***
— Как вчера посидели, Машунь? — Нормально, ба, посидели, я бы сказала продуктивно. Поговорили, было о чём подумать. — То-то я целую ночь слышала, что тебе не спалось. До чего хоть договорились? — Ты была права, у Костика серьёзные намерения. — Даже так? Вот так вот сразу и заявил-то о своих намерениях? — Ну… Это я, настропалённая вами, решила взять быка за рога и предложила рассказать всё начистоту, ну, а он и не сплоховал. — А ты? — А что я, ба? Мы ж не дети, да и ты верно заметила, люб он мне, только… Я решила вначале присмотреться, ты бы первая меня не поняла, если бы я с порога заявила: «Здрасти, Вася, я вся ваша». Скажи, что, не так? — Так! Не тому я тебя учила, верно. Но ты это, сильно-то не кочевряжься, парень-то хороший, почем зря не обидит, будешь за ним, как за стеной. — Бабуль, я всё понимаю, но сейчас мы совершенно незнакомые люди и… В общем, я пригласила его к себе в гости, поживём, посмотрим. — Даже так?! Ну, внучка, ты даёшь! Хотя, а ведь и верно, чего кота за яйца в крапиву-то! Вот ведь, разумница моя! Вся в бабку! Если б не я, дед бы твой ещё долго сопли жевал, хлопец видный был, да нерешительный, что тот жеребёнок. Ты сама завсегда должна думать, а мужик, коли он справный, то и сам дотумкает, что к добру то всё. На когда пригласила-то, мне ж надо наготовиться, чтоб тебе было чем мужика кормить, а то знаю я твои перекусы на бегу. Заморишь его, а мне Надька потом будет по ушам ездить, что воспитала не хозяйку. — А чего, как ты говоришь, кота за яйца, вот прям вечерком сегодня и поедем, посмотрим насколько нас хватит. Так что пирожков с капустой ещё успеем напечь. — Даже так? Ну, ты, Машунь, и ехидна. Моя порода! Пошли-пошли, а то ты совсем заспала, тесто не успеет подойти. Так, с капустой говоришь, там у меня ещё ливер покрученный есть, фасоль и ватрушек надо, ты же любишь. — Да, бабуль, куда же без ватрушек.***
— Ало? — Привет, Мариш. — Привет. — Ты не передумала? — Да нет, вот с бабулей пироги готовим, только на последней маршрутке поедем, не успеваем мы. Ба боится, что я тебя голодом уморю, так что гостинцев намечается мешок; готовься, тебе всё это на своём горбу тащить. — Я на машине, Маш, справлюсь. Как баба Варя отнеслась? — Назвала меня ехидной и признала во мне свою породу, а твоя мама? — Видишь ли, я конечно знал, что она меня мечтает окольцевать, но не ожидал, что с самого утра будет в спину выпихивать и угрожать, что если я тебя профукаю, то я ей больше не сын. Ну и также с утра подрядилась шеф-поваром: голубцы, картошечка, отбивные. Нам еды на всё время хватит. — Вот и славно, будем заниматься обжираловкой и гулять. Ум… Кость, а тебе не страшно? — Страшно, Мариш, но… Я готов рискнуть. — Ну-ну, рисковый хлопец. Всё, не отвлекай, жду к восьми, как раз управимся и я чуток в чувства приду, тут такая жарень; печка — это тебе не в электродуховке кулинарить. Ладно, до вечера! Тёть Наде привет. — До скорого…***
И вот едем мы в его машине, деревья за окном мелькают, а я молчу и улыбаюсь. Всё вспоминаю, как бабуля нас провожала. Это ж надо было лекцию прочитать нам такую, словно мы подростки прыщавые и идём на первое свидание. Это хорошо, что мои родители по путёвке укатили на две недели в Карпаты на оздоровление, а то б ещё и перед ними отчёт держать. Я в сторону всё глаза отводила, да улыбку никак подавить не получалось, а Костик ничё, молодцом держался, ещё и серьёзно так кивал — мол, да, ни-ни, только за ручку держаться будем, да-да-да, спим по разным углам, ровно в десять баиньки. Не, не могу я со своей прародительницы! Это вроде не она мне рассказывала буквально час назад где, как и за что держать надоть, чтоб не упустить такого вот молодца! Вот же актриса. — Бабушка Варя у тебя огонь, — тоже с улыбкой вдруг заявил мужчина, повернулся ко мне, а глаза тёплые-тёплые, что тот гречишный мед. — Ага, ты её послушай, она и не такого наговорит, хоть сама мне весь мозг повыносила, о правнучке мечтая. — Да… Девочка — это хорошо. — Хм, а мальчик? — И мальчик. Мариш, дети — это вообще замечательно. — Всё с тобой ясно, дядя. — Маш, давай ты не будешь меня больше дядей называть, хорошо? — Ну-у-у, ты вот совсем обнаглел! А кого же я теперь буду называть своим любимым дядей? — Если очень хочешь, то, пожалуйста, наедине. Ведь и не родня мы почти, я себя и так не очень чувствую с предложением своим нестандартным, так ещё и… — Ладно, ладно, но как ты прикажешь тебя называть? — Может по имени? — Не, это скучно, а предложение — ты это о том, о чём я подумала? — Да, а как ты себе это вообще представляла? Конечно всё, как положено, со штампом в паспорте и кольцами. — Надеюсь без свадьбы? Мне этого не надо. — Как скажешь, я и сам не хотел бы через это проходить ещё раз. Он следит за дорогой, иногда поглядывая на меня, а я неотрывно всматриваюсь в такое чужое-родное лицо. В нём уже мало осталось от того былого, любимого, трепетного и дорогого мне юноши. Но нет-нет да и проскальзывало что-то прежнее, родное. Ему чертовски шла и эта лёгкая кожанка, и чёрная футболка, и тёмные, потёртые джинсы. Да и фигура, чего скрывать, то что надо, без переборов, но вот такая мужская, в хорошем понимании: широкие плечи, спина (всегда тащилась от мужских спин, так чтоб и мускулисто и пластично), тонкая талия, подтянутый. Эх… на его фоне я себя немного замухрышкой почувствовала. На внешность я не жалуюсь — невысокая, стройная, симпатишная, — но не моя это заслуга, а наследственность. Я больше там погулять на природе, книжку почитать, ну, кино, культурная программа какая, а вот со спортом совсем никак, благо и потребности пока не было. Да и когда сама возьмусь марафет наводить, то вообще красавица, люди говорят, но вот прям сейчас… Не накрашенная, в видавших виды шмотках (а чего в деревню-то выряжаться), лохматая, н-да… Как-то так тоскно[1] стало, вздохнула и опять отвернулась к окну. А там деревья-деревья-деревья. Как так вышло — не знаю, но у дороги всё берёзки белоствольные да дубы вперемешку росли. И вот сейчас, когда листочки ещё совсем нежные, махонькие, будто кружево, как-то сильно стало в глаза бросаться, что деревья те не просто так растут у обочины, а живут, ветви друг к другу тянут. А пару раз кинулось в глаза, вот действительно, молодой дубок своими тёмными ветками обнимал белый стан кудлатой красавицы, и это показалось мне в тот момент настолько невероятно и так трогательно, что я не могла взгляд отвести, чуть голову себе не свернула. — Что ты там такого увидела? — Дуб берёзку обнимает. — Даже деревья друг к другу тянутся… — и опять тишина в салоне. — Кость, ты же понимаешь, если бы мне это кто-то другой предложил, то послала бы его на небо за звёздочкой и очень надолго? Я ведь правда всю ночь не спала, всё думала: и так и этак. И это действительно вариант, но ты ведь даже не представляешь, на что подписываешься. Мне ведь мало будет быть просто матерью твоего ребёнка, по крайней мере пока мы будем вместе. Я себя знаю. И тебе на самом деле придётся жить на две семьи — я про супружеский долг и прочие радости. Да и ты сам по другому не сможешь, ведь так? — Мариш, ведь люблю тебя, действительно, возможно не так, как следовало, но ты всегда была в моём сердце и я вспоминал о тебе, каждый раз интересовался, как ты, чем живёшь. И если бы я не встретил опять Макса, то всё у нас было бы, как положено. Только я больше не откажусь от него. Он часть меня. Ты даже не представляешь, через что ему пришлось пройти, но он не сломался, остался собой, немного покорёженным эмоционально, но очень достойным человеком. — Рыба ты моя золотая, а ты в курсе, что ты извращенец, притом, наглая морда? — Догадывался, мелкая… — Тебе повезло, что я такая же збоченка[2], как оказалось. Мне уже заранее жаль твоего Макса. — Если всё сложится, то нашего, Мариш, — и такой взгляд хитрющий. — Говорю ж, наглая морда! — А то! — И он засмеялся так легко и радостно, что было просто невозможно не вторить ему. Подобралась же парочка, Мартын да Одарочка, помилуй Господи.