принесли меня сюда. В последнее время никакая часть тела меня не желает слушаться: ни ноги, ни руки, ни сердце. На двери висели всё те же циферки один и три, образуя число «тринадцать», которое верящие в древние приметы люди предпочитают обходить стороной. Может, и мне нужно было прислушаться. Жаль, что слишком поздно это стало понятным.       Поднеся руку к дверному звонку, я замерла, не решаясь нажать на круглую чёрную кнопку, будто бы от этого нелегкого усилия сейчас зависела моя жизнь. Может, и в правду, не стоило переезжать в этот городок? Может, было бы лучше остаться в столице и попытаться пережить свалившуюся трагедию рядом с семьёй и любящим молодым человеком?       Ладно, я сама себя обманываю. Ничего бы не удалось провернуть без этого грубияна, к которому я всё никак не могу наведаться.       Окаменевшей рукой я нажала на кнопку, а за дверью послышался типичный звонок. Молодец, Джессика, нажать то нажала, а что делать дальше? Что говорить, в конце концов, как смотреть ему в глаза?       Время от ненавистного ожидания тянулось безумно медленно, еле волочась минутной стрелкой, и я бы ушла, поверив, что эта треклятая дверь никогда не откроется, но за ней началось приглушенное копошение, а после она отворилась.       — Да, открыл я, открыл, — взревел красноволосый, отдирая от штанины своего верного пса, вцепившегося в ткань мертвой хваткой.       Демон рычал на строгие просьбы хозяина отцепиться, но, заметив мою персону у порога, отпустил ногу и с чувством выполненного долга горделиво удалился, весело виляя хвостом.       Парень выругался себе под нос, а потом перевёл взгляд на своего гостя, то бишь меня, на секунду удивлённо приподнимая брови и сразу же напуская маску безразличия:       — Чего тебе? — Скрестив руки на груди, сухо спросил он с нескрываемым недовольством, что ему, видимо, пришлось отлепить пятую точку с кровати, так вдобавок ещё открыть дверь какой-то девушке.       — Привет. — Поздоровалась я, пряча взгляд в пол.       «Привет»?! Всё, что я могу выдавить из себя, так это «привет»?!       — Ну, привет, — озадачено проговорил он.       Между нами повисла неловкая пауза, и почему-то никто не собирался её нарушать, прерывая давящую на разум тишину. Ну и куда пропала та стерва, которая сидела всё время в глубине моего сознания? Почему именно сейчас она решила перетерпеть в уголке, оставаясь в тени, а наружу вырвалась супер-скромница, которая взгляд даже поднять не может?       — Если у тебя всё, то я пошёл. — Потянувшись к ручке, уведомил бунтарь, неотрывно следя за моей реакцией.       — Постой, — сипло попросила я, задерживая рукой прикрываемую дверь, и наконец подняла глаза, — тебе стоит начать ходить в школу.       — Ммм… — промычал он, надменно кивая головой, — что ещё посоветуешь мне сделать?       — Перестать быть таким, — я указала двумя руками на него.       — Я непременно послушаю ещё твои советы, но как-нибудь в другой раз, — саркастично утвердил он, покрываясь оболочкой раздражения.       — Ладно, я сдаюсь. — Вставая в позу сдавшегося, я подняла руки и отвернулась, направляясь в строну своей квартиры.       Идиотка! Какая идиотка! О чем я только думала, заявляясь к нему?! Что кинется ко мне на колени и будет просить прощения?! Ага, щас, прямо с разбегу.       — Подожди, — он остановил мою попытку уйти, словив меня за локоть.       — Не трогай, — взмолила я, вырывая руку и шёпотом добавляя, — не трогай меня.       Кастиэль не спешил одергивать руку и, развернув меня к себе, начал прожигать во мне дырку. Снова повисло напряженное молчание, сопровождаемое нашими неровными дыханиями.       — Я не думаю, что ты пришла сюда напомнить мне о школе, — предположил он, злясь на пустом месте, но в стальных глазах вспыхнула искорка надежды.       — Разве ты можешь предложить другую тему для разговора? — Усомнилась я, отрицая всё, что он там себе напридумывал.       — Что у тебя с ним? — Процедил сквозь зубы он, сжимая мою пойманную руку сильнее.       — А что у тебя с ней? — Настойчиво спросила я, требуя ответа именно на свой вопрос.       — Мне обо всех бывших тебе докладывать? — Снедовольничал он.       — А мне теперь всех своих парней приводить к тебе на оценку? — Не менее язвенно парировала я, напрягаясь в его грубой хватке.       Кастиэль скривился в недовольной роже, будто его сейчас бы стошнило, потом разочарованно выдохнул и, выпустив мою руку, поплёлся к своей двери.       Я смотрела ему в спину и совсем не узнавала его. Голова поникла, вялая походка сменила горделивую, а от прежнего царя жизни, которого никогда не волновало чужое мнение, отличное от его, не осталось и следа.       — Я пришла сказать, что у тебя есть друзья, Кастиэль, — после того, как я впервые назвала его имя за долгий промежуток времени, по телу разнеслась волна мурашек, — они за тебя очень переживают и…       — А ты? — Перебил он и, не разворачиваясь, повернул голову в бок, следя краем глаза за мной.       Признаться, он застал меня врасплох своим вопросом. Я стала мелкими шажками подходить к нему, а внутри разразилась буря, выплескиваясь наружу:       — Переживаю ли я?! Переживаю ли я?! Черт возьми, да ты все нервы мои вытрепал своими: «Ты, что, теперь с ним?», «А ты за меня переживаешь?» — Я передразнила его пессимистичный тон низким голосом. — Ведь я настолько горд, что не могу сказать напрямую, что…       — Люблю? — Закончил он мой монолог с вопросительной интонаций, продолжая стоять спиной, а у меня создалось впечатние, что, скорее всего, эти слова были посланы вглубь приоткрытой квартиры, его собаке Демону, однако, мне это не помешало задрожать как осиновый лист на ветру.       — Люблю, — он повторил усталым голосом чуть тише, разворачиваясь и в один миг подлетая ко мне, чтобы сжать в объятьях.       Я не противилась, не сопротивлялась, поддаваясь искушению, которое уже долгое время мучило меня, не давало дышать полной грудью, терраризируя слабенькие лёгкие, и не позволяло быть свободной, удерживая в клетке, из которой невозможно было выбраться до этого момента. Но он нашёл ключ. Ключ к моей свободе.       — Я тоже, — признала наконец я, а парень немного боязно прикоснулся своими губами к моим, будто бы сначала пробуя их на вкус, а потом, почувствовав в себе уверенность и мою податливость, стал целовать по-настоящему: страстно, пылко и одновременно нежно, стараясь не спугнуть.       — Куда? — Он прижался лбом к моей моей макушке, не желая отпускать, когда я отстранилась от него, делая глоток воздуха.       — Так и будем стоять в подъезде? — Я взглянула в стальные глаза, загоревшиеся необычайной теплотой, которая мигом согрела душу, а Кастиэль, приподняв меня от земли, занёс в свою квартиру.

***

      — Идёшь, крошка? — Спросила Ким, убирая вещи в шкафчик.       — Да, сейчас. — Завязывая потуже шнурки на кроссовках, ответила я, немного нервничая.       — Не задерживайся, уже разминка идёт, — капитанша подмигнула и бодрым шагом вышла из раздевалки.       Справившись с обувью, я подошла к зеркалу, чтобы проверить свой внешний вид. На темно-фиолетовой в белую полоску майке, заправленной в шорты, которые еле-еле доставали до середины бедра, красовалась эмблема школы, а на пол спины рисовались номер 18 и моя фамилия, написанная сверху полукругом.       Я завязала длинные алые волосы сначала в хвост, а потом доплела косичку, чтобы ненароком не убить кого-нибудь своим конским хвостом.       Конец весны подступил неожиданно, а вместе с ним и баскетбольные соревнования. Руководство решило, что выигранные за победу очки суммируются для двух сборных: мужской и женской. Наши парни уже отыграли свои игры и потерпели лишь одно поражение, а девушки, к сожалению, проиграли две. Я сильно нервничала, ведь предстояла последняя игра, на кон которой было поставлено всё: выиграет ли наша школа, принимающая эти весенние соревнования, золотой кубок или нет, борясь в нелегком поединке с другой школой, между которой мы пока делили ничью.       Взяв себя в руки и настроившись только на победу, я сделала глубокий вдох и вышла в спортивный зал, галдящий в предвкушении красочного боя. Моя команда уже разминалась на одном кольце, а на противоположном — наши противницы в белоснежной форме с синими полосками. За основной линией, окаймляя всю баскетбольную площадку, стояло много людей, собравшихся посмотреть на финальное противостояние. Заядлые болельщики держали в руках самодельные яркие плакаты с разными лозунгами.       — Ага, вот, и главная звёздочка турнира, — затараторила местная журналистка, поднося микрофон к моему лицу, — расскажи-ка, каково быть лучшим нападающим турнира из женских сборных?       Я растерялась, нервно ища глазами хоть кого-нибудь, кто мог бы меня сейчас спасти.       — Пегги, скройся, — чуть не выбив микрофон из рук, оттолкнул её Кастиэль, закрывая меня своим телом от назойливости девушки, на что та, хмыкнув, ушла искать другие жертвы.       — Мой спаситель, — я прижалась к нему, мысленно благодаря, что сегодня день пройдёт без убийств.       — Волнуешься? — Перебирая в своей руке мою косичку, с улыбкой спросил он.       — Немного, — я демонстративно подняла руки, показывая их сильную дрожь.       — А я думал, это ты от меня дрожишь, — ухмыляясь, он взял мою руку, поднося к губам и невесомо, почти неощутимо целуя её, отчего я сразу расслабилась, поддаваясь легкому флирту.       — Голубки! — Мы с Кастиэлем отпрянули друг от друга, пойманные с поличным Розалией, которая внезапно появилась около нас. — Я понимаю, что вы соскучились за десять минут разлуки, но у неё игра! — Девушка затолкала меня на площадку, еле расцепив наши переплетенные руки.       — Порви их, детка! — Крикнул парень мне вслед, а я покраснела, принимая брошенный капитаншей мяч.       Пока все игроки разминались, я краем глаза следила за противниками, делая пометки для себя: на кого стоит обратить усиленное внимание, а с кем можно и пофилонить. Но второе вряд ли получится, ведь это последняя игра, и нужно выложиться на полную мощность.       По залу разнесся громкий свист приглашённого нейтрального судьи, отчего даже зрители приумолкли, а команды разбежались по своим сторонам, падая на лавки. Учитель Борис раздал последние наставления перед игрой, крайне переживая за исход битвы. Потом раздался повторный свисток, обозначающий начало матча.       Команды вышли на штрафные линии, приветствуя друг друга стандартной фразой: «Команде напротив физкульт привет!», а после лишние игроки, неиграющие в первом тайме, убежали к своим тренерам ждать своего выхода. Я медленно потащилась к обозначенному белой линией кругу на середине поля, слегка припрыгивая, чтобы не потерять должный настрой.       Капитаны «раздали» игроков и вышли на самую середину бороться за сброс первого мяча. Мне досталось держать девушку с каштановыми волосами под номером «17», которую я незадолго до этого отметила в своей голове как сильного соперника. Но оспаривать решение Ким смысла не несло, ведь капитанша не хуже меня знает кто на что горазд.       Всё шло неплохо, хотя можно было бы и лучше. Моя команда выиграла сброс мяча и, быстро втянувшись в игру, открыла счёт, но ответ противников сразу же сравнял силы. На протяжении всего первого тайма мы то захватывали превосходство, то, наоборот, его теряли. На ничейном счёте после десяти минут сыгранного матча, послышался свисток на пятиминутный перерыв.       — Ты играешь в пол силы, Джессика! — Наругал меня тренер звонким голосом, пока я полоскала рот водой. — Если не соберёшься, будешь сидеть на замене. — Борис бросил на лавку пластмассовую планшетку, на которой рисовал разыгрываемые комбинации.       Его слова отрезвляюще подействовали на меня, и вышла я на поле, хоть и чуть расстроившись, но полная приливом энергии. Не найдя глазами игрока, которого держала в прошлом тайме, я подошла к Ким:       — Э, капитан, кого мне держать? — Спросила я, оглядывая противников.       — Тринадцать, — девушка сожалеюще похлопала меня по плечу, а я не на шутку испугалась, увидев эту машину для убийств: тёмная макушка возвышалась над остальными головами раза в два, мускулы на руках и ногах выделялись чётким рельефом. Это точно девушка?! Но, когда она обернулась, я поняла, что да, это особь женского пола, по бугоркам на уровне груди.       Мысленно попрощавшись с жизнью, я подошла к этой бабище, которая была, добрый вечер, на секундочку, как миниму на три головы выше меня. Ладно, Джессика, ты тренировалась с парнями, просто представь, что эта игра с ними и всё…       Я перевела взгляд на трибуны, ища знакомую красную макушку, но так и не нашла её среди разноперых голов. Но Кастиэль не мог уйти, бросив меня одну на произвол судьбы, поэтому я не сильно разочаровалась, уходя полностью вглубь игры.       Когда мяч попал мне в руки, я попыталась сделать резкий проход под кольцо, но моя попытка забить с треском провалилась о длинную руку высокой госпожи.       — Ладно, война, так война, — проговорила я тихо, чтобы мои слова затерялись в громком шуме, поднятом болельщиками.       Я старалась играть жёстко, расталкивая локтями любого, кто попадётся на моем пути, но также получая фолы за своё суровое поведение, совсем не следя за их количеством. Но я забивала голы, чудом ведя команду к победе, пусть и немного нечестным способом.       — Когда я сказал собраться, это не означало, что нужно месить всех подряд, — отчитал учитель Борис меня в наступившем большом перерыве, когда команды меняются кольцами, — два фола и тебя удалят. — Из-за зашкаливающего адреналина в крови я не понимала к чему он всё это ведёт. — Посиди пока.       — Но, тренер, — вскочила я с лавки, намереваясь оправдаться.       — Я всё сказал. — Мужчина смерил меня строгим взглядом и подозвал другую девушку на мою замену.       В обиде я бухнулась на лавку, скрещивая руки на груди. Отлично! Просто замечательно! То хреново играешь, то сурово играешь… Можно определиться уже, что от меня нужно?!       Следя за откровенно сливаемой в тартарары игрой, я пересеклась со взглядом стальных глаз. Сняв с себя кожаную куртку, видимо, из-за жаркой игры, Кастиэль стоял в углу, облокотившись о стену, и хмуро наблюдал за мной. Я развела руками, намекая, что ничего не могу сделать. Он усмехнулся, проводя по горлу пальцем как ножом. Краснея, я нервно отвернулась.       Выигранное мною преимущество медленно сходило на нет, пока я просиживала шорты на скамейке запасных или, как я ещё её по другому называла, «обиженных». Ну, правда, здесь все всегда сидят с очень хмурыми и напряженными лицами.       — Два фола, Джессика, — напомнил Борис, подходя ко мне и вручая табличку с номером игрока, которого мне нужно поменять.       — Ясно, — я вскочила с лавки, подбегая к судейскому столику.       Когда мяч от команды противника улетел в аут, судья позволил совершить замену. Ко мне подбежала девушка, забирая табличку со своим номером, и ободряюще похлопала меня по спине, уходя на скамейку запасных.       Я шепнула на ухо Ким, пока мы стояли у кольца, ожидая мяча, какую комбинацию сейчас лучше сделать. Девушка хитро кивнула, провожая меня заговорщическим взглядом.       Когда «первый» номер развёл мяч, Ким поставила блок, задерживая высоченного защитника, я быстро вошла в зону, забивая без труда два очка. Я дала «пять» капитанше за отлично сыгранную обманку, а баба-мужик, доставшаяся мне по наследству от предыдущего игрока, громко фыркнула, злясь из-за нашей проведённой операции.       Месть долго не заставила себя ждать, и когда я совершала очередной проход к кольцу, девушка с силой врезала локтем в мой бок, что от удара я не смогла сохранить равновесие, падая на пол и скользя на заднице пару метров.       Судья свистнул и показал тринадцатой фол, приказывая пробивать мне штрафные, а зал разразился недовольными визгами. Ко мне подбежала Ким, протягивая руку, чтобы поднять мою тушу:       — Ты как? — Со страхом спросила она, провожая меня к штрафной линии.       — Жить буду, — успокоила её я, хотя бок болел очень даже смертельно.       Судья подал знак, что можно бросать, и я приготавливалась забивать, чеканя мячиком о пол по нескольку раз. Каждое движение сопровождалось ноющей болью в правом боку, распространяющейся даже до руки.       — Точно всё норм? — Беспокоясь за моё полусогнутое состояние, поинтересовалась Ким, когда мы вместе возвращались в защиту после удачно забитых мячей.       Я кивнула, распрямляясь, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Попытавшись абстрагироваться от дикой боли в боку, я начала снова играть нормально, окрылённая замечательной поддержкой болельщиков, скандирующих всякие кричалки.       Когда до последнего окончательного свистка оставалась минута, счёт был совершенно не в нашу пользу. Мы отставали всего на два очка, а противники специально тянули время на нашей половине поля, отчего атмосфера на поле стала раздраженнее.       Моя сокомандница перехватила мяч, а вся толпа ринулась на половину наших противников. Пять секунд до конца матча, мяч попадает в мои руки.       Я принимаю решение идти напролом, через скопившихся у кольца защитников. Мяч отрывается от руки, звучит конечный свисток, а я снова падаю на пол, врезавшись сразу в двоих защитников.       В спортивном зале, кажется, замолчали все в ожидании вердикта судьи. Валяясь на полу, я снизу пыталась увидеть хоть что-то, выглядывая через чьи-то ноги, но все попытки тщетны.       — Вставай уже, — подняла меня Ким, вручая мяч.       — А сколько штрафных то? — Поняла я, что фолы всё-таки засчитали.       Девушка подняла указательный палец вверх, улыбаясь. Значит, забила. Я забила, черт возьми! Через двух защитников. Да я же машина. Но теперь счёт ровный… и последнее очко в моих руках.       Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить колотившееся сердце, вырывающееся из груди то ли из-за подскочившего адреналина, то ли из-за возложенной ответственности на мои плечи. Расслабившись, я бросила мяч, зажмурив глаза, а по громкой реакции зала стало понятным, что мяч прилетел точно в кольцо.       Ко мне слетелись члены команд, не только женской, но и мужской, окружая меня и поздравляя с победой. Кастиэль тоже сорвался со своего нагретого в углу места, поднимая меня и кружа вокруг оси.       — Кастиэль, — похлопала его по плечу я, задыхаясь от пронзившей бок неистовой боли.       Он испуганно поставил меня на пол, заметив моё позеленевшее лицо.       — Кажется, у меня сломанно ребро, — хватаясь за его плечо рукой, чтобы не упасть, уведомила я.       Не колеблясь ни секунды, парень подхватил меня на руки как пушинку и понёс к выходу из спортивного зала под всеобщий шумок празднования победы.       — Ребро, а не нога, — съязвила я, расслабляясь в его крепких руках.       — Молчи, пожалуйста, — попросил он, заливаясь краской.       Я бережно смахнула алую прядку, лезшую на сосредоточенные глаза, следящие за дорогой до основного здания школы.       — О чем ты только думала! — Не выдержал он, разражаясь яростью, когда поднимался по ступенькам.       — О победе… — я виновато потупила взгляд, уже смирившись с присвоенным статусом инвалида.       Кастиэль занёс меня в медпункт и бережно поставил на ноги. Скучавшая медсестра в белом халате сразу подорвалась с места, осматривая меня оценивающим взглядом.       — Молодой человек, покиньте помещение, — пролепетала женщина, бесцеремонно выставляя парня за дверь.       Я сняла майку, показывая масштабы бедствия. Кожа в месте удара припухла и уже наливалась синевой. Медсестра прощупала рёбра под мои недовольные вскрики, но смертельного ничего не обнаружила:       — Просто сильный ушиб, — выдвинула вердикт женщина и приоткрыла стеклянный шкаф, ища какие-то препараты, — я помажу, чтобы не было гематомы, — она выдавила на пальцы прозрачный гель и нахмурилась, — хотя её не избежать.       Подлатав мои «боевые» раны и назначив курс лечения, женщина с подозрительной улыбкой отпустила меня восвояси.       — Ну, что?! — Подлетел Кастиэль ко мне, как только я закрыла дверь медпункта за собой.       — Жить буду, — рассмеялась я, а парень с недоверием стал прожигать меня взглядом.       — Что?! — Устало вздохнув, я задрала несильно майку. — Просто синячок.       По округлившимся глазам парня, я поняла, что допустила оплошность, поэтому сразу одернула майку, краснея до кончиков ушей.       — И долго ты собиралась скрывать от меня свой «синячок»? — Игриво спросил он, притягивая меня к себе.       — Ты не спрашивал, я не показывала, — пожала плечами я, выпутываясь из его захвата, — думаю, нам надо вернуться.       Кастиэль кивнул и, взяв меня за руку, повёл по коридору. Мне стало нравиться его проявление чувств у всех на виду, хоть и, всё равно, было непривычно ловить косые взгляды на себе.       Когда мы зашли в спортивный зал, церемония вручения кубка победителям уже закончилась, повсюду на полу валялось цветное конфети, поблескивая на свету, а оставшиеся люди делали фотографии на память.       — Эй, — к нам подошла Ким, еле держа огроменный кубок в руках, — мне пришлось поднимать его без вас, — она продемонстрировала тяжесть трофея, небрежно передавая его Кастиэлю и сразу убегая.       Я улыбнулась, глядя, как сияет парень, примеряя на себя роль победителя.       — Ну, подержал и хватит, — усмехнулся он, нежно беря меня за талию, и подвёл к учителю Борису.       — Вы отлично постарались, — забирая трофей, проговорил мужчина.       — И что теперь? Грамоту дадите? — Пошутил парень, но гордость всё же проскакивала в его глазах.       — Не лопни от величия только, — съязвила я, хлопая его по плечу, и сразу улизнула, скрываясь от убийственного взгляда.       В раздевалке бесились девушки, ослеплённые победой, разбрасывая вещи и задорно хохоча. Я села на лавочку отдельно от всех и расслабленно выдохнула. Черт возьми, мы сделали это! Победили, несмотря ни на что.       Быстро переодевшись в повседневную одежду и распустив волосы из косы, отчего они стали слега волнистыми, я вышла в почти опустевший зал, но своего парня я не заметила. Покинув помещение, направилась к одиноко стоящей лавочке, на которой покорно ждал человек.       — И когда ты уже перестанешь курить? — Поинтересовалась я, отгоняя от себя облако дыма, выпущенное специально в мою сторону.       — Почему ты мне не рассказывала о своём тату? — Вопросом на вопрос ответил парень, сажая меня к себе на колени.       Выхватив из его руки сигарету, я сделала одну затяжку и выбросила в мусорку, выдыхая дым парню в лицо:       — Приятно?       — От тебя — да, — вгоняя меня в краску, он начал покрывать невесомыми поцелуями мою шею.       Спустившись с него на лавку, я отодвинулась и положила голову к нему на колени, заглядывая снизу вверх в серые глаза.       — Что она значит? — Не прекращал расспросы парень, интересуясь подробностями.       — Тебе так интересно? — С усмешкой спросила я.       — Я просто хочу понять, чем ты руководствовалась, набивая на груди насекомое. — Кастиэль залился смехом, откидываясь на спинку лавочки и подставляя лицо к весеннему солнышку.       — Не на груди, дурень. — Наиграно обиделась я, скрещивая руки на месте татуировки.       — Правда? — Он стал приподнимать мою майку, но мои руки покоились на самом «пикантном» месте. — Я не разглядел.       — А сам как думаешь, что она обозначает? — Проигнорировав его приставания, спросила я.       — Откуда ж мне знать, что у тебя в голове, — он наклонился, намереваясь поцеловать меня, а когда алые волосы стали щекотать моё лицо, я получила лишь поцелуй в лоб, сопровождаемый его привычной усмешкой.       — А ты попробуй. — Предложила я, тыкая указательным пальцем в его щеку.       — Ладно, — сжалился парень, — зная тебя, это что-то связано с мифологией.       Я разразилась смехом от его догадки:       — Вообще мимо, — смахивая проступившую слезинку, утвердила я.       Кастиэль нахмурился, скользя обжигающим взглядом по моему лицу:       — Сдаюсь.       — Ты и не пытался, — я поднялась, устраиваясь в позу лотоса, — это же на поверхности.       Парень снова напряг мозги, хмурясь, и было видно, что он, действительно, старается.       — Ладно. — Я растрепала его алые волосы, чтобы его суровое лицо хотя бы на секунду смягчилось. — Этот мотылёк, несущий на себе золотые цепи, символизирует выбор, в чем угодно. В музыке, в жизни, и даже в любви… — Я улыбнулась, а Кастиэль заворожено слушал, хоть и старался не подавать виду. — И только сделав правильный выбор, мотылёк освободится от оков, расправляя и являя миру свои восхитительные крылья.