Разрушители стереотипов

Шел уже третий день каникул, а Вадим продолжал в том же духе. На звонки отвечал, на сообщения реагировал, но… Как мяч в стену бросать. Вроде, отдача есть, но развития никакого. Не может, занят, как-нибудь потом… А во мне включилась простая женская гордость. Мне, вон, Филатов ежедневно пишет, покоя не дает, а я должна вот эти бзыки наблюдать? Не много ли чести? Да с Прохоровым приятнее разговаривать в последнее время, честное слово! Но да вернемся к Филатову. Он тут написал, что горит желанием посмотреть наш городок. Желательно, не в одиночестве слоняясь по незнакомым улицам. А я что, я ничего, мне скучно. Экскурсовод из меня не ахти, зато компания приятная. В общем, сегодня приезжает. А меня тем временем распирало желание узнать, как проводит время самый угрюмый угрюм. Его и на математике не было, мыслимое ли дело! Кристина Лобачевская: Чем развлекаешь свою умную головушку ноябрьскими деньками? Ответил мне Прохоров секунд через тридцать, хотя до этого был онлайн только рано-рано утром. Ну, то есть в четыре утра. Очень рано. А я уже подумала, что у него там насыщенная жизнь без меня, завидовать хотела. Антон Прохоров: Черногория, Подгорица. Нет, тут прямо нужно до Гугла сходить, а то опозориться недолго. Так, столица-нет? Столииица, можно умничать, насколько это позволяет мой интеллектуальный уровень и познания поисковых систем. Кристина Лобачевская: Столицы государств учишь? Молодец, ни дня зря не проводишь. Ну, чего он такой немногословный? Понятно, что он в Черногории. Но я-то нет. Мне, может, интересно послушать… А он… Два слова через запятую. Болезнь Аленского заразна? Нет, ну, отвечает он быстро… Антон Прохоров: Ну, почти. Назовем это очередным отпуском. Ты чем похвалишься? Кристина Лобачевская: О! Моя жизнь полна ярких событий. Ежедневно хожу к репетитору, чуть пореже на консультации. Еще кушаю несколько раз в день. Репетитор мутный какой-то в последнее время, но дочка у него сама милота. А еще его однокурсник снимается в рекламе лекарства для… Ну, ты меня понял. Очень вдохновляет на продуктивную работу, ага. Антон Прохоров: Это очень забавное зрелище. Кристина Лобачевская: Что ты там нашел забавного? Мои перспективы? Антон Прохоров: Нет, то, как ты стесняешься собственных же историй. Он еще и смеяться смеет! Я будущая актриса, между прочим. Судя по всему, буду озвучивать мультики с моим уровнем «ой, какое слово тяжелое». Ничего, однажды я проснусь, и в моей голове будут только пошлые шутки. Время придет хорошее, но бесперспективное… Набирает сообщение. Антон Прохоров: Ты обиделась? Если да, то я этого не хотел. Кристина Лобачевская: Нет, я не обиделась. Я думаю, что ты бестактный тип, который не желает проникнуться моей трогательной скромностью. Антон Прохоров: Прошу простить мне мое хамство, мадемуазель, представить себе не мог, что мои слова вас так заденут. Антон Прохоров: Серьезно, извини. Кристина Лобачевская: Ладно, я сегодня в добром. расположении духа. Кристина Лобачевская: Проехали, про меня неинтересно, я свой запас впечатлений еще два сообщения назад исчерпала. А ты в Черногории, там можно черпать долго. Хочу рассказов. Антон Прохоров: Что ты хочешь услышать? Кристина Лобачевская: Ты лучше знаешь, что там можно спрашивать. Говори. И он замолчал! Прочитал и замолчал. Еще один… Здесь-то я чем его напугала? Может, не ходить к Филатову, а? Может, он тоже из пугливых, нечего впечатление портить. Хотя, в иллюзиях человека оставлять тоже нехорошо. Мы же гулять идем? Значит, по одежде могу не заморачиваться. Когда приехал Егор, то я даже не могла с точной уверенностью сказать, заморачивался ли он. С одной стороны, на нем была вполне повседневная одежда, но с другой, было в ней что-то такое… Утонченное, безукоризненное. Он был словно мальчик с обложки, которому старательно создавали образ повседневности и небрежности. Когда он сказал, что мы едем на соревнования по фигурному катанию, меня охватила буря эмоций. Во-первых, мне это все еще интересно, чего греха таить. Во-вторых, с огромной вероятностью я встречу там своего бывшего тренера и ребят, с которыми столько времени занималась. Будет ли эта встреча радостной? Спорный вопрос. С одной стороны, я ушла не со скандалом, достаточно долго общалась с фигуристами. Но с другой… Я все-таки там уже несколько лет чужая. Тогда, в больнице, я и без того чувствовала себя достаточно ущербно, чтобы в подробностях рассказывать, как ушла из фигурного. «Поняла, что для моего возраста покоренных вершин недостаточно» — это правда. Но и щелкнуло у меня в голове нет от шоколадного чизкейка. Инцидент был, и был он очень неприятным. Но подавить в себе стеснение и даже какой-то страх я все же сумела. В конце концов, это восемь лет моей жизни, я не могу делать вид, что их нет. К тому же, нельзя поливать все черной краской из-за одной только ситуации, даже если она достаточно противная. В нашем городе три ледовые арены, при этом чаще всего под соревнования использовалась только одна из них. «Айсберг»… Помню, как наших соперников мы иногда называли «Титаники», намекая на свою исключительность и непобедимость. Из нашей школы действительно вышло достаточно сильных фигуристов, но… Я к ним никогда не относилась. Вечная «золотая середина», как говорят о спортсменах вроде меня. Не хуже всех, не лучше всех. Так и прозанималась я в этой серединке все восемь лет. Надо сказать, что танцы и фигурное катание я и близко никогда не отождествляла. На коньках я при всех своих косяках стояла твердо при любом скоплении народа, выступать мне нравилось, а о том, что карьеру фигуристки мне и близко не прочат, я старалась лишний раз не думать, так что чувствовала себя вполне комфортно. Всю дорогу до «Айсберга» Егор что-то говорил, не останавливаясь. Периодически он оборачивался ко мне, отчего я понимала, что где-то в его прошлых репликах был спрятан вопрос. Ничего умнее кивка или даже нескольких мне в голову не приходило, а Филатову, кажется, хватало. В руках у меня был огромный букет все тех же нелюбимых роз. Правда, еще на подходе к дворцу я нашла им применение. Надеюсь, Егор не обидится. Перед самой дверью на арену я шумно выдохнула, пытаясь успокоиться, но поймала на себе вопросительный взгляд Филатова. Благо, пришли мы довольно рано, людей вокруг было по минимуму.  — Чтоооо? — шутливо протянула я. — Открывай дверь девушке.  — Все в порядке? — парень продолжал всматриваться в мое лицо.  — В полном, — я кивнула. — Добро пожаловать на трибуны! Правда, на трибунах мне совсем не понравилось, а захотелось моей душеньке забраться на балкон. Благо, на этих соревнованиях туда можно было пройти без проблем. Но не успела я подняться даже на третью ступеньку, как услышала женский голос:  — Кристина? — я обернулась. Голос Арины немного изменился с нашей последней встречи. Сколько меня здесь не было? Года полтора?  — Привеееет, — кажется, получилось очень неуверенно.  — Блин, на этих коньках… — девушка не так быстро, как бы ей хотелось, приближалась ко мне. — Идееем.  — Займи самые лучшие места этого балкона, — с серьезным видом сказала я Егору. — Я скоро приду. У нас была традиция. Мы дарили цветы тренеру не после выступлений, а до, как бы заранее празднуя победу, готовясь к успеху. У Татьяны Леонидовны даже ваза всегда стояла чуть позади скамейки. Сейчас в ней уже стояло несколько букетов, а мои розы дополнили композицию. Встретили меня радушно, я даже решила, что стоит почаще посещать выступление своей группы. Тренер мне была рада, но так и конфликта у нас никогда не было, она, наоборот, настаивала на моем возвращении. Но не срослось… Уж что-что, а праздники спорта здесь устраивать умели. Харизматичные ведущие, в которых я не без труда, но узнала среднюю группу. Вроде, не так уж много времени прошло, а они изрослись до чрезвычайности, особенно Никита… Выступили парники, занимающиеся у другого тренера, малышка-новая надежда фигурного катания, и, наконец, настало время конкурсных выступлений. Арина, на победу которой я и поставила все свои нервы, выступала четвертой. Она всегда была лучшей. Не получилось с первого раза — получится со второго или третьего. На нее тренеру никогда не было жалко времени, с ней можно было и вечером лишний раз позаниматься, но это окупалось. Почти в каждом соревновании ее ждал успех. «Айсберг» только успевал медали рассматривать. Это был талант, который даже засудить, спрятав на дно турнирной таблицы, было невозможно, настолько колоссальной была разница ее способностей и окружающих. Алмаз, требующий минимальной огранки, она всегда была любимицей публики. И вот, уже совсем олебедившийся утенок, которого и раньше гадким назвать бы язык не повернулся, вышел на сцену. Безупречные движения, безграничная нежность и женственность. Она всегда казалась невесомой, складывалось впечатление, что все дается ей без труда, что самые сложные элементы вложены в нее заранее самой природой. Движения казались абсолютно естественными, исходящими изнутри. С самого первого шага и до конца номера от нее невозможно было оторвать глаз. Ее выступления даже не воспринимались совокупностью повторяющихся или видоизмененных элементов, они были цельными на уровне ощущений. Я сама не поняла, как это получилось. Неудачное приземление после прыжка и… Падение? Случись это с кем угодно другим, я бы и не запомнила — такова уж специфика спорта. Но Арина… Ее мог уронить только гром. Внутри ледового дворца. Под куполом. Да и то не факт. Кажется, весь зал хором ахнул и замер. А Арина… Встала и продолжила, но на какое-то мгновение я поймала ее взгляд. В нем было все — от непонимания до отчаяния. И мне стало плохо. Я никогда не была серьезным противником, все выступления подгонялись под мой уровень. Задача была — не накосячить хотя бы в том, на что способна. Но тот номер… Он был особенным. Я до сих пор считаю его хитрым ходом нашего тренера, призванным заставить меня работать. И все шло хорошо. Мне настолько хотелось дотянуться до уровня номера, что я готова была сутками тренироваться, лишь бы все прошло, как надо. Татьяна Леонидовна поддерживала мои стремления, оставаясь со мной, прямо, как с Ариной, вне занятий. Я была идеально готова. Я даже от платья, к которому всегда относилась без особого интереса, была в восторге. Ультрамариновое, струящееся, будто созданное для меня… Каждая деталь образа заставляла меня пищать от восторга. Все было идеально, самая жуткая часть номера уже была позади. Да и она уже не казалась такой страшной после часов отработки. Номер шел к завершению, а я впервые чувствовала себя не просто девочкой, создающей массовку и увеличивающей количество участников и линий в списке участников. Я чувствовала себя полноценным претендентом на высокую оценку. Я влюбилась в этот номер и в себя в нем. В первую секунду я даже не поняла, что произошло, настолько была там, в своем мире. А после… Глухое отчаяние. Я не помню концовку этого номера, но помню, что мне было на нее плевать. В какой-то момент я просто хотела уйти со льда. Домой, минуя все утешения и объяснения. Я провалила лучшее из того, что могла создать в этом спорте. Пересмотреть видео с маминого телефона я смогла только спустя несколько месяцев. Из него я и узнала, что в целом концовка мне удалась, да и падение было совсем нестрашным, такое с каждым могло случиться. Возможно, даже аплодировали мне не из вежливости и сочувствия, как казалось в тот момент. Тогда же я не сомневалась, что все уверения окружающих в том, что все в порядке — ерунда, а мой звездный час закатан под лед. Я вообще ничего не хотела. Продолжать, пробовать снова, не сдаваться… Зачем все это, если ничего лучше этого номера уже не будет? Если я снова буду середнячком с минимальным развитием? Я не хотела слушать ни тренера, уверяющую, что это было отлично и нужно продолжать в том же духе, ни семью, активно подтверждающую ее слова. Мне было ничего не нужно. Шанс упущен и точка. На тех соревнованиях я заняла третье место, совсем немного не дотянув до второй строки. Лучший и последний результат за восемь лет занятий. Мне было плохо от воспоминаний, я больше не хотела ничего смотреть, но не говорить же этого Егору! Тем более, он так старательно скрывает скуку, что обижать его совсем не хочется. А потому мне остается стоять ровно, устремляя взгляд вниз — на очередную фигуристку в эффектном костюме. Все выступления слились воедино, я давно перестала отличать «наших» и «не наших». Мне просто снова хотелось уйти. Совсем, как тогда. Сбежать подальше от сверкающей поверхности льда… С тех пор я даже на каток ни разу не ходила. Выступления первое время смотрела, чтобы не уйти совсем уж в никуда из группы, но и это в определенный момент закончилось. Тогда все было настолько свежо в памяти, что в голове все время бился вопрос: «Почему я здесь, на трибунах?». Егор, кажется, хотел еще погулять, но не зря я час придумывала причины удалиться. Улыбаться мне там совсем не хотелось, но и портить настроение Егору тоже было неудобно. Только дома, немного успокоившись не без поддержки мамы, я достала телефон и решилась открыть диалоги. К тому же, я занята, мне нехорошо быть онлайн. А Антон тем временем соизволил ответить. Антон Прохоров: Люди, как в старых фильмах про капиталистов, но отчасти похожи на нас. Орут, правда, даже, когда говорят тихо. Еда неплохая. Сервис хороший. Кристина Лобачевская: Фотографии будут? Фотографии пришли довольно быстро, минут через пять. Несколько снимков номера, вид из окна, ресепшн. Улица, но какая-то… Парковая, будто пригостиничная территория. Так, стоп. Кристина Лобачевская: Ты там на улице-то за пределами забора с названием гостиницы был хоть раз? Антон Прохоров: Нет. Врать не хочу, не то чтобы собирался в дальнейшем. Таааак… И как это понимать? Он, значит, в другой стране, с другими людьми, может новый кусок мира посмотреть… И вместо этого всего он решил на кровати пролежать? И что с этим делать, спрашивается…