Незнание не освобождает от ответственности.

      На выходе с завода выдают рацион усталым рабочим. Так как наш труд считается тяжелым, мы получаем полуторный рацион, что на самом деле не сильно улучшает нашу жизнь, ведь таблетки и есть та бонусная половина… Так как я не выполнил норматив в силу обстоятельств — сегодня я получу обычный рацион и пойду домой кашлять пепельным снегом, ведь респиратора у меня с собой нет.       Пакет кажется мне уж через чур лёгким, будто и от стандартного рациона у меня отняли, а ведь утром я пил кофе, который дают в премиальном пайке… Грустно? Грустно, а ещё и обидно, ведь я оказался несправедливо репрессирован и опозорен. Роба была сдана в прачечную, выход был отмечен в тетради.       Вечер был очень тёмным, ведь наши небесные шторы и день делали далеко не солнечным, что уж говорить о поздних часах… Вдоль дороги светили фонари, как минимум раз в пятьдесят метров имелся уличный светоносец, что не даст мне окончательно затеряться на обратном пути. Хотя, хочу ли идти этим путём?       Чего бы мне не хотелось, а потребность ведёт меня к общему душу, что вот-вот закроется на том этаже, на котором я и засну после приёма прохладного душа… Не хочу жаловаться, но меня не совсем устраивает такая жизнь, как и многих других, я уверен, что мы могли бы многое изменить… Если бы мы могли быть едины. Если бы отсутствие благ, которые мы уже и позабыли, гнёт тех, кого меньше, чем простых рабочих и служащих, постоянных страх не сковывал сердца и умы стальными оковами полурабства, если бы хоть какое-то подполье могло существовать в условиях казни за малейшую тайну и передачу информации при помощи чего-то незримого и неслышемого для Дознания, если бы… Всё могло бы быть лучше, если бы не это самое «бы». Этой частицы было слишком много в этих вечерних размышлениях, эта частица несла с собой надежду для такого простого человека, которого ущемили чуть больше обычного, жаль, что носители такого рода мыслей с момента того самого «Освобождения» не могут высказать своё мнение народу и правителям, да даже Дознавателям… Меня и других лишили этой возможности, вырвали с корнем и способность к бунту и противостоянию.       У дверей стоит чёрный автомобиль, такой же я видел утром, по дороге на работу. В двухэтажном клоповнике, в котором я имел счастье обитать в уютнейшей комнате, кипела жизнь: снова кто-то неугодный попал в руки Дознания. Что было странным, так это вялое, почти отсутствующее, но всё же порицание других людей! Я увидел взгляд женщины из окна, в нём было то же, что и в моём сердце во время допроса: запретное и горячее чувство — злость. В ворчании старика с тростью, который наверняка жил во времена до «Освобождения» и не только на себе прочувствовал лишения, но и осознавал всю преступность и неправильность происходящего. Ребёнок близ него смотрел непонимающе, но смотрел прямо на тех, кто вёл очередного осуждённого без суда, смотрел с сочувствием, сожалением и с грустью по происходившему. Лишь офицер Дознания сдерживал этих людей от более чистого и яростного протеста, своим карабином он явно сдержал бы старика и ребёнка, может быть и ещё нескольких… Но смог бы он сломить протест всего дома? А с другой стороны: хотели ли люди протеста?..       С этими думами я шёл по лестнице, помылся в общем душе, вытерся и наконец прилёг. Пусть кровать мне и не с чем сравнивать, но с таким настроением мне и она показалась какой-то рабской и совсем не достойной свободного человека, коим я и не являлся…       Сон всё не шёл. Заурчал желудок и мысли о р… рев… Революции? Да, наверное так. Эти мысли покинули меня в пользу мыслей о насущном. Рационный пакет стоял там же, где с утра я искал кофе, надеюсь сейчас я не схлопочу пулю, нос итак весь день красной кнопкой торчал на лице… Шаг, ещё шаг, я слушался в темноту коридоров. Тишина, лишь храпит кто-то из соседей, громко храпит. Открываю пакет. Мне везёт, видимо за чёрной полосой репрессированного рабочего пошла белая полоса бессонного и голодного, а в такой темноте буквально слепого и от напряжения буквально немного. Везение заключалось в наборе, который мне достался: две свежих рыбных консервы, им даже двух дней нет, одна из них с сайрой, а другая с бычками; обычная половинка хлебной буханки и разогреваемая банка рисовой каши с бобами! Рисовая каша считалась некоторой редкостью и от того казалась чуть вкуснее остального. Кофе не было в таком пайке, но был чай, очень плохой, но уже что-то…       Так, для этого дела уже понадобится открывашка и чайник с кипящей водой, всё это было буквально под рукой. Чайник ставлю на горелку, от неё повеяло теплом и сразу стало уютнее… Заметил какое-то движение за окном, неужто кто-то настолько запоздал, что всё ещё бродит по улицам?       Через дорогу прохромал одинокий мужчина, был он одет в тёмный балахон, который скрывал голову под капюшоном — такой вид одежды был под запретом для граждан. В незнакомце именно эта часть внешности бросилась мне в глаза. Чайник уже засвистел, когда человек увидел меня, возможно почувствовав на себе чужой взгляд! Я инстинктивно присел, спрятавшись от него. Лишних проблем мне точно не нужно… Чайник всё свистит, нужно погасить примус, но если я встану я снова столкнусь с незнакомцем. Я аккуратно вытягиваю руку и прокрутив шестерёнку останавливаю горение.       Стук в окно, первый этаж даёт о себе знать, незнакомец, видимо, посчитал своим долгом выяснить, кто его заметил… -Эй, не прячься, я не хочу тебе зла, друг…       Верится с трудом. Сижу на полу, страшно. -Если ты не впустишь меня, я разобью окно! -Если ты не перестанешь шуметь — мы оба трупы, я не хочу открывать — ты мой билет на расстрел! -Твоя правда, - несколько остыл «гость» осознав положение. - Но, прежде чем я уйду, позволь задать тебе один вопрос? -В-валяй… -Неужто ты настолько запуган, что ты готов отказаться от человеческой природы? Природы выживающей?       Знал бы этот человек, как он был актуален со своим вопросом здесь и сейчас. -Да, но могу ли я что-то изменить? -Хм, как минимум зерно сомнения в тебе есть! Возьми это и хорошенько спрячь, а как прочитаешь — сожги.       Я приоткрыл окно и он сунул тетрадь. Вот это уже точно потянет на казнь… Человек скрылся в темных улицах, тетрадка скрылась в тёмном матрасе успев показать лишь непонятные круги на полях своих страниц. Пожалуй, я уже и не голоден…