послушай меня (сборник)

как не режь себя, как не уродуй, как не линчуй — ничего уже не исправить. Бэкхён читает в диалоге слова извинений, но всё равно ничего не ощущает. Боль, поглотившая его от «первого звонка», притупилась. Дышать легче не стало, рассудок не освободился от мучений, смирение так и не пришло. Даже спустя четыре месяца смирение так и не показало своё лицо. Бэкхён не умеет принимать такую боль. Бэкхён разрушен. Бэкхён не умеет прощать. В груди всё жжётся. Хочется с силой вдохнуть в себя прохладный от дождя воздух, но ничего не выходит — отрицание прощения перекрывает кислород. Невозможно дышать. В груди всё ноет, стонет, рушится. В груди всё взрывается от обиды и потери доверия, но он хотя бы прояснил свой разум — на немного. Совсем на чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы ненависть не срывалась с его языка и не пылала в глазах. Бэкхён старается не винить себя. Он знает, что от него ничего не зависело, да и помогать предавшему избежать ошибки… а зачем было вообще это совершать?.. Звоночки один за другим на протяжении четырёх месяцев звонили, как колокола, но Бэкхён думал: «как же! Это ведь мой друг, часть меня, мы столько лет вместе, через столько прошли!..» Но вот — человек оступился раз, два, три и, наконец, четыре раза. Бэкхён за четыре месяца взял себя в руки ровно четыре раза, один из которых дался ему особенно тяжело. В конце концов привыкаешь. Отпустить не можешь, но… впрочем, и не стараешься. Бэкхён не собирается прощать такую боль. Бэкхён никогда не умел прощать. Он смотрит на сообщение, смотрит на стикеры, один за другим сваливающиеся в личный чат, и больше ничего не чувствует. Потому что предавший перечеркнул столько лет дружбы!.. Хм, как неловко получается… И больше не хочется ни с кем общаться. Открывать своё сердце — табу. Доверять — тоже. Как страшно оказаться беспомощным. Бэкхён ведь и правда хочет, чтобы море успокоилось в груди, но грозу из сотни сообщений и очередных проступков невозможно усмирить. Ветер перемен глушит Бэкхёна, заставляет его думать: «пора прощаться, Бэк, отпускай». И Бэкхён отпускает. Не отвечает так, как раньше. Кривится при виде сообщений. Дрожит от раздражения, глядя на ужасно выполненную работу (чёрт бы тебя побрал брать для совместного дела друзей, Бён Бэкхён!). Уничтожает себя, наблюдая за новыми, новыми, новыми пачками смс. Бэкхён не верит, что человек пытается вымолить прощение. Это сделать уже невозможно. После стольких проступков, стольких дней, замкнутых внутри себя, после той невыносимой боли… Он больше не сможет смотреть ему в глаза, отвечать на сообщения так, как раньше. Больше не сможет прекратить быть недовольным, раздраженным и печальным. Он больше ни слова не скажет о своей жизни, ни слова не ответит с уточнениями и деталями на вопрос «Как дела?». Человек уже ничего никогда не исправит. Понадобятся года, чтобы унять эту боль, но друг так ничего и не поймёт. До сих пор ведь не понял…

Как человек — ты хороший человек, но как друг — ты плохой друг.

За окном гроза. Внутри беспокоится море. Рассудок превозносит чувства в физическую боль. Как же так получилось, дружище?.. Как же ты мог?.. как не режь себя, как не уродуй, как не линчуй — ничего уже не исправить.