послушай меня (сборник)

Только закрыв глаз, сразу понимаешь: не видно. Точнее, видно, но недостаточно точно. Чанёль поджимает губы, стараясь не обращать внимание на застывшего, словно камень, Бэкхёна. Он с такой надеждой подбирается на том стуле, с такой верой смотрит, куда медсестра указывает указкой и с невероятным разочарованием прикрывает глаза, когда Чанёль путает буквы.       — Ну, — ободряюще выдаёт женщина, — ноль пять. Бэк не оборачивается. Бэк боится, что будут заметны его чувства. Они ведь отпечатываются на лице так точно, что… будь Ёль слепым, он бы их всё равно увидел.       — Иди под аппарат, — мягко произносит врач, указав на тёмную комнату. Парень поднимается и застывает на долю секунды, не зная, почему так дрожат ноги, почему не хотят идти, почему так тяжело… стоять. Бэкхён оборачивается. Готов подхватить его под руки, взвалить на спину, словно крест, но… этого не нужно. Чан неловко улыбается (так, словно только учится), будто пытается подбодрить, но это ведь его нужно успокаивать, а не Бэкхёна.       — Какие-то жалобы? — спрашивает женщина. — Глаза не болят? Колени?       — Нет, — качает головой, пока протирают подставку, — ничего не беспокоит, только… вчера был «туман». Небольшой. Она ничего не отвечает, указывает на подставку и настраивает под его рост, чтобы было удобно. Чанёль всегда смотрит в одно и то же место: когда проверяют правый глаз — на чёрную шайбу аппарата, когда правый — на её серьгу.       — Ничего нового, — выдаёт, после тщательного осмотра, — только помутнение… Может быть, что-то всё-таки есть?       — Я не чувствую, — еле выдавливает парень. — Ничего не беспокоит.       — Но «туман» снова появился… Исходная точка. Две недели назад у него было практически абсолютное зрение: 0,7 и 1, а сейчас он видит только первые пять строчек, и то, только одним глазом. Зачем щурился, чтобы увидеть буквы? Наверное, не хотел расстраивать Бэкхёна. Это кажется весомым аргументом. Бэк сидит на месте, прикрыв глаза после женского «Набирай шприц», адресованного медсестре. Женщины быстро расправляются со своими делами: одна набирает, вторая решает, что назначить в этот раз. Парень обращает внимание на Чанёля и стискивает зубы, сжимая в руках рюкзак.       — Выдержишь? — спрашивает врач, проспиртовывая ватку. Ёль грустно усмехается.       — Конечно.       — На потолочек, — мягко командует женщина. Повинуется. Бэкхён приказывает себе смотреть, как игла таранит щёку, как стискивает пальцы в кулаки Чанёль, как облегчённо выдыхает, когда приходится прижимать ватку к коже, чтобы не было синяка. Бэкхён приказывает себе помнить всё это, считает это наказанием за то, что ничем не может помочь.       — Всё нормально? — неожиданно спрашивает женщина, медленно вводя иглу в другую щёку. — Терпишь?       — Да, — еле слышно выговаривает Ёль, с силой сжимая свою ногу пальцами. Бэкхён готовится его подхватыватить, если что. Но этого не случается. Он выдерживает, действительно беззвучно терпит, позволяя орудовать иголкой внутри. «Это ужасно», — думает Бэкхён, наблюдая, как спокойно продолжает сидеть Ёль с закрытыми глазами. Прижимает пальцами ватку к щекам и чему-то улыбается. Чему-то своему. Каким-то мыслям. Врач снова спрашивает его, всё ли в порядке, и тот просто кивает головой. Бэк никогда не спрашивает, больно ли это, тяжело ли это, страшно ли, печет ли, горячит ли. Чанёль не рассказывает, да и незачем. Заводится разговор за приём капель, Ёль ровно отвечает, какие и сколько раз в день принимает. Ещё прижимает ватку. Сидит. Женщина так печально смотрит на Бэкхёна и это передаёт ему всю смесь ужаса и смирения в ней. Почему же он не может смириться? Почему Чанёль, будучи ввязанным в это всё, смог, а Бэкхён не может? Потому что не хочет его терять.       — Во вторник, — завершается приём, — к десяти. Не забудь про противовоспалительные.       — Всё понял, — Ёль отнимает вату от щёк и ясно смотрит на женщину.       — Всё хорошо, — кивает она, выбрасывая их, — можешь идти. В коридор. А там — куча людей. Чанёль идёт дальше, скрывается в тёмном проходе, будто это поможет ему перестать замечать нужду в выздоровлении. Она-то ему уже... Нет, Бэкхён ударит за такие мысли. Парень становится перед ним и так ласково смотрит, так нежно, что начинает щипать и без того раздраженные лекарством глаза. Ничего и говорить не нужно. Ёль закрывает рот ладошкой и качает головой, будто неверяще прикрывая глаза. Бэкхён обнимает сильно. Его руки всегда это делают очень сильно и так... нужно. Чанёлю страшно, каждый раз он пребывает в таких эмоциях, что его кроет. Бэкхён обнимает. Он остаётся с ним. Хоть что-то остаётся рядом с ним. Хоть что-то есть у Чанёля до какого-то времени. Бэкхён обнимает. Бэкхён обнимает. Бэкхён обнимает.