послушай меня (сборник)

      — А здесь он ещё совсем молодой, — женщина шмыгнула носом и улыбнулась. Рука дрогнула, прижимая к губам носовой платочек. Глаза заполнились слезами. Она снова покачала головой. Из соседней комнаты донёсся судорожный вдох. Чанёль закрыл глаза и сжал пальцы в кулак. Послышалось скуление. Парень плавно закрыл глаза, окунаясь во внутреннюю пустоту, ощущая нарастающий в голове гул. После контузии гиперакузия работала и в обратную сторону, нанизывая тонкие звуки на нити нервов. Сознание буквально представляло, как внутри головы что-то натягивалось до предела и начинало вибрировать, словно раскачивающиеся на ветру провода. Госпожа Бён не сразу отреагировала на посторонние звуки. Вся она была погружена в старенький фотоальбом, по прежнему не сводя взгляда с фотографии сына. Чанёль распознал возвращение в реальность по шороху плотного траурного платья. Бён поднялась с дивана и положила на стол альбом.       — О, моя дорогая, — нежно произнесла она в соседней комнате, — моя дорогая девочка… Пальцы отказывались разгибаться, а скуление в комнате плавно переросло в затяжной вой. Чанёль услышал, как женщина начала успокаивать внучку, и открыл глаза. Альбом был повёрнут к нему наискось, видно было лишь несколько фотографий с левой страницы большого старого альбома. Бёна на них было не узнать: искристый, улыбчивый, ещё без шрамов на руках и шее, у ноги пёс — немецкая овчарка с острыми ушами и открытой пастью. И правда, совсем молодой, но уже кажущийся достаточно мужественным, чтобы привлекать внимание. Парень опустил взгляд чуть ниже на второе приклеенное к альбому фото. Там Бён всё ещё молодой, но взгляд немного изменился, а искренность улыбки отчего-то практически не ощущалась. Под фото оставлен год и приписка «старший мужчина в семье». Вот как…       — Не надо, — голос срывался, едва удерживаясь от желания нужды заплакать в унисон, — не надо так, родная. Отец Чанёля погиб два года назад. Он помнил отчаяние, захватившее его перед заданием. Помнил командира Бёна, уставившегося на него с пониманием, и последующий приказ о замене механика-водителя. Мужчина обладал удивительной способностью молча понимать то, что до других не доходило. Возможно, потому что остальные не успели попрощаться со столькими родными, как он и Чанёль.       — М-мамочка, — проревел ребёнок, и тут же девочка зашлась в новом плаче. Навзрыд. Ни стены квартиры, ни стенки черепа Пака не смогли воспрепятствовать прямому попаданию в цель. Чанёль зажмурился и отвернул голову в сторону, практически утыкаясь носом в погоны на плече. Запах выстиранной формы разбил нос, выветривая из головы бледное отрешенное лицо командира. Тот день Пак запомнил только из-за того выражения лица. Бён выехал из части тем же вечером. Через сутки они узнали, что состоялись похороны госпожи Бён. Дочке Бёна на тот момент было тринадцать лет… Мать командира очень любит своих родных. Наверное, даже сильнее, чем стоило бы. Пак так подумал, когда открыл глаза и уткнулся взглядом в стену около книжного шкафа — вся гостиная была завешана фоторамками семьи Бён: бабушки и деды, фото отца в военной форме и матери (ещё молодые и улыбающиеся), свадебные фото молодых супругов Бён (пока без третьего члена семьи), затем фотографии братьев Бён Бэкхёна, множество фото взросления дочери… На это невозможно было смотреть без слёз. В грудь словно ногой ударили. Не проломило, но ощутимо нанесло урон. Чанёль судорожно вдохнул и замер, прислушиваясь к телу. Затылок словно укололи иглой, и по шее до правого плеча опустились мурашки. Ёль стиснул зубы и скосил взгляд вправо к альбому, но ожидаемо ничего не увидел. Фотография молодого парня вызывала в голове бунт: Чану всегда казалось, что командир всегда был таким, каким он его знал, будто таким взрослым сразу и родился, потому что взрастить в себе такие качества и воспитать в себе такое мужество… Ощущение чужого присутствия продлилось недолго, но его было достаточно для того, чтобы абстрагироваться от звуков из соседней комнаты.       — Я присмотрю за ней, а ты присмотри за нами, — шепнул Чанёль. Внутренности на секунду скрутило от ещё одного порыва мурашек. Парень спокойно выдохнул и подвинул к себе альбом, переворачивая страницы дальше, чтобы встретить знакомое суровое лицо с по-доброму искрящимися глазами. Вот это был командир экипажа, вот это точно был Бён! По-своему суровый, способный отстаивать честь и достоинство, готовый на всё, и в то же время — умелец, обладающий тяжелой рукой, колким языком и хлёсткими замечаниями. Чанёль вдруг подумал, что чертовски соскучился по чужому голосу и вздохнул. Пальцы, наконец, разжались, чтобы намертво прикипеть к чужому фотопортрету. Знакомая форма, фуражка, погоны, медали… Чан сжал губы что есть сил, борясь с эмоциями и мыслями о том, как он будет дальше жить без верного товарища, друга, части его жизни. Как сможет подчиниться и работать под началом нового командира?.. Может, подать в отставку?..       — О-ой, бабушка-а, — горько прорыдала девочка. Закашлялась. С хрипом вырывая себе глотки воздуха. Чанёль скривил губы и закрыл альбом, поднимаясь с места. Он не знал, что будет делать, войдя в ту комнату, но… Глаза прикипели к молодому только окончившему военную академию будущему командиру танкового взвода. Ноги вросли в пол. Сознание взбунтовалось. Другой взгляд, другое лицо, другой человек, словно не тот, кого они не так давно потеряли… «Не таким я тебя запомнил. Не таким…»