Синяя птица

      Давным-давно, на заре веков, люди воевали. Они не знали усталости и сострадания, сражаясь не на жизнь, а насмерть, и не помнили даже толком, из-за чего. Богиня, наблюдающая за своими детьми, печалилась, ведь ненависть — совсем не то, что хотелось видеть в их сердцах. Долго ждала она и не вмешивалась в надежде, что в сердцах людей пробудится любовь, но боль ее однажды стала невыносимой.       Тогда в обличье синей птицы Богиня явилась людям, но долго искала хотя бы кого-то, еще способного слышать и прислушиваться. Первыми такими оказались мужчина и женщина, совсем уставшие от сражения, но не желающие уступать. Их битва была такой яростной и отчаянной, что казалось, будто ничто не сможет остановить ее, но случилось иначе. Синяя птица начала петь, и женщина первой прекратила сражение, чтобы найти источник столь прекрасных звуков. — Постой, — взмолилась она, глядя на противника, и тот, на удивление, не воспользовался возможностью ударить в спину. — Ты слышишь? Что это за звук? — Должно быть, поет эта синяя птица, — ответил мужчина, глядя на ту, кого несколько мгновений назад хотел уничтожить. — Как прекрасна ее песня, — восхитилась женщина, и взгляды их встретились. Больше этим двоим не хотелось драться, ведь души их согрело тепло солнечных лучей. С тех пор считается, что сердца тех, кто услышит чарующую песню синей птицы, навсегда станут едины… — Рима, хватит читать, — из-за двери библиотеки послышался голос пожилой няни. — Пора готовиться к ужину! — Уже иду, — негромко ответила Рима, радуясь, что никто не стал заходить, иначе ей бы точно досталось. Негоже леди сидеть на подоконнике — для этого предназначен стул, а книгу положено класть на стол, дабы не нарушать величественность осанки, но никак не на колени.       Приходилось запоминать так много ограничений, выдуманных непонятно зачем и для чего, что порой болела голова. Она давно не видела никакого смысла в этих дурацких правилах, но непременно следовала им. Лорд и леди Маширо, зачастую занятые собственными делами и совершенно безразличные ко всему и всем, на удивление, жестко следили за тем, чтобы их дочь соответствовала данному с рождения громкому титулу «леди». Правда, чаще всего создавалось впечатление, будто им ровно так же плевать, только на все, что угодно, кроме семейной репутации. Рима аккуратно слезла с подоконника, расправила складки на легком платье, в котором всегда ходила дома, и, не забыв поставить книгу на место, отправилась в покои. Нужно обязательно подготовиться к приезду родителей, чтобы не ударить в грязь лицом и не получить очередной бессмысленный выговор.       Комната Римы, как и все вещи в шкафах и тумбочках, содержалась в идеальном порядке, но вовсе не оттого, что хозяйка была излишне педантичной. Причина скорее в том, что не хотелось сталкиваться с родительским недовольством из-за такого незначительного промаха. В гардеробе хранился всего один наряд, который она по-настоящему любила, но он слишком прост для аристократки, тем более из древнего рода, а потому часто носить его, испытывая терпение старших, было бы несусветной глупостью.       Раньше она порывалась высказаться, намекнуть, что совсем не любит голубой цвет, преобладающий в убранстве покоев и нарядах, что не выносит высокие прически, от которых уже через несколько часов начинает болеть голова, что хочет жить обыкновенной жизнью и иметь возможность хотя бы раз в месяц выходить из дома, не нуждаясь в присмотре или разрешении… но со временем поняла, насколько бесполезны эти попытки. Ох, как же много в мире вещей, о которых можно только мечтать, и почти для всех них никогда не найдется места в жизни такой, как Рима. Впрочем, она уже давно перестала показывать кому-либо свою печаль, только в окно продолжала смотреть все с той же тоской. — Рима, ты готова? — снова из-за двери послышался голос, но звала уже не няня, а ее внучка Аму, единственная, с кем Рима смогла поладить и кто хоть немного знал настоящую ее, не осуждая за неподобающие предпочтения и шутки. — Уже иду, — на этот раз Рима ответила громче и перед выходом из комнаты все-так взглянула в зеркало. На нее смотрела миниатюрная девушка со светлыми волосами, уложенными в замысловатую прическу, и неестественно бледной кожей — признаком того, что обладательница слишком редко бывала на солнце. В глазах отчетливо виднелась грусть, которую так легко спутать с холодностью, но это, пожалуй, всегда было только на руку.       На большом столе уже стояли блюда, и Рима никогда не могла понять, для чего нужно готовить столько, сколько даже не можешь съесть. Пускай слуги и называли госпожой, всячески пытаясь угодить, как таковой хозяйкой она себя никогда не ощущала. Как всегда, Рима первой оказалась в трапезной и дожидалась родителей, которые каждый день непременно опаздывали и приходили всякий раз по отдельности. Она сделала глоток воды, ожидая, когда откроется дверь, и на пороге появится мать или отец, но на этот раз случилось нечто совершенно невероятное.       Первой вошла удивительно красивая светловолосая женщина с неестественно ровной осанкой и колючим взглядом янтарных глаз. Она мельком посмотрела на дочь и кивком головы ответила на приветствие, тем самым позволяя остаться сидеть на месте, а не пониматься, как обычно. Кто бы что ни говорил, а поразительную внешнюю красоту Рима унаследовала именно от матери, Азуми Маширо, у которой отчетливо выделялись аристократически-правильные черты лица и крохотный носик, так чудесно дополняющий их. Сразу следом за женой появился Исаму Маширо, но его лицо выражало только раздражение. На дочь он не стал обращать никакого внимания, словно она и не сидела здесь за столом. Он поправил черные волосы и шумно выдохнул, глядя на Азуми с особенным недовольством. — Бал уже завтрашней ночью, а ты даже не можешь толком найти время и подготовиться, — возмущенно сказала Азуми, когда муж сел напротив. Сложившееся положение дел ее явно не устраивало, но ничего другого Рима не ожидала. Всякий раз ужин начинался с бессмысленного спора о чем бы то ни было. — У меня есть более важные дела, чем подбирать камзол под цвет твоего платья, — Исаму не стал дожидаться других и сразу приступил к еде. Сегодняшний день явно выдался утомительным, и завтрашний обещал быть не лучше. — Бал уже завтрашней ночью, — повторила общеизвестный факт Азуми. Рима, которая обычно пропускала ссоры родителей мимо ушей, прислушалась. Почему-то этот бал ее очень сильно заинтересовал, пускай шанса попасть туда не было вовсе. — Нельзя показывать, что семья Маширо скоро распадется, и подобным отношением ты только доставляешь мне лишние хлопоты. — У меня есть дела поважнее, чем танцульки и глупые разговоры, — Исаму фыркнул, отодвигая подальше пустую тарелку. Слуга подсуетился и каждому поставил второе. — Назревает крупная сделка с заморской торговой компанией. Нам это принесет куда большую пользу. — Говорят, там будет сама принцесса Фуджисаки, — Азуми старалась не повышать голос, но упрямство мужа и его чрезмерная увлеченность работой просто выводили из себя, ровно как и лорда Маширо раздражала чрезмерная зацикленность жены на светской жизни. — Будет неплохо познакомить их с Римой и устроить наконец-то ее будущее. — Этому не бывать! — Исаму резко поднялся из-за стола и стукнул по нему кулаком. Вода из полного стакана пролилась на скатерть, но это никого не волновало, когда решались настолько важные проблемы. Проблемы, как на первый взгляд казалось, созданные из ничего. — Рима ни за что не поедет на этот бал! Не хватало еще и за ней присматривать!       Рима осушила стакан и поднялась из-за стола. Она ожидала оклика или хотя бы пожелания доброй ночи, но осталась даже без капельки внимания, стремительно удаляясь из трапезной. Как всегда, родители увлечены только ссорами и решением несуществующих проблем, но никак не дочерью. Как и всегда после каждого ужина, Рима заперлась в комнате, отказавшись от помощи Аму в подготовке ко сну, и легла в постель прямиком в неудобном платье. Все, что оставалось, — это горько расплакаться, сетуя на судьбу и невозможность что-либо изменить. Как же надежда? Рима уже давно потеряла ее, как и всякую веру в чудо.