Мой отец — Мир

Капитан занёс кулак над дверью и дважды подумал, прежде чем постучать. Он почувствовал разочарование, когда на пороге появился Клод, а не Клодетт, как он рассчитывал. — Капитан Рафаэль Ларивьер. — Клод едва не закатил глаза при виде офицера. Ему поперёк горла стояла королевская гвардия. — Учитывая обстоятельства, могу с уверенностью сказать, что Ваш визит сегодня абсолютно неуместен. — Вы отец Клодетт? — спросил Рафаэль, проигнорировав тот факт, что Клод был отнюдь не рад его присутствию. — Нет, я ее дед, — ответил дедушка с видом утомленного жизнью человека, спешившего поскорее добраться до сути разговора и оказаться как можно дальше от неприятного собеседника. — В таком случае, позовите… — Ее отца нет дома, — перебил Клод. — Зайдите в другое время, капитан. Он поспешил закрыть дверь, но Рафаэль не дал ему это сделать, поставив ногу между дверью и ее косяком. Клод выходил из себя и глазами метал в него молнии, но Рафаэля не напугал этот взгляд — напротив, он принял вызов, выпрямился во весь свой высокий рост, чтобы принять устрашающий вид, и в упор посмотрел на Клода. Со стороны это выглядело так, будто они пытались поджечь друг друга глазами. — Мне нужно поговорить с Вашей внучкой, — процедил капитан сквозь зубы. — Вы выбрали неподходящее время для разговора, — Клод не собирался сдавать позиции. Дверь подвала позади него заскрипела. Всё в том же белом платье, теперь местами окрашенном в цвет крови, Клодетт стояла на самой верхней ступеньке подвального помещения и раскрасневшимися от слез глазами с негодованием смотрела на капитана и дедушку. Она поймала удивлённый взгляд офицера и почувствовала, как сильно его ненавидела. — Что он здесь делает? — почти прошипела девушка, не сводя буравящего взгляда с Рафаэля. — Капитан хотел поговорить с тобой, — ласково ответил дедушка Клод, и тон его являл разительный контраст с тем тоном, каким он разговаривал с Рафаэлем, — но он уже уходит. — Его голос стал ниже, когда он снова повернулся к офицеру и наградил его таким же взглядом, каким смотрел раньше. — Правда? — Клодетт вдруг смягчилась. — Я поговорю с ним. Оба удивлённые, Клод и Рафаэль в недоумении переглянулись. — Вы не оставите нас на минутку? — с театрализованной любезностью поинтересовался Клод и закрыл дверь перед носом капитана, не дождавшись его ответа. Рафаэль вздохнул. Сняв шлем, он поправил белокурые волосы, по длине доходившие ему почти до плеч, и встряхнул челку, сильно нервничая и надеясь выглядеть перед Клодетт наилучшим образом, когда она откроет дверь. Правда вот через две минуты он засомневался, стоило ли так торопиться с прихорашиванием — впускать его в дом никто, кажется, не собирался. Офицер по-хозяйски облокотился на стену и, постукивая пальцами по шлему, который он обхватил другой рукой и прижал к туловищу, принялся смиренно ждать. Он слепо пялился то в одну точку, то в другую, то разглядывал суетливых прохожих за низким старым заборчиком. Они ни на что вокруг не обращали внимания, но дом Джозефины, ведьмы публично вздернутой сегодня на виселице, имел честь заработать их внимание. Некоторые с отвращением косились на него, бросая на капитана подозревающие взгляды и строя догадки. Порочная ведьма, еретичка, грешная Ева — как только ни называли Джозефину эти люди. До ушей капитана то и дело доносились новые порции ругательств, которые он старался игнорировать. Что ж, опыт он имел многолетний, ведь всегда и везде такие люди найдутся. Рафаэлю показалось, что в ожидании он состарился на десять лет. Что ж, может, это зачтётся ему в Чистилище? Прошло ещё немного времени, и офицер засомневался в том, что ему вообще когда-нибудь откроют, поэтому уже собирался снова постучать, но ровно в это же мгновение дверь отворилась. На пороге появилась Клодетт. Она пропустила дедушку, выходившего из дома с заступом в руках — по-видимому, он шёл работать. Клод гневно сверкнул на капитана глазами, будто запугивая, и скрылся за домом. Клодетт тоже была не в лучшем расположении духа. Ее лицо было совсем близко, наконец Рафаэль мог рассмотреть его с такого расстояния. Он наблюдал за ней и раньше: смотрел, как шевелились ее губы, когда она пела, как двигалось ее грациозное тонкое тело, когда она плясала, и как благодарно улыбались ее голубые глаза, обрамлённые пышными ресницами, когда кто-то бросал ей монету, но всё это было слишком далеко. — Проклятым фиглярам я больше верить не намерена, мессир, — заявила Клодетт, пренебрежительно отводя взгляд. — Но выслушаю Вас. — Я вовсе не обманывал Вас, сударыня, — возразил офицер. Казалось, будто с ней сейчас говорило само его сердце. — И собираюсь прояснить ситуацию. — Ни один плут не сознается в том, что совершил. На то он и обманщик, — заметила девушка, прищурившись. Она сильно потеряла его в мнении, что открыто демонстрировала, но наш капитан, к счастью, был настойчив: — Вы сильно ошибаетесь. Я действительно не скоморох. Клодетт приблизилась к его лицу настолько, насколько только позволял ее невысокий рост, чтобы заглянуть в бессовестные глаза подлеца: — Неважно, как Вы это называете. Невинная женщина, бездыханное тело которой ночью отнесут в склеп Монфокона и бросят среди человеческих остовов, убита не Вами, кровь в этом подвале пролита не от Вашей руки. Но Вы отвечаете за это перед Господом. Не было в Париже ничего, что пугало бы Клодетт больше, чем виселица Монфокона, которая могла принять пятьдесят грешников за раз. Именно об этом страшном сооружении писал Виктор Гюго в своём «Соборе Парижской Богоматери», на любого человека с хорошей фантазией наводя ужас его описанием, от которого я читателя пока любезно избавляю. — Прошу Вас, сперва дайте мне объясниться! — Капитан не помнил, чтобы прежде ему случалось умолять женщину. — Клянусь душой, Вы пожалеете о своих словах, когда сказанного будет уже не вернуть, как и невинные жизни, отошедшие сегодня в мир иной. Это повлияло на Клодетт, снова пробудив ее эмоции, и она отступила, положа руку на разбитое сердце. Рафаэль зашёл в дом и закрыл за собой дверь. Он не прошёл дальше, чтобы сесть и поговорить в спокойной обстановке, потому что ему не терпелось рассказать о том, что случилось на самом деле. — Я бережно хранил Ваш секрет и храню его до сих пор, — низким голосом произнёс Рафаэль, подойдя к Клодетт почти вплотную. Девушке пришлось вжаться в стену, чтобы сохранять между их телами хоть какое-то расстояние. — Вас сдал кое-кто другой. Сердце Клодетт колотилось с бешеной скоростью. Непонятно, в чем было дело: в неприемлемой близости капитана или в том, что она была взволнована ситуацией в целом. В душе она ликовала, радуясь тому, что Рафаэль не был оборванцем, каким она его посчитала, но при этом боялась узнать о том, кто совершил на неё донос. Кто ещё, кроме бабушки и дедушки, мог знать о кошках? — Жюль де Валуа доложил о Вас, — промолвил Рафаэль, глядя в большие глаза Бастьен. Она была похожа на испуганную кошку: если бы у Клодетт была шерсть, она точно стояла бы торчком. — Он сделал это вчерашним вечером. «Боюсь, ты пожалеешь об этом в скором времени», — всплыла его фраза в голове Клодетт при звуке его имени. Голос Жюля, предупреждавшего ее, эхом отдавался внутри, заставляя девушку дрожать. — Что стряслось?.. — испугался Рафаэль. — Это друг моего отца! — призналась Клодетт, едва ли не плача. — Вчера я отказала ему, и он сказал, что скоро я об этом пожалею… Но как он узнал, ох, непонятно! — Жюль де Валуа, сын судьи, человек с таким достойным происхождением, сделал Вам предложение, и Вы его не приняли? — удивился капитан, отмечая финансовый достаток и хорошую репутацию этого мужчины. — Помилуйте, сударь! Клодетт принялась прокручивать в голове вчерашний день. Как она себя выдала? Неужели, успешно пряча кошек столько лет, всего за один день она умудрилась быть такой неосторожной, что о них узнали сразу двое? И тогда она поняла. Должно быть, Жюль был рядом, когда она мыла Шарля, и услышал, как котёнок завопил, испугавшись воды. — Это все сейчас неважно, — Рафаэль избавил ее от этой ужасной темы. — Потому что я могу помочь. — Как? — спросила Клодетт, выждав недолгую паузу. Она смотрела на капитана снизу вверх глазами, налитыми кровью из-за полопавшихся сосудов, и взгляд ее был тяжёл. — Ничего нельзя вернуть. — Но этого можно не допустить снова, — подметил мужчина. — Что Вы имеете в виду? — нахмурилась Клодетт. — Если Вам понадобится убежище… — он наклонился к ее уху и зашептал: — я его предоставлю. Нотр-Дам всегда готов принять Вас. Рафаэль отстранился. — Мне не нужна помощь! — решительно ответила Клодетт с видом настоящей парижанки. — В любых ее проявлениях. — Неужели никто не выжил? — спросил он сочувственно. — Нет. — Тогда чье это? Капитан коснулся щеки девушки, заставив ее вздрогнуть от неожиданности, снял с неё волосок чёрной кошачьей шерсти и показал его Клодетт. От его бдительных глаз редко что-то ускользало. — Хорошо, — сдалась Бастьен, когда поняла, что бороться дальше не было смысла. — Может быть, кто-то выжил. Рафаэль улыбнулся уголком рта. Его тёмные глаза были спокойны и безмятежны, густые брови расслаблены. Клодетт разглядывала его гладко выбритое лицо, — щетина была оставлена лишь на подбородке и придавала солидности — прикидывая, можно ли этому человеку доверять. Он не был похож на других военных. — Если кто-то узнает, что Вы сказали мне это, Вас казнят… — пролепетала Клодетт, когда к ней пришло осознание этого факта, не понимая, зачем капитан умышленно портил себе жизнь. — Правильно, — согласился он. — Я доверился Вам. Моя жизнь в Ваших руках. А верить мне или нет — решать Вам. — Откуда мне знать, что это не ловушка? Почему я должна тебе верить? — с вызовом вопросила девушка, когда Рафаэль сделал шаг назад. Клодетт не отдавала себе отчета в том, что перешла на «ты», но капитан не возражал. — Мне не нужно строить тебе козни и заставать врасплох. Я могу прямо сейчас арестовать тебя, но я этого не делаю, — спокойно ответил Рафаэль. — И я позволил твоей бабушке спасти тебя, когда мог сказать правду о том, что кошки принадлежали тебе. Если бы я хотел убить тебя, ты уже была бы мертва. Подумай об этом, Клодетт. Она задумалась. Всё, что говорил офицер, имело смысл, до которого она, ослеплённая эмоциями и всепоглощающей ненавистью вкупе с унынием, не могла доискаться. — Ты знаешь, где меня найти, — бросил капитан напоследок и покинул ее, оставив Клодетт наедине со своими мыслями в пустом коридоре.