Песок

      Пылинки поднимались с самых низов и, не щадя, въедались в голову, пронзая ее насквозь, оставляя после себя только маленькие капельки крови внутри прогнившего мозга. Зеленоватые от гноя капли стекали прямо по глазам, затекали в нос, мешая дышать, и заполняли вязкой жижей горло, налипая на разнеженные стенки, от этого внутри всё чесалось и неприятно першило. Хотелось отхаркнуть едкую субстанцию, но так просто нельзя было избавиться от собственных мучений.       Стало невыносимо работать, когда оно, нагретое нутром тела, начало вытекать из легких прямо на светлый стол, становясь снова холодной до отвращения, и бумага медленно впитывала в себя этот кошмар. Перед глазами картинка стала растекаться, капая вниз, в бездонную пустоту, из которой нет выхода, где можно было бесконечно лететь вниз, не особо понимая, что происходит там, в реальном мире. Дрожь, боль и галлюцинации, стало страшно даже пошевелить пальцем, казалось — матовая чернота тут же поглотит тело, ломая его, кроша кости и разрывая сухожилия, от такого предположения мозг снова пронзила кластерная боль, но даже сейчас нельзя было взяться за голову, попытаться короткими ногтями выцарапать ее из черепа.       Снова захотелось рвать собственную кожу, чтобы хоть как-то избавиться от того, что так давит на все твое существование от рождения и до настоящего времени. Но можно привыкнуть ко всему и даже почти не сойти с ума, можно просто убить все чувства, разорвать с ними связь и бесстрастно смотреть, как округлая комната по небольшим фрагментам сыпется и разбивается, падая куда-то вниз, совершенно незвучно, точно в вакуум, а потом кусочки реальности попадаются в чью-то длинную черную руку. Только после можно понять, что они везде или начали появляться в тот момент, когда понимаешь, что одна есть.       Плечи стали тяжелее, а после легкого, даже приятного чувства на шее смыкаются длинные шершавые пальцы, начиная сжимать до невозможности сильно, до слез из глаз. Когда это стало совсем невыносимо, то пришлось нагнуться, по телу прошлась дрожь дикого животного страха, то, что теперь заметили, хотя просто не двигаться, точно ты труп с впавшими ссохшимися, как у мумии, глазницами не получится, тело вновь задрожало и можно было почувствовать, как желудок внутри поджался, а из горла со скрежетом полилась ало-зеленая жижа с коричневыми корками из застывшей крови, по мягкой слизистой точно прошлись наждачкой. Нос свербило до невозможности больно, как и горло, а желчь щипала поврежденные ткани. Пол попросту растаял, как снег на солнце, превращаясь в темноватые потёки, и просел под весом стоящего на нём человека… Падение.       Всё, что было там, становится вновь нереальным, потому что исчезает и теряется где-то в прошлом, а вокруг пусто и до боли бело, даже хочется, чтобы глаза снова залило той грязью и поганью, что выходили мгновение назад из головы. Но теперь боли в горле и носу не было, и чувства гнили, и вязкой слизи в легких — тоже, но никуда не делось ужасное будоражащее чувство. «Это… Я, или я только то, что внутри?»       Голова начинает пухнуть и раздуваться от новой мысли, когда задумываешься о чём-то, что ответа не имеет и никогда его не найдет. От этого в голове пустота, кажется невероятным ни о чем ни думать, но так, ощущаешь себя точно мертвым и ничего не чувствуешь в душе, всё теряет свою ценность, но когда возвращаешься к реальности, горло снова начинает сдавливать, только от осознания того, что надо было просто встать.       Снова та же комната, целая и темная, но теперь ничего не пугало. Все было обыденным и притеревшимся, то, что видишь каждый день, а не в голове сумасшедшего, который просто не может себя контролировать из-за чрезмерной усталости и кое-чего похуже. Воображение было слишком реальным, таким, каким не должно быть, и где-то в глубине себя еще можно было почувствовать гнойную жижу, от которой так и не возможно избавиться — от вынужденного сумасшествия. Бояться всего и вся, что впихивало внутрь то, что так хотелось просто забыть, а воспаленный мозг лишь добавлял в этот кошмар новые грязные краски, но потом от этого просто вынудили избавиться, такое чувство, что это была чья-то тень, но потом, когда приходишь в сознание, то осознаешь, что горло сжимали собственные руки, но это не помогло, ведь невозможно стереть воспоминания или расстаться с тем, что было, когда внутри это каждый раз напоминает о себе, тычет носом в очевидные вещи, в то, что хочется просто стереть обычным ластиком или вытереть тряпкой. Хоть как-то, но избавиться.       Только сейчас по совершенно беззвучной комнате раздался глубокий вздох, было приятно ощущать, как холодный воздух с лёгкой болью свободно проходит в лёгкие. Но то, что можно было увидеть, не могло хоть как-то порадовать. По всему затемнённому кабинету в воздухе, точно повседневная пыль, кружили песчинки, пропитанные чакрой. Они в момент зависли, как при стоп-кадре, когда на них пал измученный пустой взгляд, и упали, собираясь в одну массу на подобии слизня и куда-то уползая, словно целостный живой организм.       Сейчас хотелось взвыть от безысходности, смотря на то, как неожиданно затуманенный мозг начал преобразовывать ведения в реальность. Вспомнились ещё множества похожих случаев, когда после недельного бодрствования собственный песок стал обретать форму прошлого, а потом, скуля, уползал назад.       Начался кошмар, сравнимый с прошлым, но тогда все видения были совершенно другими, отличными, не похожими на то, что происходит сейчас. Тогда можно было видеть искажённое и изуродованное злым гением настоящее, где прямо из рук текла кровь, а то, что было вокруг, не поддавалось описанию. Вспоминать не хотелось, но тотчас именно эти мысли нахлынули и заполонили голову до краёв.       Гаара встряхнул головой, пытаясь сбить иллюзию и полностью появиться в реальном мире. Закрыв на пару секунд глаза, снова стоишь во тьме, но теперь никаких чувств нет, значит действительно находишься там, где надо. Горло немного побаливает снаружи, и лоб-горячий, как песок, нагретый солнцем, а конечности прохладные до костей, что вызывает легкую боль.       — Когда же ты перестанешь играться со мной? — тихо, казалось — это было произнесено в мыслях, но там бегало нечто иное.       «Я не понимаю, когда снова потерял контроль над собой, с какого именно момента. Когда снова стало больно или когда я с утра открыл глаза?» Всё вокруг казалось иллюзией, и появлялось ощущение, что тысяча наполненных пустой злости глаз смотрят прямо в душу.       Та же ночь, только уже другая комната. Тут всё было мягче и приятнее уставшему взору. Спокойного тёмного цвета дерево кровати и множество книжных полок почти сливались с голубоватой темнотой вокруг. Неработающий камин, на который иногда даже без огня можно было часами смотреть, молчать и тупо впериться в декоративную арку с горкой пепла, точно там было что-то интересное, или от пристального взгляда огонь мог бы сам зажечься.       Здесь было лучше, спокойнее и удобнее, можно было прилечь и подумать, что твориться с самим собой. « Не могу понять, кто всё же виноват? То, что ещё раньше это сделало со мной, или, может, это Шукаку уже начал захватывать мой разум, когда я в сознании? Я… Снова не виню себя, верно? Я же видел, что такие, как я, не испытывают такого. Как они научились жить «нормально»? Недавно всё было приемлемо, что случилось сейчас? Нет, слишком много очевидных вопросов. Зачем спрашиваю себя, когда знаю ответ?.. Неужели не с кем поговорить? Очевидно — да»       После этого появилось чувство, точно внутри живёт ещё одно, искусственно созданное прошлое «я», которое было немного другое и по-другому рассуждало, не так, как надо, но споры с самим собой — это нечто особенное, казалось, что это лучше, чем разговаривать с настоящими, живыми людьми… Намного лучше. Просто, когда существует страх того, что не только любой человек, но и любая вещь может убить или покалечить, разговоры с самим собой помогают, только непонятно — ты с помощью их остаёшься в реальном мире или они, наоборот, затягивают всё глубже в темноту.