Надежда

      Где живёт надежда? Есть ли она? Нет, скорее нет, чем да. Иначе бы всего этого кошмара не было, если бы существовало что-то хорошее, разве бы сидела сейчас хрупкая и утончённая девушка в инвалидном кресле? Слушала бы она про особенности фотосинтеза, его процессах и условиях? Смотрела бы брюнетка с ненавистью на статную, такую холодную, даже насмешливую женщину, которая по совместительству была её родной бабушкой, продавшей мать девочки много лет назад за несколько бумажных купюр? Работала бы эта «преподавательница» в «Ingrid», подчинялась бы безумному Вульфу и его «правой руке»? Нет, конечно, нет! Пустота, страх, приближение неминуемой смерти, стальной голос родственницы, презрительный взгляд лучшей подруги и противная трель школьного звонка. Вика знала, что звонок с урока не является концом их страданий. Класс с шумом покинул аудиторию, компания «сыщиков» поспешила за остальными, не обращая внимания на зеленоглазую. Только Рома посмотрел с жалостью, опуская глаза в пол. Он не мог её вытолкнуть, Кузнецова начала понимать это только сейчас, немного трусливый приятель, так отчаянно тоскующий по Тёме, не предал бы их никогда, хотя бы потому что у него просто не хватило бы смелости на такой поступок. Павленко всегда был другим, маленьким, застенчивым, безобидным, терпящим насмешки со стороны нахального Морозова. Ромка был подобен ей самой, такой же побеждённый, как и она. Такой же уставший, такой же слабый, ему тоже не везло, ему тоже больно. Он не мог, его и рассматривать не нужно, так может стоит вычеркнуть имя одноклассника, красовавшееся на страничке маленького блокнота? Может и стоит? Погрузившись в свои раздумья, школьница и не заметила, что осталась в классе одна, точнее с «любимой» бабкой, которая и прервала размышления внучки: — Виктория, — слишком холодное, слишком официальное обращение, — у тебя всё в порядке? — полюбопытствовала она, всматриваясь в черты лица девушки.       Той показалось, что она ослышалась. Хотелось возмутиться, крикнуть, что не в порядке, что виновата она, её дружки и соратники, но в ответ Вика лишь сказала тихое «да», направляясь к двери, пользуясь услугами своеобразного транспортного средства. В глазах застыли жгучие слезы обиды и непонимания. Подольская была в курсе того, что прикованная к креслу ученица была её внучкой. Александра очень хорошо знала эту жизнь, чтобы не разобраться со всём происходящем. Нервно улыбнувшись, блондинка с насмешкой и едкостью произнесла: — Выздоравливай, Вика, если ещё доживешь! — сделав акцент на последнем слове, женщина, развернувшись на каблуках, обошла коляску внучки и покинула помещение, отмечая ужас в глазах семнадцатилетней девчонки.       Дверь захлопнулась, и Кузнецовой показалось, что так умирает надежда, навсегда оставляя душу человека, заставляя его мучиться. Руки потянулись к маленькому кармашку на юбке, дрожащие пальцы не слушались. Открыв потрёпанный блокнот и достав ручку, темноволосая с уверенностью вычеркнула Павленко из списка подозреваемых, обводя в кружок имя Старковой. Рома не мог её предать, он бы не осмелился вытолкнуть подругу из окна, а Даша могла. Она всегда была бесстрашной, рискованной, сильной. И потом… Вика переспала с её бывшим, а женщины, как правило, умеют грамотно мстить. Может, шатенка не простила Андрея, поэтому и связалась с фармацевтической компанией и её представителями, став ручной «крысой» Морозова-старшего? Быть может, Даша никогда не была подругой Кузнецовой? Получается, что девушка вновь её обыграла, лишив даже возможности ходить? Все-таки прав Уваров? Видимо, Старкова и есть та самая морозовская «крыса»…

***

      Темнело. Голоса в школе постепенно начали стихать, все были заняты своими делами, и лишь зеленоглазая брюнетка бездумно ездила по своей комнате, размышляя над вчерашним предложением Тамары. Стоит отметить, что врач так и не посетила скромную обитель пациентки, причины этого Вике были не особо уж и понятны. Отличница ценила в людях исполнительность, умение нести ответственность за свои действия, слова. Кузнецова ненавидела неопределённость, нелогичность и медлительность. Она не понимала пустых фраз, не умела красиво говорить. Подопечная Вадима с горькой усмешкой признавала, что Славина обрывала единственную ниточку, которая могла привести к надежде, к более хорошему результату. Виктории казалось, что она уже больше не верит, что уже всё, что не взойдёт солнце над горизонтом, что не наступит рассвет. Взгляды, наполненные жалостью и состраданием, убивали, было плохо, сложно и опять плохо. Болело всё, кроме ног. Не оставалось сил ни на что, даже книги читать не хотелось, любимый сборник стихотворений одиноко валялся на полу, и хозяйка обители не могла его поднять. Чисто физически. Слишком тупо. Слишком противоестественно.       Вдох — мы снова мечемся, пытаемся забить никому не нужный гол в чужие ворота. Выдох — мы теряем всё, становимся слабыми, умираем. И всё же, пожалуйста, давай закончим сейчас… Пожалуйста. Это дико, непонятно, не наше. Прошу, закончим. Обрывается тишина, путаются мысли, резко открывается дверь, на пороге появляется ненавистный гость. «Заботливый» опекун, видимо, пришёл в очередной раз сорвать зло на слабых и беспомощных. Кузнецовой захотелось плакать, а потом смеяться, снова плакать и смеяться. Но не было слёз, не было криков, лишь вопрошающе поднятая бровь и пустое равнодушие в изумрудных глазах. Безнадёжно.       Вадим ухмыльнулся, было странно, что сегодня она не плакала. Дурацкая, невыносимая девчонка. Он бы собственноручно пристрелил всю их семейку, даже не заражая вирусом, жалко было на таких разработки компании. Но Уваров терпел, лишь иногда срываясь и оставляя на нежной коже лица брюнетки отпечаток своей тяжёлой руки. Его раздражали эти распущенные густые волосы, бесили опущенные вниз глаза, он ненавидел её губы, вспоминая вкус крови заражённой. Ненавидел, но терпел. Ради Четвертого Рейха, ради власти во всём мире, ради себя, ради убийства глупого «Прометея». Физрук всё помнил и помнил слишком хорошо. Шумно выдохнув, мужчина ухмыльнулся, одаривая девушку язвительными репликами: — Как прошёл урок у любимой бабульки? — поинтересовался он. — Уже нарисовали тебе «пять»? Ты будь аккуратней, а то вдруг какой-нибудь тупоголовый Харитонов узнает, что вы родственники. Будет феерично, полетят все твои отличные отметки к чертям собачим! — казалось, что шатен упивается своим величием, поливая ядом всё вокруг.       Школьница осознала, что снова хочется плакать, кричать ему в лицо, какой же он гад и подлец. Но не вышло, ушло всё, даже рыдания. Получилось лишь выдавить в ответ: — Я знаю основы фотосинтеза, о которых она сегодня нам вещала, — это звучало слишком холодно, слишком безразлично. Помощнику Колчина даже показалось, что за эти сутки его подопечная упала куда-то далеко и обломала свой стержень. Теперь не было даже раздражающих его соплей. Вика же продолжала: — Или я не решу контрольную? Это будет даже к лучшему, скачусь по оценкам куда-нибудь вниз, к черту, как ты говоришь. Вылечу из школы, умру от вируса. Разве ты, дорогой опекун, не будешь счастлив? — издевательски некрасивая речь.       Учитель физкультуры подошёл ближе, садясь рядом с инвалидным креслом, большой ладонью притягивая к себе лицо отличницы. Оглядев ту далеко не добрым взглядом, он с угрозой прошипел: — Во-первых, я не разрешал тебе переходить на «ты»! — гневно промолвил кареглазый, сжимая распущенные локоны, заставляя их обожательницу вскрикнуть. — Во-вторых, если тебя в детстве не научили уважительно разговаривать со старшими, то я на правах дорогого опекуна могу помочь тебе познакомиться с мужской рукой. Ты у меня потом даже сидеть не сможешь, не говоря уже о ходьбе. Хочешь попробовать, Кузнецова? — прорычал «правая рука» Вульфа, свободной ладонью раздвигая ноги девушки, сжимая её бедро сквозь тонкую ткань капроновых колготок.       Зеленоглазая вздрогнула, ей почему-то показалось, что у мучителя был тяжёлый день, наверняка бегал всю ночь по подземелью, а потом пытался уследить за гиперактивными пятиклассниками. Усмехнулась, почти так же, как и он. Чувствуя, что внутри всё дрожит, срывается, Вика осторожно, едва касаясь его лица, придвинулась к спортсмену, робко целуя его. Секунда. Две. Три. Умелые губы вовлекают её в страстный поцелуй, а сильные губы с ловкостью подхватывают хрупкое тело, небрежно бросают на кровать. Мужчина накрывает собой свою незадачливую ученицу, стягивая синий кардиган и шепча ехидное «я у тебя даже не первый». Бывшая «сыщица» молчала, пытаясь отдаться сильным рукам, проникая пальцами под его толстовку, помогая ему избавиться от неё. Пожалуйста, замолчи, пожалуйста, продолжи… Пожалуйста, разреши… Кузнецова знала, что завтра её настигнут последствия, завтра будет плохо, завтра будет больно. Укус в шею, будет след. Не так, как с Максом. Сильные, очень властные руки, уверенные движения, оторванные пуговицы от смятой рубашки, звук рвущегося капрона. Пряжка ремня, молния на джинсах, снятое нижнее белье, поцелуи, укусы. Сжимает грудь, спускается ниже, позволяет ей зарыться носом в его волосы, ухмыляется. Резко, без предупреждения входит в неё, заставляя вскрикнуть, наматывает волосы на кулак. Быстро, без нежностей, не давая привыкнуть к размашистым движениями. Имеет так, будто она его собственность. Он же опекун. Стонет под ним, царапает его спишу, шепчет бессвязное «Вадим… Юрьевич». Уваров знает толк не только в синтезе химических веществ, но ещё и в женщинах. Шатен прекрасно понимал, что однажды проблемная Кузнецова будет кричать его имя, а у её папаши появится новый повод для беспокойства. Всё для «Ingrid», всё для её победы. Или секс с ней считается его личной инициативой? Ускоряется, шлепает левой ягодице, затем и по правой, из её груди вырывается болезненный стон, хрипит его имя и, кажется, плачет. Снова. Снова. Снова. Вадим всегда является хозяином положения, все праздники жизни лишь его праздники. Вдалбливается в юное тело, чувствуя, как же в ней узко. У его Кузнецовой нет опыта, секс с Морозовым ничего не значит. Верный помощник Риттера Вульфа понимает, что скоро разрядка, но они ещё повторят. Движения становятся более резкими, ещё сильнее, ещё больнее, не сдерживается, изливается в неё. После великодушно разрешает ей кончить, в очередное раз одаривая резким «хоть какая-то от тебя польза, Кузнецова». Девичий вскрик, ей хорошо, ведь Уваров знает толк в женщинах. Позволяет девчонке отдышаться, его рука блуждает между её ног, они повторят, ещё не раз. Целует в шею, зализывает укус, снова кусает. Ей будет больно. Долго и долго. Пожалуйста, избавь… Пожалуйста, останься сейчас…       Между тем «пара» так и не заметила чуть приоткрытую дверь и холодный взгляд блондинки, новой учительницы биологии. Самодовольно улыбнувшись, женщина бесшумно последовала по коридору, не почувствовав, как за ней наблюдает ещё один человек, знающий эту историю даже лучше самого Уварова. Вновь улыбнувшись, Подольская достала мобильный телефон и набрала нужный номер, ожидая ответа. Наконец услышав скрипучее «алло» на том конце провода, сотрудница «Ingrid» отчеканила, не скрывая своего превосходства: — Твоя «правая рука» проявила свойства «левой», Риттер, — с нажимом проговорила биологичка. — Ты была прав, связь с этой соплячкой позволит нам уничтожить и «Прометея», и Вадима. Слабый должен умереть, ты помнишь? — Да, Саша. Я всё помню, — подтвердил невидимый собеседник. — Но и ты должна помнить о нашем договоре, тебе предстоит возобновить связь с её отцом. Думаю, что ты повлияешь на него, вспомнив ваши былые утехи, — с насмешкой продолжил Колчин. — Я не забываю о своих обязанностях, Риттер, — со сталью заверила светловолосая. — И будь осторожен с Тамарой, она начинает путать нам карты. — Не учи меня, Саша. Ты забываешься! — с нескрываемым раздражением бросил основатель «Ingrid» и завершил разговор, давняя знакомая оставалась в своём стиле, суя свой нос туда, куда её не приглашали. Дед Авдеева признавал, что игра только начинается, а репетиций ещё не было.       Покачав головой, Подольская, оглянувшись, последовала в свою комнату, даже не догадываясь, что третье лицо прекрасно слышало их разговор с Вульфом. Знакомая же тень с блуждающей на губах улыбкой покачала головой и набрала известную комбинацию цифр, прикладывая телефон к уху. Дождавшись ответа, довольный обладатель такой ценной информации ограничился лишь несколькими фразами: — Берегите «Прометея». Всё ещё серьёзнее, чем мы предполагали, — огласил он. — Подольская, как я и думал, опаснее всех их вместе взятых. Я думаю, «Ingrid» ждёт крах, однако рано радоваться. Если вдруг сдохнет Уваров, то всё накроется. Нужно, чтобы Ваш друг пошёл на контакт с биологической матерью Татьяны. Мы должны им подыграть. До связи, — кивнув, осторожный «шпион» пошёл в другую сторону, изредка хмурясь. Становилось понятно, что в опасности была не только Вика, но уже и помощник Колчина, от которого зависел исход всей ситуации.