trip

Это было похоже на ад. Это всегда похоже на ад, но он и не думал, что всё будет настолько плохо. К вечеру рука распухла и практически не двигалась. От локтя и до запястья, через виртуозно исполненные татуировки, тянулась длинная, багряная полоса, реагирующая на каждое движение, на каждое прикосновение и тычок. По совету друзей Юлик закинулся обезболивающими и постарался уснуть, но к двум ночи его планы немного изменились. Теперь он хотел только одного — дожить до утра. О продолжении не было даже мыслей. Юлик знал, чья это полоса и знал, почему она так болит. Потому, что он любит Руслана, а Руслан не любит его. И это нормально, потому что жить в мире в котором нет безответной любви — накладывает определенные отпечатки на существование. Точнее, любовь-то есть — вот она, безответная, во плоти, да только с такой болью не живут, и раньше, когда полосы не было, Руслана в его жизни не было, да и самого Юлика как настоящей, сформировавшейся личности не было, он думал, что никогда не повторит судьбу некоторых. Трое суток он агонизировал дома, вставая только в туалет и на кухню — рука отказалась работать и ему казалось, что вместо конечности он таскает с собой чувствительный кусок мяса. Иногда его рвало тем, что он ел, и, обессиленный, он возвращался в кровать, чтобы упасть на неё и забыться в благодатном обмороке. — Безответных чувств не должно быть, — Юлик бредил, облизывал сухие губы языком, дышал с присвистом, корчась в жаркой постели от боли в забинтованной руке, и кажется в сердце. — Их нужно уничтожать. Это было похоже на ад и Юлику казалось, что он медленно плавится и понемногу растворяется в этой боли. Прощения не существовало, панацеи тоже, спасения как такового не было, поэтому воспалённый мозг решил, что он должен сказать обо всём Руслану. Сказать и исчезнуть навсегда — говорят, что из-за такой боли можно было сгореть. Откуда-то зазвенели колокола. Гул нарастал, пока он пытался продеть онемевшую руку сквозь рукав куртки. Бросив это неблагодарное дело он попытался открыть дверь, под ужасающий звон колоколов, и Юлику на самую секунду показалось, что его уже отпевают. Руслан, звонивший в дверной звонок выглядел не лучше: он прижимал руку к рёбрам, где, как оказалось, расцветали широкие росчерки имени, принадлежащего Юлику. Его лицо было бледным, а взгляд пустым и безнадежным — он пришел сюда умирать, и был готов к этому. Ему нужно было сказать правду. Сердце Юлика пропустило удар. Безответное не было безответным.