Свалка драбблов BTS

      В их вселенной писать на коже всегда было чревато.       Особенно, если ты беспокоишься о своём соулмейте. А Сокджин беспокоился. Будучи ещё маленьким ребёнком, он никогда не рисовал на себе и лишь лет в семь он начал раз в день, перед сном, писать на запястье «Привет, меня зовут Сокджин».       Однако время шло, а ответа так и не было и к одиннадцати годам Ким завязал с попыткой контакта.       Потому что разочаровался.       Потому что придумал у себя в голове сто и одну историю, где его соулмейт слеп или не имеет возможности читать и писать. Где он не хочет видеть Сокджина и ему неприятна сама мысль о том, что у него есть родственная душа. Где его соулмейт ещё даже не родился или… уже мёртв. Где Сокджин — просто один из этой одной миллионной бракованных, у которых его просто нет...       Однако, годам к семнадцати на его ладонях и запястьях начали появляться бесконечные формулы, теоремы и английские слова, а иногда и строчки стихов.       Сокджина душили возмущение и обида. Он пытался столько лет! Так почему же всё так?       Сокджин больше не пишет своему соулмейту. Он лишь сильнее натягивает рубашку на запястья, исписанные чёрт знает чем, и иногда бинтует руки, усыпанные функциями и формулами.       И так это продолжается ещё долго, до бесконечности.       Сокджинова родственная душа без зазрения совести марает его тело, а Сокджин игнорирует его, делая вид, что не замечает всего этого безобразия на своих руках.       Пока не наступает день икс.       Сокджину двадцать. У него выпускной и самое лучшее настроение на свете.       Сокджин подходит к зеркалу и застывает.       У него на лбу чёрным и корявым красуется «Ким Намджун — хуило» и, блять, возможно, ему и было бы от этого немного смешно, не будь всех его попыток сближения, всех этих лет игнорирования, и не будь это его выпускной. Но у Сокджина дрожат руки, сжатые в кулаки, и в голове ни одного цензурного слова.       Сокджин смотрит в зеркало и усмехается. Ким Намджун, значит? «Хорошо, очень хорошо», думает он, пока достаёт аптечку из настенного зеркала-тумбочки в ванной.       У Сокджина в выпускной огромный пластырь на щеке и чёлка закрывает мерзкую надпись на лбу. Но Сокджин доволен. Он светит улыбкой на всех прохожих и даже подмигивает парочке особо милых девушек. У Сокджина настроение такое, которого не было, наверное, никогда за всю жизнь и вообще «лав май лайф».       На церемонии выпуска всё тоже замечательно и лучше быть не может, пока он не кидает взгляд на часы на запястье. На его руке надпись знакомым почерком и это не формулы.       Губы Сокджин кривятся в прочитанном «Ты охуел?» и он с досадой думает, что зря не взял с собой ручку. Однако у стоящей рядом одноклассницы с собой сумка и она, не устояв перед его вежливостью, отдаёт письменную принадлежность.       Сокджин пишет «Око за око, Ким Намджун» так быстро, как только может и ждёт ответа с нетерпением, бегая глазами по руке. Короткая надпись «Сука, но не зелёнкой же», едва не пробивает его на смех во всё горло, но он сдерживает и отвечает коротко «Подумай о том, что у меня на лбу». Ответа на это ему не следует.       Ни через минуту, ни через десять и ни через час.       Уголки губ Сокджина опускаются, а в голове заевшей пластинкой «ты сам виноват». Но он всё равно посматривает на запястье, становясь лишь только грустнее — ответа так и не приходит.       Они с классом гуляют у реки Хан, вспоминая всё, что с ними было в школе и смеются над локальными шутками.       Сокджин тоже смеётся для приличия, всё так же поглядывая на запястье, как вдруг видит там совсем не кимнамджуново «Чувак, я твой фанат и прости за лоб, теперь там всё ок».       Сокджин моргает, а потом ещё раз. От достаёт телефон и поднимет чёлку.       Действительно, с экрана на него смотрит лицо с пластырем, но чистым лбом, и Сокджин выдыхает: то, что написано на коже соулмейта, с собственной стереть невозможно.       Затем он вновь бросает взгляд на руку и пишет всё той же ручкой одноклассницы, которую так и не вернул: «Я — Ким Сокджин». «Парень?», тут же поступает вопрос от Намджуна. «Парень», следует ответ. «Откуда ты?» появляется снова незнакомым и корявым, и Сокджин неуверенно пишет «Сеул», ожидая ответа трепетно и мучительно. И он приходит, спустя минут десять, всё тем же корявым «Встреть его на главной станции в 20:30, а то потом я его не уломаю».       Сокджину хочется ответить что-то взрослое и крутое, вроде «я не обязан» или «я не стану», но не отвечает.       Потому что понимает, станет.       И в восемь часов, стоя на платформе, он оглядывается по сторонам, выискивая того самого, и находит.       Соулмейт Сокджина высокий, с ногами-шпалами, высветленными волосами и сутулой спиной. На его лице чёрная маска и солнцезащитные очки (вечером, ага), а с плеч свисает красивое, дорогое, бежевое пальто.       Сокджин подходит к нему сам, потому что парень осматривается опасливо, не зная, куда податься, и явно ожидает, что его кинули. — Ким Намджун? — спрашивает Сокджин, видя, как парень вздрагивает.       Он поднимает очки, смотря на Сокджина удивлённо, пока тот отмечает, что в синяках под глазами парнишки можно было бы прятать вещи. — А ты красивый, — неуклюже выдаёт тот и тут же смущается, отводя взгляд и пунцовеет на глазах. — А ты, видимо, ещё школьник, — хмыкает Сокджин, щуря глаза.       Парнишка стесняется ещё сильнее и вжимает голову в плечи, явно не зная, куда себя деть и невпопад бубнит: — Зелёнкой было лишнее.       Сокджин на это усмехается и тянет маску Намджуна вниз, открывая для себя собственную надпись зелёным «Согласен, Ким Намджун, ты действительно хуило». Парень тут же собирается маску обратно нацепить, но Сокджин убирает его руку и на мгновенье касается чужой щеки губами, выдыхая: — А по-моему, тебе идёт зелёный.