послушай меня (сборник)

      — Нужно определиться, за что мы боремся.       — А за что мы боремся, Бэкхён?       — За твою жизнь. Чанёль по-детски удивляется отремонтированной дороге. Это кажется чем-то особенным, учитывая, что она долгие два с половиной года не ремонтировалась от слова «совсем». Автобус не качает из стороны в сторону, поездка проходит спокойно и кажется, будто это не его город. Пак всё равно отчаянно пытается запомнить его таким: с разбитыми дорогами, неровным асфальтом и совершенно не приспособленным для таких, как он. Бэкхён, кажется, не нервничает. Точнее, пытается делать вид. Ёль на него не смотрит — боится той реакции, что произошла с утра. Сколько раз он ещё будет видеть чужие слёзы? Они ведь как свои собственные жгут щёки ядом. … Белка было практически не видно. Ёль отшатнулся от зеркала и обессиленно опустил голову, боясь теперь касаться глаз. Но нужно в больницу, нужно умываться, собираться на приём. Ему нужно, только… для чего? Что он услышит нового? Ёль уже и сам понимает, что к чему. Бэкхён, кажется, тоже. Ошарашено осматривает «треснувшие» капилляры и будто неверяще, наконец, смотрит ровно в глаза. Точно в душу. Паку от этого больно, он отворачивается и включает воду. И так — каждое утро. Сколько это ещё будет продолжаться?..       — Она уходит в отпуск на месяц, — признается Чан, выйдя из автобуса. — Её не будет до октября.       — Что?! — Бэкхён будто задыхается. Ему не хватает... не хватает… жизни в лёгких и понимания… Чёрт возьми!       — Пак, — вызывает женщина, выглянув в коридор, заполненный людьми, — давай под микроскоп. Бэкхён застывает на враче взглядом. Пытается справиться с эмоциями, которые до сих пор бушуют внутри. Нет, он не имеет право удивляться, ведь она тоже человек. Ей тоже нужен отдых, отпуск, может, у неё какие-то важные дела, но ведь Чанёль… «умирает»! Садится на стул, вглядываясь в глаза медсестры, которая лишь поджимает губы. Она давно избегает смотреть в бэкхёновские, будто это может оскорбить парня.       — Ну, что ты мне скажешь? — вздыхает врач из тёмной комнаты.       — Утром проснулся, а глаза очень красные, — признаётся Пак, — сильно, прямо полностью. Вроде бы особой боли не чувствовал, но оно прошло после того, как я немного расходился.       — Нет, глаз красный, — замечает та, — до сих пор, и это мне не нравится… А кому нравится? Бэкхён стискивает челюсть, наблюдая за лучиками света на полу. Не знает, куда деть себя, свои эмоции, свои чёртовы бесполезные чувства! Пока они беседуют в комнате, Бэк непроизвольно вслушивается в разговор и думает о том, что им делать. Он не знает, куда податься. Как им жить этот месяц?! Чанёлю и самому Бэкхёну нужно будет вернуться на учёбу. Они должны закончить грёбаные универы, но если Бён ещё видит в этом смысл, то Чанёль уже давно разуверился в собственных силах и не хочет учиться. Его снова колют. Пока Ёль отходит от инъекций, Бэкхён заводит разговор с врачом, который ничем хорошим не заканчивается. Что такое «хорошие новости»? Бэкхён не знает. Бэкхён давно забыл о таких вещах.       — Кому в этом городе вы можете доверить Чанёля? — интересуется Бэк. — Мы были в городской больнице, но таким такие врачи, что… — он даже не хочет вспоминать. Его ужасно оскорбило то отношение к пациентам и это «ну, хотите, уколю вас?». Будто одолжение делают, Господи!       — Никому, — вздыхает та. — Здесь — никто не сможет даже нормально провести осмотр. По области может Ким, вы уже к ней ездили, но она с пятого по двадцать пятое сентября уходит в отпуск.       — И что делать? — ошарашено спрашивает Бэк. — Как без осмотров? Как поддерживать всё это, если ему становится с каждым днём хуже? Оно ведь не останавливается!       — Спокойней, пожалуйста, — примиряюще поднимает руку, — я всё понимаю, но здесь вам даже нормально не смогут удалить ресницу. От гормональных капель и уколов у него стали расти ресницы внутрь — это может влиять на раздражение конъюнктивы. Вчера и сегодня мы их удалили, но это, как видите, не помогло.       — Что делать этот месяц? Как нам поддерживать глаза? Снова капать капли по шесть раз в день? Мы снова вернулись в исходное положение: такое усиленное лечение было в самом начале.       — Иначе нельзя, — пожимает плечами та, — у нас четыре вида каплей, которые мы используем, и не все они помогают. Пользуемся ими уже больше полугода, поэтому придётся найти заменитель одному из них. Занимайте деньги, ищите, заказывайте заграницей, но капли должны быть у вас. Этот месяц мы будем усиленно закапывать их Чанёлю.       — А остальные… — еле выдавливает Бэк, но женщина мягко просит его не волноваться.       — Длительное применение противовоспалительных препаратов может вызвать разрыв клеток эпителия, истончение роговицы, эрозию, образование язвы или перфорацию роговицы. Эти побочные явления могут создавать риск потери зрения. Мы и так с вами всё время на грани, поэтому лучше перестраховаться. Выходят из кабинета будто неживые. Бэкхён боится показаться слишком резким или же разочарованным, но всё равно не удаётся удержать себя в руках. Слишком сложно контролировать себя, когда ты в очередной раз находишься в безысходном положении, точнее… когда из него и не выходил. Бэк боится смотреть на Пака, знает, что увидит на лице маску огорчения, которая уже въелась в кожу.       — Что я могу сделать для тебя? — шепчет Бэкхён, обхватив его лицо ладошками. Воспалённые, такие болезненные, такие мутные после инъекций глаза смотрят на него с равнодушием. Бесчувственно сверкают в свете солнца, словно яркие огни, и этим стоит наслаждаться. Пока есть возможность.       — Что я могу сделать для тебя, Чанёль? Что я могу сделать для тебя? Что я могу?.. Всё для тебя.