***
По дороге от клиники соулмейтов до особняка Габриэль пребывал в прострации. Он действительно переспал с Маринетт! Получается, это она расцарапала ногтями его спину, её стоны он слышал... Агрест едва не ругнулся в голос. Случившееся просто не укладывалось в голове. Почему он почти не помнил об их близости? Почему Маринетт не оттолкнула его, почему не сбежала и не заперлась в комнате? Почему ничего не сказала утром? Первая мысль повлекла за собой череду следующих. Он был груб или нежен? Принудил ли её или девушка пришла сама? Отвечала ли Дюпен-Чен на его ласки, позволяя целовать себя, или её выворачивало наизнанку от прикосновений и ощущения собственного бессилия?… Черт, слишком много вопросов и ни одного ответа! Мужчина просто не представлял, каковы должны быть его дальнейшие действия. Он понимал, что нужно поговорить с Маринетт, но с чего начать? Извиниться? Но Дюпен-Чен не выглядела рассерженной или обиженной. Её поведение было по-прежнему дружелюбным, как будто ничего не произошло. Оставить все как есть и постараться забыть? Пожалуй, так и нужно поступить. Если соулмейт не подняла эту тему, то и он не будет. Но, все же поймав один раз изучающий взгляд Маринетт, Габриэль задумался. Мог ли он быть настолько... хорош вчера ночью, что она до сих пор думает о нем? И теперь, возможно, её чувства к нему приобретут иное качество…. Агрест мотнул головой, прогоняя соблазнительные мысли. Да нет, это абсурд! Нельзя полюбить человека после одной-единственной, хоть даже и фантастической ночи. Скорее всего, это остатки эмоций… Едва они переступили порог особняка, как мужчина зажмурился от накатившей волны боли. Похмелье отступило, но голова продолжала гудеть. И в этот миг Дюпен-Чен взяла его за руку. - Тебе нехорошо? – поинтересовалась она. Модельер лишь кивнул в ответ, не заметив, как именно обратилась к нему соулмейт. Маринетт на секунду задумалась, а потом решительно повела его за собой… в его спальню? Войдя за ней в комнату, Габриэль машинально прикрыл дверь. Девушка обернулась к нему и указала на кровать: - Отдохни. Агрест не знал, как понимать её указание, но он все еще чувствовал недомогание. Недолго думая, мужчина кивнул. Оставив Дюпен-Чен в комнате, Агрест отправился в ванную умываться. Холодная вода лишь ненадолго облегчила его муки, и мужчина, сдавленно чертыхаясь, вернулся в комнату. Он скинул обувь и пиджак с жилетом на пол, а затем повалился на кровать прямо в одежде. Швырнув в кучу вещей ремень и сняв очки, модельер поудобнее устроился на подушке. Спасительный сон никак не желал приходить. Когда боль стала практически нестерпимой, на лоб неожиданно легло что-то мокрое и холодное. Габриэль блаженно выдохнул, открыл глаза и увидел Маринетт, сидящую прямо перед ним и вглядывающуюся в его лицо. Несколько минут они внимательно изучали друг друга. Потом она отвела глаза, протянув руку и сняв со лба нагревшийся компресс, чтобы заменить его свежим. Постепенно холодная повязка сделала свое дело. Агресту полегчало, и он почувствовал, что его клонит в сон. Девушка поняла это и, сняв последний компресс, ушла вместе с ним из комнаты, - чтобы потом вернуться и залезть на другую половину его постели. Полусонный мужчина повернулся набок и оказался почти вплотную к Дюпен-Чен. Сил отодвинуться уже не было. Соулмейт, вместо того, чтобы уйти, сама прильнула к модельеру. Он практически обнял Маринетт и уткнулся лицом в основание её шеи. Последнее, что отпечаталось в почти отключившемся сознании, – ласковые движения девичьих пальцев, перебирающих его волосы…***
С той поры Дюпен-Чен стала все чаще искать его общества, словно чувствовала, что им предстоит на время расстаться. Агрест так и не смог заставить себя сказать ей об этом, правда, сообщив, что родители ждут её погостить. Соулмейт несказанно обрадовалась и заверила, что не задержится дома надолго. Странно, но мужчине показалось, будто она уже считает его особняк своим домом, и от этого ему на душе стало только хуже. Именно в этот момент модельер отчаянно проклинал связь родственных душ и их способность чувствовать эмоции друг друга. Девушка тут же проникалась его состоянием и начала суетиться вокруг Габриэля, своей заботой еще больше привязывая к себе. Не то чтобы он всегда был предоставлен сам себе или Жюли Агрест совсем не интересовалась мужем. Просто на первом месте у неё всегда стоял Адриан, а о супруге мадам вспоминала примерно тогда, когда припоминала о том, что она еще и женщина… В один из дней, находясь по делам в Штаб-квартире Синдиката моды, Агрест застал презентацию новых ювелирных украшений от Van Cleef & Arpels. Увидев золотое колечко, украшенное тремя кроваво-красными камнями и россыпью мелких бриллиантов, он почему-то сразу представил его на пальце у Маринетт. Мужчине вдруг захотелось, чтобы у неё осталось что-то на память от него. Как только презентация закончилась, он тут же подошел к главе ювелирного дома и сообщил о своем желании купить украшение. Изделия этого бренда были весьма дороги, но в данной ситуации скупость была неуместна. - Всего лишь? – удивленно спросил модельер, когда ему озвучили сумму. – Весьма низкая цена, особенно для рубинов. - Нет, месье Агрест, это гранат. Но смотрится почти так же дорого, как и рубин. Или вы желаете, за дополнительную плату… - Ни в коем случае! Это именно то, что я искал, - заверил он главу бренда, а сам при этом недоуменно рассматривал свою покупку. Гранат, значит. Да уж, шутки у Судьбы что надо… Соулмейт осталась довольна подарком. Она больше десяти минут изгибала запястье левой руки, восторгаясь игрой света на камнях, а потом и вовсе повисла у Габриэля на шее, осыпая, казалось, бесконечными «спасибо». Заверив Дюпен-Чен, что подобный пустяк не стоит таких благодарностей, он осторожно взял её ладошку в свою. Чтобы самому полюбоваться на то, как изящно и в то же время роскошно смотрится колечко на девичьем пальце. Неожиданно они поменялись ролями, и теперь уже девушка с интересом рассматривала его левую руку, на безымянном пальце которой Агрест носил сразу два кольца. Как символ того, что он вдовец и, отчасти, как память о прежней семье. На секунду ему показалось, что глаза Дюпен-Чен грустно блеснули, и мужчина спешно убрал руку, извиняясь, хоть и сам не знал, за что. - Ничего страшного. Я все понимаю, - сказала Маринетт, мягко улыбаясь и отстраняясь от него. В тот вечер она ушла спать раньше обычного, а модельер, разозлившись, снял оба кольца и без колебаний швырнул их в мусорную корзину. Этот самому себе навязанный брак давно в прошлом, и носить свидетельство о не самом удачном союзе, по меньшей мере, глупо. Даже в память о сыне, которого он любил всей душой…***
В последний день перед отбытием Маринетт модельер наконец осуществил запланированное им еще неделю назад. За окном стоял сентябрь, но в лицей по настоянию врача девушка должна была вернуться только через неделю. Габриэль решил устроить внеплановый выходной и, перенеся встречи и дела на другие дни, утром вместе с Дюпен-Чен уехал в Фонтенбло. Эта небольшая коммуна располагалась в пятидесяти пяти километрах от Парижа и была известна, прежде всего, своим дворцово-парковым комплексом и одноименным лесом –излюбленными охотничьими угодьями французских монархов. Отказавшись от услуг водителя, Агрест сам сел за руль дорогого седана - на котором уже и забыл когда ездил последний раз, - чтобы иметь возможность побыть с Маринетт наедине. Возле дворца Фонтенбло толпилось множество туристов, но они были настолько поглощены созерцанием любимого замка Наполеона Бонапарта, что никто не обращал внимания на неспешно прогуливающуюся пару. А они вовсе не стремились в толпу, углубляясь все дальше в парк. Вдоволь нагулявшись, мужчина предложил своей спутнице отдохнуть, но она изъявила желание пройтись еще. Девушка побрела по берегу искусственного водоема, в котором плавали утки и лебеди, а модельер сел прямо на газон, провожая её взглядом. Он опустил руку на землю, но тут же отдернул, ощутив, как что-то зашуршало. Опустив взгляд, Габриэль облегченно выдохнул. Просто кленовый лист. Осень в этом году выдалась ранняя - в начале сентября кроны уже вовсю облетали… Агрест снова поднял глаза на девушку. Та все никак не могла приманить к себе лебедя. Её потуги выглядели так смешно и по-детски, что мужчина невольно улыбнулся. Он представил Дюпен-Чен беззаботной маленькой девочкой, играющей у пруда, но картина в воображении вдруг изменилась. Модельер видел перед собой уже другую, более взрослую Маринетт, устроившую возню с совершенно другой девочкой. Такой же темноволосой, но с пронзительными серо-голубыми глазами… Габриэль резко вынырнул из своих мыслей и опасливо заозирался по сторонам. Девушка все еще была далеко, и он облегченно выдохнул. В его мыслях не было абсолютно ничего крамольного. Более того, рождение общих детей было чуть ли не главным условием принадлежности к их категории соулмейтов. Просто Агрест считал, что еще слишком рано для этого. Дюпен-Чен еще нужно столько достичь в этой жизни, определить свое место в ней, понять, кем бы она хотела быть. Он не вправе лишать её всего этого, хоть имеет возможность содержать и жену, и как минимум двоих детей. Мужчина и сам не торопился вновь становиться отцом. Боль от потери Адриана все еще была свежа, и только сейчас Габриэль понял, как же сильно ему не хватает сына… Агрест поймал себя на мысли, что что-то крутит в руках, а потом понял, что сам того не заметив, начал собирать кленовые листья, сплетая их между собой в венок. Он несказанно удивился, но все же не привык бросать работу на полпути, и решил закончить. Вдруг соулмейту понравится… - Красиво. Внезапно зазвучавший голос Маринетт заставил модельера вздрогнуть и едва не уронить свою полностью готовую поделку. Он резко поднял голову и встретился взглядом с девушкой. Её щеки раскраснелись, словно она бежала, а мантилья была распахнута, выставляя напоказ голубое струящееся платье с вырезом-лодочкой. - А у меня так не получается. Дюпен-Чен осторожно взялась за венок, и Габриэль послушно разжал пальцы. Она принялась осматривать его творение, и её, видимо, настолько это поглотило, что она решила сесть рядом. Но не рассчитала дистанцию и в итоге уселась прямо на колени к Агресту. Он напрягся, а соулмейт невозмутимо продолжала изучать поделку. Вдруг она повернулась, окинула мужчину оценивающим взглядом и легким движением руки надела венок из листьев ему на голову. - Тебе идет, - мило улыбнувшись, сказала Маринетт. Щеки модельера неожиданно ожег румянец, и он чертыхнулся про себя. Он уже не в том возрасте, чтобы краснеть перед девушками. Дюпен-Чен удивленно посмотрела на него, а потом, видимо, сообразив, что не так, сама порозовела и попыталась встать. Но Габриэль спешно поймал её за руку. - Нет, сиди. Все в порядке. Она послушно замерла. Между ними повисло неловкое молчание, и Агрест понятия не имел, как его сгладить. Но Маринетт сама нарушила тишину. - Все еще цветут. В сентябре, - сказала она, указывая взглядом на находившиеся вдалеке клумбы с цветами. Действительно, многие из них должны были уже отцвести. Мужчине показалось это символичным. Хотя с появлением соулмейта в его жизни все вокруг стало таковым. Они слишком похожи на героев сна, того самого, который приснился им обоим в первую ночь после встречи. Гордый, полный грустных дум, молчаливый владыка подземного мира и юная, хоть и сломленная, богиня возрождающейся весны. Далеко не идеальная пара, но Судьба посчитала, что так и должно быть... Девушка вдруг протянула руку и осторожно коснулась ярко-желтых листьев. - Научишь меня его делать? Модельер судорожно сглотнул, но утвердительно кивнул в ответ. А затем снял венок и надел его на голову той, для кого он изначально был предназначен. - Конечно, - заверил Дюпен-Чен Габриэль, глядя на её сияющую улыбку и слегка улыбаясь в ответ.***
Они вернулись в особняк около пяти вечера. Но Маринетт, даже не переступив порога, вдруг заявила, что ей надо ненадолго отлучиться, и спешно скрылась за забором. Она вернулась через час, держа в руках целую охапку кленовых листьев. Очевидно, поделка Агреста не давала ей покоя, и она решила самостоятельно воспроизвести её. Когда подошло время ужина, мужчина вошел в столовую, но не обнаружил там девушку. Поднявшись в её комнату, он обнаружил Дюпен-Чен сидящей на полу в окружении вороха листьев и тщетно пытающейся повторить его работу. - Все равно не получается, - пожаловалась она. Маринетт спустилась ужинать только после обещания модельера, что он поможет ей в её потугах. Спустя час они оба расположились на полу в спальне девушки. Сначала она наблюдала за уверенными движениями мужских рук со стороны, но вдруг поднялась, вплотную подошла к соулмейту и демонстративно уселась между его ног. - Мне так будет проще запомнить, - совершенно серьезно сказала Дюпен-Чен, не замечая, что Габриэль напрягся от такой близости. Но он быстро взял себя в руки и вскоре работа продолжилась. Закончили они уже поздно ночью. Освоив хитрую науку, Маринетт довольно потянулась и вдруг прижалась к Агресту всем телом. Он вздрогнул, но все же приобнял её в ответ. А в голове вновь закрутились так старательно игнорируемые им мысли. Это последняя ночь девушки в особняке. Потом они увидятся лишь через четыре года, и это казалось мужчине вечностью. Соулмейт между тем доверчиво положила голову модельеру на плечо, а он всеми способами пытался отделаться от навязчивой идеи. Что, если все же сказать Дюпен-Чен о предстоящем отъезде? Заверить, что все будет замечательно и скоро она увидит своих родных. А потом, как отвратительно это не звучало, пользуясь её радостью, вымолить еще одну ночь рядом с ней. Теперь уже настоящую, наполненную трепетом, лаской и тихими стонами. Ночь, которую Габриэль будет потом вспоминать в их долгой разлуке едва ли не каждую минуту... Умиротворенный выдох прервал череду его фантазий. Оказалось, что за то время пока Агрест сидел неподвижно, Маринетт уснула в его объятиях. Он осторожно взял девушку на руки и потихоньку поднялся на ноги. Перенеся спящую на кровать, мужчина с трудом подавил в себе желание продержать соулмейта в объятьях всю ночь, опустил её на матрас, заботливо укрыл одеялом и вскоре покинул комнату .