Разрушители стереотипов

У нас в городе погода была отличная — бабье лето в самом разгаре, но вот прогноз для места проведения конкурса сопровождался кислой миной ведущей. Так, ясно, куртку с собой взять все же придется… Утром я успела поспорить с мамой по поводу цвета помады, но все же сошлись на посветлее. А еще вечером я несколько раз услышала настойчивое «не забудь зарядить телефон» от папы. Честное слово, как в Сахару отправляюсь! Чай чей-нибудь другой если что попрошу. Но зарядила, конечно. Позвонил дедушка, рассказывал, как он к первому самостоятельному полету готовился… Мама собирала меня, как первоклассницу на первое сентября, всячески помогая и чуть не косички заплетая. Она даже на работу позволила себе немного опоздать, предупредив коллег. И это завотделением! Самое интересное, что подобная суета всегда была вокруг меня, когда я куда-то собиралась. Помня о моем торжественном провале с танцевальным номером в далекой младшей школе, семья старалась сделать все для моего успеха, лишь бы снова не наблюдать мое подавленное состояние. Иногда я думала, что стоит мне хотя бы ради этого посещать различные конкурсы почаще. До школы я дошла сама, несмотря на активные попытки подвезти от родителей. Нельзя лишать пациентов лучших врачей клиники так надолго! Да и идти мне десять минут, не о чем и говорить. Пришла я первая, но ждать долго мне не пришлось. Маша и Леша подошли в течение нескольких минут, и мы тут же направились к машине — Петрович настоятельно посоветовал поспешить. И повод, как выяснилось, был. У въезда в школу нас ждал очаровательный «Москвич». Это знаете, когда ты резко начинаешь сомневаться, что доедешь в срок. — Ну, не на телеге, — шепотом заметил Чудов. — Дааа, мне тоже нравится, — я кивнула. — Но выезжать стоило пораньше. За неделю, например. — Ой, какие все привередливые, — Маша улыбнулась. — Как будто автобусы только в американских сериалах видели, честное слово. — Ладно, ладно, замолкаем, — я засмеялась. — Бабушка, вон, в школу пешком ходила десять километров и ничего. А мы поедем, между прочим и даже не на осле. — Что, Маха, генетическая память не даёт в обиду автопром? — усмехнулся Леша и в следующую секунду уже уворачивался от Машиных шутливых ударов. — Мы, между прочим, несколько лет назад на Кубу летали! Так там до сих пор эти машины в почёте и на ходу! Меньше нужно всякую ерунду слушать, а на факты смотреть, — заметила Савельева, наигранно надувшись и сложив руки на груди. — И у дедушки тоже никаких проблем. Он говорит, с машиной надо, как с человеком, она тебя и не подведет! — Ну, если заглохнет по дороге — сама будешь с ней договариваться, мы не шарим, да, Кристин? — Ну, такое, — я кивнула. Доехали, к слову, действительно быстро. То ли Машка там договорилась со старичком «Москвичом», то ли еще какое чудо, но через час мы уже были на месте. Ну, прохладно, но нестрашно, тетка из прогноза погоды зря так расстраивалась. Здание было весьма симпатичное, хоть и маленькое. Судя по всему, недавно отремонтированное, оно производило довольно приятное впечатление. Народу внутри было много. Казалось, небольшой Дом Культуры с трудом вмещает в себя всех участников и сопровождающих. С нами должна была быть учительница музыки, но что-то пошло не так, и отпустили Петровича. Каждая школа попыталась выделиться, ввести отличительную черту. Я была рада отсутствию учительницы музыки, потому как она настаивала на бантах, утверждая, что это будет очень красиво. Не знаю, куда предполагалось прицепить бант Леше, но женщину переспорить было почти невозможно. Физрук же полностью доверился нашим представлениям о хорошем, а мы постарались не подвести. Чудов, конечно, солнце, но при двадцать шестом повторении шутки о пионерских галстуках хотелось его этим самых галстуком задушить. Значки, снэпбеки, цвет одежды, бабочки, подтяжки… В определённый момент я уже начала прикидывать, что можно купить бант на заколке для Леши. В итоге, вернулись к бабочкам. Зелёным, на белых рубашках. Симпатично было, хотя и без претензий. — А победителей вы видите? — я обернулась к ребятам. — Или они уже выпустились? — Должны быть, — Маша привстала на цыпочки. — Не вижу. Там такооой парень. Эх, нам бы его четвёртым, без выступления бы первое место взяли. Красаааавец. — Ну, у нас тут тоже очень принцевый принц, — я заметила чуть растерянный вид Леши, надо было что-то хоть сказать! — А поёт как… — Тот тоже хорошо поёт, — Маша махнула рукой, но, кажется, меня поняла, потому что тему сменила. — В общем, смотри. Четыре концерта в течении года, потом по баллам определяется победитель. Судят строго, нет принципа «ниже семи из десяти ставить нельзя, детки расстроятся». Но это не все, нам ещё по другим конкурсам-фестивалям ездить периодически, мы ж почти символ школы. Зато нам делают схозки учителя, даже Субботина после удачных выступлений ещё неделю точно не трогает. Это в худшие времена! — Все, идём занимать места, — возле нас появился Петрович. — Наша бумажка висит на первом ряду, так что буду вас видеть максимально вблизи, все косяки замечу, все Субботиной расскажу. — А она добрая теперь, так что не аргумент. Но мы будем стараться. Ради школы, — Маша улыбнулась, отдав честь. — Можно и так, — мужчина тоже улыбнулся. — Мы пойдём чуток порепетируем, — Савельева указала на запасной выход. — Там никого, а вы от нашей песни ещё в машине устали. Коридор этот мы присмотрели ещё по приезде. Тихий, никого нет, в зале нас слышно не будет… Можно до начала порепетировать, времени море. Пропускать выступления — неуважительно, не прийти на приветственную речь жюри и организаторов — ещё и чревато, а пока — почему нет? Песня оказалась не такой уж и « бесполой», а потому дробить текст пришлось на части помельче, чтобы Лёша получил не женский текст. — But tell me does she kiss like I used to kiss you, — начала я, когда дверь открылась, а к нам вышел какой-то очень даже симпатичный парень. — Вооот, я ж вам сказал, что мы не самые умные, — обернулся, видимо, к своим партнёрам. Он чуть растягивал гласные в своей речи, но это не казалось чем-то совсем уж неприятным. — Как вам у нас дома? — Пока гостеприимно, — я пожала плечами. Это тот, о котором Маша говорила? Да, видимо. Вслед за ним вошли другие участники квартета — две девушки и парень. Точно об этом, второй попроще внешне. — Места в первом ряду особенно радуют. — Ммм, — парень напряженно всматривался в моё лицо. — Ты похорошела. Тебе рыжий идёт, да и вообще… — Не, это другая, — Маша улыбнулась. — Это Кристина, Ульяна от нас уехала. — Неплохое приобретение, если ещё и поёт, — парень нескромно осматривал меня с головы до ног. Чувак, ты не у Аленского чувству такта учился? Если да, то однозначно превзошел учителя! — А вы, я так понимаю, без обновлений? — Чудов встал между мной и парнем, не успела я ответить. — Без, — парень нахмурился и кивнул, ненавязчиво обойдя Лешу и обратившись к нему. — Чувак, не стоит на меня так злобно смотреть, как будто я насильник какой-то. Егор. Извиняюсь за грубость, не подумал. — Кристина, если с первого раза не запомнилось, — зачем извиняться ради извинений? Он же не чувствует вины, так для чего? — За грубость не нужно извиняться, её не стоит говорить. Да, я пою, не ради рыжего пятна приехала. — Ладно, — парень попытался сдержать смех, но получилось не очень. — Я понял. Что петь будете, раз уж судьба свела нас в этом коридоре? — Про победителя, который забирает все, — отозвался Лёша, запрыгнув на подоконник. — Аааа, про нас, значит, — заметила одна из девушек позади Егора. Я уже хотела что-нибудь съязвить, но она дружелюбно продолжила. — Нашего Остапа понесло, он уже и знакомить никого не собирается. Я Алиса, это Наташа и скромное украшение нашей команды с потрясающим голосом — Андрюша.  — Ммм… Вы еще в прошлый раз, наверное, познакомились с остальными, — я улыбнулась.  — Именно, — в разговор снова включился Егор, а за дверью раздался голос ведущего, читающего приветственную речь, объявляющую жюри. Неожиданно парень выпрямился и, сделав серьезное лицо, заметил. — Так, отрепетировать нам наши соперники не дали. Все вокруг против лучших.  — Иди уже, Паганини, — я легонько толкнула Егора в сторону приоткрытой двери. Признаюсь честно, вступление затянулось. Выступили две тетеньки, четыре дяденьки, два раза станцевала младшая группа местной хореографии, один раз — старшая. За столом жюри сидело еще два человека, плюс нас ожидало приветственное выступление группы Егора. Я честно старалась слушать всех и каждого, ибо неудобно. Но невозможно! Каждый выходит и с видом первооткрывателя говорит то же самое, что предыдущий! А потому в определенный момент мы все же разговорились с командой Егора, что сидели аккурат за нами. Не оборачиваясь, естественно, это было бы уж совсем неэтично, но все же. В определенный момент они подхватились и ушли за кулисы — готовится, а я снова обратила внимание на человека на сцене. Вернее, сначала не на самого человека, а на его голос. Я где-то его слышала. И он вызывал у меня еще не понятые, но уже неприятные ассоциации, хотя мужчина говорил примерно то же самое, что и другие. Но получалось у него чуть живее, стоит признать. Я всмотрелась в его лицо. И тут меня осенило… В больнице в кое-то веки был мой ровесник. Очаровательный мальчик лет пяти увлеченно смотрел в экран своего PSP. Рядом сидел грузный мужчина довольно-таки солидного, как мне тогда казалось, возраста, периодически вытирал пот со лба галстуком, спешно извинялся перед окружающими за возникшую неловкость, доставал платок, но вскоре снова клал его в карман, а все продолжалось по кругу. Немногочисленные волосы образовывали на голове полумесяц, а я успела подумать, что если их переместить на лицо, то будут очень забавные усы, а лысина будет полной.  — Так, ты уже два раза проиграл, — я толкнула мальчишку под локоть. — Моя очередь.  — Это вообще моя приставка, — сощурившись, посмотрел на меня мальчик.  — А я девочка, мне нужно уступать, — я пожала плечами и забрала протянутую мне с тяжелым вздохом консоль. — А этот дядя, он тебе кто?  — Папа, — мальчик снова сощурился, сведя брови к переносице. Такой старый? Вот, у меня папа молодой и не такой толстый! Он — папа! А это дедушка уж скорее. Но я понимающе закивала головой.  — Мужчина, вы не беспокойтесь, — тетя Полина протянула толстяку стакан воды и какую-то таблетку. — С вашей семьей лучшие врачи. Будет сделано все возможное.  — Мой папа операцию делает, — я с гордостью закивала головой. Вот! Мой папа еще совсем молодой, а уже среди лучших врачей. А этот такой старый, а галстуком… Некультурный, как жаба! И такой же расплывающийся. — Он всех спасает всегда. И мама тоже. Вместе они их быстро спасут!  — Девушка, — обратился мужчина к тете Полине. — А что же, ничего нельзя узнать? Просто уже который час…  — Все в пределах, не беспокойтесь, — казалось, девушка сейчас погладит толстяка по лысине, таким был мягким голос. — А вот и Дмитрий Александрович. Папа, уставший после операции, — это нормально. Папа с таким бешеным взглядом, как сейчас — это что-то очень плохое. Я протянула консоль мальчику, будто бы она сейчас могла все спасти. Мужчина ослабил узел своего галстука и подошел к папе. Я не знаю, о чем они говорили, я боялась даже смотреть в сторону этого толстяка. Сейчас он не казался мне противным, толстым или лысым. Я просто чувствовала отчаяние, исходящее от этого человека, пока он медленно подходил к папе. После всех операций папа сам подходил к родственникам — объяснял что-то, говорил, часто улыбался, а сейчас нет. Я посмотрела на мальчишку. В его взгляде читалось какое-то разочарование. Как будто я ему соврала, не выполнила обещания. Через несколько секунд он подорвется и подбежит к своему отцу, что-то спрашивая, о чем-то говоря… Я помню, что в тот день другой хирург, которому ассистировала мама, вытащил с того света жену этого мужчины. Я помню, как у этого мужчины совсем на миг загорелись глаза от этой новости, а затем он увидел сына, и они вновь потухли. Тот был точно такой же. Близнецы… А еще я помню взгляд, обращенный на меня. Будто бы я выиграла у его второго сына в страшную игру, где призом является жизнь. Будто бы я здесь вместо него, не будь меня — мальчишка был бы жив. Я помню, потом он приходил, что-то кричал, винил во всем папу, а я впервые испугалась. Не столько человека, сколько переполнявшего его отчаяния. Оно поглотило его и, казалось, стремиться поглотить всех вокруг. Потом все улеглось, папа сказал, он понял, что врачебной ошибки не было, приходил извиняться, благодарил тех врачей за жену… Но взгляд я запомнила навсегда… Он почти не изменился. Казалось, постаревший заранее, теперь он был в заморожено-постоянной форме. Даже лысина, кажется, выглядела точно так же. В его взгляде, конечно, не было злости, наоборот, он был приятен и искренен. Но у меня, кажется, экстренно развилась паранойя. Мне чудилось, что он смотрит на меня со сцены, затем я несколько раз оборачивалась на стол жюри и каждый раз ловила его взгляд, будто бы он мог вспомнить и узнать меня спустя двенадцать лет. Говорят, у страха глаза велики? Глаза моего страха, казалось, не помещались в своих орбитах. Конечно, я боялась не человека. Я и тогда боялась совсем не его. Ну, это, знаете… Как татаро-монгол в старинной одежде и на коне всегда будет ассоциироваться с данью и игом, пусть даже приехал на хип-хоп фестиваль. Так этот человек ассоциировался с чем-то плохим, с безысходностью и отчаянием. Осознав, что в голове у меня абсолютная каша, я решила, что проветриться будет нелишним. Но в это время на сцену вышла группа Егора, уйти сейчас из зала будет выглядеть, как дешевая необоснованная демонстрация. Я осталась, чуть не силой заставляя себя не обернуться на жюри. Сейчас только еще сильнее себя накручу. Я сидела, улыбалась, аплодировала, плохо понимая, о чем они там поют, но заметив, что двигается Егор идеально. Песня закончилась, а мне стало отчего-то совсем нехорошо. Дышать было нечем, внутри все клокотало. Блин…  — Какие мы по счету выступаем? — спросила я Лешу. — Это через сколько примерно?  — Мы сегодня предпоследние. Нескоро, часа через три со всеми перебивками, — кивнув самому себе, отозвался Чудов.  — Я тогда выйду на улицу на пять минут, тут душновато, — заметила я и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу. Обернувшись, я заметила нахмурившееся лицо Егора и одобрительно показала большой палец. Леша все объяснит, если что. Я вышла на улицу. Все точно по прогнозу — мелкий противный дождь, хмурое небо, холодный ветер. Зато освежает голову. Я не знаю, почему сейчас так реагировала. Мало ли, где я могу встретить родственников родительских пациентов, которым не смогли помочь… Просто тогда я впервые столкнулась со смертью так близко. И, что страшнее — со смертью ребенка. А этот несчастный мужчина, как знамя моего страха. Его воплощение. Я помню, как потом еще две недели я боялась всего. Мне казалось, что теперь над всеми детьми нависло что-то страшное, что это нечто жуткое и ранее не существовавшее. Я не скажу, что это чувство вернулось, конечно, нет. Просто есть люди, без которых живется лучше и дышится легче. Которым желаешь счастья подальше от себя. Я понемногу успокаивалась, но возвращаться не торопилась. Прямо напротив ДК располагалось высокое здание с яркой, но плохо различимой издалека вывеской. Внутренняя сорока, покупающаяся на все яркое и блестящее, победила во мне внутреннюю истеричку, а потому я пошла в нужную сторону, по пути прикинув, что неплохо, если это будет магазин — развеять плохое настроение чем-нибудь вкусным. И остальным куплю, особенно Егору-который-шикарно-танцует. Надо похвалить как-то. Наш СКК располагался на главной улице города. Улица была главная, но по ряду объективных причин пешеходная. И как-то у меня в голове отложилось, что так везде, а потому направо-налево, как учила мама, я посмотреть совсем не подумала. Это при том, что дорогу для меня переходить всегда было испытанием. Как там говорят на ОБЖ? «Стоящая машина опаснее движущейся»? Все, как по учебнику… Но все эти мысли — потом, а тогда паника. Меньше секунды, за которые я успела осознать, что бежать смысла нет, а этот танк точно остановиться не успеет, ибо выскочила я ровно перед ней. Еще почему-то мозг успел сгенерировать ухмыляющееся лицо того дядьки из жюри на фоне прощальной фразы из какой-нибудь компьютерной игрушки. А дальше сильный удар… Все. Больше я ничего не помню…

Конец первой части