Эпилог
Меня зовут Джейсон Тодд и я мертв. Я не бесплотная душонка, я вполне осязаем. Я не заставляю предметы забыть о гравитации и плыть по комнате, пока седая старушка читает в углу молитвы. Я состою из плоти и крови, но внутри я мертв. Каково это? Вы когда-нибудь тонули? Тонули в битуме? В вязкой черной смоле, которая засасывает тем сильнее, чем сильнее ты сопротивляешься? Каждый день я просыпаюсь с надеждой на то, что эта тьма внутри отступит. Но с каждым днем она сгущается, и так хочется наконец-то сказать: «Стоп! Я сдаюсь!» Хочется окунуться в этот мертвый холод, заглушить глупый голосок надежды, который шепчет где-то на задворках сознания: «Борись!». Бороться за что? За будущее этого города? За свое будущее? Боюсь, что мы оба прокляты и светлого будущего нам не видать. Я был проклят еще с рождения матерью наркоманкой и неудачником папашей. Я был проклят этим гниющим заживо городом, я был проклят Джокером…ГЛАВА 1
Предрассветный Готэм выглядел на редкость спокойным. Тишину разрывали лишь отдаленные крики пациентов Аркхема. Кажется выстрелы, крики ужаса и звук полицейских сирен — это гимн этого города. Но сегодня было тихо…это не та тишина, которой наслаждаешься, эта та тишина, от которой по спине пробегает холодок. — Мастер Джейсон, думаю патруль окончен. — в коммуникаторе раздался старческий голос Альфреда. — Сегодня необычайно тихо, не находишь? — Альфред сделал глубокий вдох, каким обычно одаривал большую капризную мышь. — Думаю бог дал вам ночь на передышку. — Не верю я в такие передышки, как и в бога, Альфред. Коммуникатор замолчал. Я последний раз взглянул на город и развернулся в сторону поместья. Передышка. Это больше похоже на затишье перед бурей, а не на возможность взять выходной. «Рита, заткни свою пасть!.....Прошу Барнс, еще неделю, я верну все до цента… Давай сучка, покажи на что способен этот ротик…» Закончилась блаженная тишина и начался Готэмский переполох. Мне был противен этот район, именно здесь началась моя бестолковая жизнь. В детстве каждый день начинался с криков матери, которая билась в истерике в ожидании еще одной дозы и причитаний отца, который благополучно готовил волшебный укол для своей жены. Я до сих пор помню этот запах испражнений, наркотиков и плесени, что навсегда въелся в стены нашей маленькой комнатушки. — Не трогай! Это мои картины! Слышишь?! Мои! — я обернулся на заплаканный женский голос. Взглядом я отыскал окно, из которого доносился ее голос. На старой раме, буквально, висел обрюзгший мужчина, державший в своей коротенькой толстой ручонке какое-то полотно. — Ты такая же идиотка, как и твоя мать! Я выкину к чертям собачьим все твои картины! Пусть наркоши ими подотрутся! — его голос соответствовал его внешнему виду, он был высоким и смахивал на визг дикого кабана. То, что произошло дальше я с трудом могу логически объяснить. Моя рука дергается в сторону ножа, в следующую секунду рука свинтуса пришпилена к деревянной раме. — Кажется, девушка просила отдать картину. Я спокойно приблизился к орущему существу и взглянул в его узенькие глазки, которые закатывались от боли. Взяв раму с картиной я протиснулся мимо этой туши в комнату. — Господи, что Вы сделали? — мои глаза встретились с перепуганными голубыми глазами. Девушка смотрела на меня, как дикий зверь загнанный в угол, да и выглядела она соответствующе. Слишком бледная, слишком худая…слишком напуганная. — Я не обижу тебя, — я только что пытался ее успокоить? -Это твое, верно? Девушка протянула дрожащую руку к полотну, что я сжимал в руке и я покорно отдал его. — Благодарю. — шепнула она и прижала картину к груди. — Это твой отец? — я указал на орущего толстяка. Она лишь виновато кивнула. — Он не всегда такой, только если выпьет. Окей, она его защищает? Будь моя воля я бы пустил ему пулю в лоб, а потом еще час наблюдал, как из его тупой башки тонкой струйкой вытекает мозг…или что там у него? Но увы, сейчас я мог наблюдать лишь за тем, как по подоконнику стекает кровь из раненой руки, смешиваясь с его потом, слюнями и пылью, она образовывала грязную лужу прямо под ним…или лужа появилась гораздо раньше? — Думаю стоит вызвать скорую или застрелить его. — девушка лишь пожала плечами и взглянула на меня.