Какого черта все именно так?..

Эл подтвердила историю о дочери. По ней было видно, что она не рада, от слова совсем, разглашению таких… фактов Дженсену. Но сказанного не вернёшь. Ему было искренне жаль ее, а она, «замерзшая», не нуждалась в его жалости. Ага, конечно — так все и поверили. Всю оставшуюся часть дня они, как и договорились, не обсуждали эту тему. Когда Эл закончила работу и они спокойно вернулись к Дженсену домой, он уже почти забыл об утреннем происшествии. Но Фрост подозрительно много молчала, сразу же отправившись на кухню, и это оказалось жестким напоминанием о том, что их разговорам и мимолетным касаниям, в которых Адам нашел уют и утешение, пришел… конец? Но он никак это не прокомментировал и просто прошел в комнату, в то время как Эл приступила к приготовлению раннего ужина. Они молча поели, так же молча потом смотрели телевизор. И это было до боли непривычно: всегда сильная и оптимистичная, она ушла в депрессию. Снова. Прямо как в самом начале их знакомства… Вероятно, не следовало делать вид, словно ничего не произошло, но так у Дженсена появилось время на то, чтобы все обдумать. А пищи для размышлений было до хрена и больше. Той ночью заснуть оказалось очень непросто. Хотя он и не прикасался к Эл, невозможно было прекратить думать о ней. Адам все время мысленно возвращался к их разговору и тому, какой холодной она стала вновь. Каждый раз, когда он вспоминал свои ощущения, меж его бровей ложилась глубокая морщина. На него было совершенно непохоже вот так просто потерять эмоциональный контроль из-за простого повествования. Он редко принимал чужую боль так близко к сердцу… Тем не менее он не чувствовал, что совершил ошибку, узнав об этой стороне ее жизни — собственно, ничто не казалось настолько правильным, как произошедшее, — но не был уверен, что по этому поводу думает сама Эл. Фрост довольно спокойно, даже строго отреагировала на все это и не стала закатывать истерику, но, возможно, они все просто растерялись под влиянием момента. Придя домой Эл попросила прощения, словно это была ее вина — она винила себя в том, что узнав ее правду, Адам чрезмерно загрузился (с его то работой) и теперь вынужденно сочувствует ей. «Вроде умная, сообразительная, но порой такая… глупая, что даже не смешно.» Вздохнув, он перевернулся на бок, лицом к ней. В абсолютной тишине комнаты, освещенной уличными фонарями, простыни прошуршали оглушительно громко. Когда они все-таки сблизились, эмоционально, она перестала так часто дергаться и шугаться его прикосновений. Вскоре, она перебралась с тесного гостиничного дивана на его большую двуспальную кровать, но первое время все равно оба были напряжены. Несмотря на это, почти каждую ночь Адам находил Эл в своих крепких стальных объятиях. Со временем они привыкли прижиматься по ночам к друг другу. И ему это нравилось — он впервые за долгое время почувствовал уют и некую защиту… Он положил руку перед собой, вспоминая прикосновение к ее сильной, но в тоже время хрупкой спине с титановым позвоночником, к талии, к округлым бедрам и стройным ногам, что неосознанно она закидывала на него во сне. Пальцы сомкнулись на пустоте. Неприятно сжалось механическое сердце. Дженсен перевернулся обратно на спину и с силой потер лицо руками. — Какой же я идиот, — прошептал он. «Что же делать?..» Его мучения были прерваны тихим стоном и шипением рядом с собой. — Прош… мннн… р-шш… Он замер, чувствуя, как кровь стынет в жилах, а волосы на затылке шевелятся. Несколько неясных стонов, затем Эл выдохнула что-то почти членораздельное, дернувшись под одеялом. Адам повернул голову в ее сторону, немного опасаясь того, что он мог увидеть. Или услышать. «Она же не?..» В неясном свете он нашарил взглядом ее лицо и был поражен мукой, которой оно было искажено. Ее тело выгнулось, натягивая простыни. Протезы тихо позвякивали, голосовой синтезатор сбоил, от чего из горла доносились шипяще-хрипящие звуки, как из сломанного приемника. Она что-то пробормотала, и в ее тоне не было ничего от удовольствия. Только страх. Только страдания. Адам снова повернулся к ней, решая что же делать (в утешении он был не очень хорош). «Ей наверняка снится кошмар», -сделал вывод, вспоминая сегодняшнюю историю, — «демоны прошлого мучают ее…» Он закрыл глаза, но заснуть не смог. Звуки, издаваемые Эл, не были громкими или частыми, но с каждым сдавленным всхлипом Дженсен все сильнее напрягался. Когда на ее бледных щеках заблестели слезы, он понял, что больше не может этого выносить. Он немного отбросил простынь, подобрался поближе и замер в нерешительности. «Мало ли, как она отреагирует, — он представил, как она, проснувшись, разносит квартиру к чертям на черепки. — Может, мне не стоит ее будить…» Вместо этого, подумав, он прижался к ней вплотную, стараясь не тревожить ее лишний раз — ему повезло, что она лежала к нему лицом. Простыня сползла, открывая белоснежное плечо. С предельной осторожностью Адам распутал ее из оков простыни. Потом устроился поудобнее, придвинулся так близко, что почувствовал дыхание Фрост на своей шее, и взял ее за плечо, чтобы крепко обнять и прижать к себе. «Боже, как же это пережить…». В тот же момент она напряглась всем телом, нервно дернувшись Дженсен застыл, его сердце пропустило удар. Он испугался, что все-таки разбудил ее. Через несколько минут женщина начала расслабляться — он с облегчением сделал вывод, что она так и не проснулась, поэтому его чуть удар не хватил, когда тонкие руки обвили его вокруг туловища. — Извини, я не хотел тебя разбудить, — неуверенно начал Адам. — Мне жаль, — прошептал Эл, утыкаясь лицом в его жесткое плечо. Ее холодные пальцы судорожно сжали ткань футболки на спине Дженсена. — Мне жаль, что ты обо всем узнал именно так. Так жаль… Не зная, что на это ответить, молча погладил ее спину одной рукой, мягко приобняв за талию другой. У него было чувство, словно он ступил на какую-то запретную заминированную территорию. — Не нужно, — сказал он наконец, и зарылся носом в мягкие пряди на макушке, вдыхая аромат цитрусов, — все произошло так, как должно. Ты ни в чем не виновата… Эл оцепенела. Затем она тяжело, судорожно вздохнула и прижалась сильнее, обжигая дыханием его шею с металлическими креплениями плечевого моста. Тот еще крепче обнял ее в ответ и продолжал успокаивающе гладить по спине еще очень долго. До утра никто из них больше не произнес ни слова — каждый наслаждался долгожданным уютом и покоем. Когда Дженсен проснулся, он почувствовал себя посвежевшим и ясно соображающим. Он все еще лежал в ее объятиях, и хотел было разбудить, когда вдруг вспомнил, что произошло этой ночью. И не только… Он взглянул на спящую женщину: темно-синие волосы находились в полном беспорядке, некоторые пряди торчали во все стороны, кожа вокруг глаз немного покраснела, а на щеках виднелись следы недавних слез. Осторожно выбравшись из кольца ее тонких, но цепких рук, он с облегчением вздохнул и поднялся. Рука и нога (а точнее та часть тела, к которой они присоединялись) на которой он лежал всю ночь, абсолютно затекли, и пару минут он побродил по комнате, массируя мышцы — по боку пробежало неприятное покалывание. Когда тело вновь обрело чувствительность, он отправился в ванную, для того что бы освежиться. Да и мысли надо было привести в порядок… «Я выгляжу уставшим… даже очень», — ощупывая мешки под глазами, заключил он. Несмотря на это, в глазах горели ясность и уверенность, и на лице блуждала легкая улыбка. Адам чувствовал себя необъяснимо лучше. «Почему так?..» Затем он почувствовал, нежели увидел, сырые пятна на шее и на футболке, оная была сильно смята на спине. Надо было принять душ и приготовить завтрак. «Завтрак в постель, с любовью от машины для убийства, — в разбитом зеркале показалась горькая усмешка.» Дженсен опустил руки на край раковины и уставился на свое ломанное отражение, внезапно почувствовав себя невероятно одиноким. Как тогда, когда он узнал о предательстве этой сучки, Рид. Ощущение потери, чего-то крайне важного, неприятно вцепилось в его душу. «Она скорее всего не чувствует того же, что и я. Да, Эл хотела стать ближе к нему — но не в этом смысле. Ну, хватит… с него достаточно…» Приняв все-таки душ, он покинул ванную и отправился на кухню, которая без вечного присутствия Эл казалась просторнее, чем обычно. Он достал продукты, разбил в сковороду несколько яиц и принялся нарезать овощи. (Да, Дженсен умел готовить — просто не все об этом знали). Время от времени он прислушивался к звукам в комнате, где Фрост продолжала крепко спать, несмотря на звуки из кухни. Было раннее утро, солнечные лучи только-только начали заполнять помещение, и в глубине души Адам надеялся, что хотя бы они ее разбудят. Когда она зашевелилась, Дженсен затаил дыхание. Шорох простыней оповестил его, что «спящая красавица» проснулась. Он не стал проходить в комнату, не хотел, так что он ждал, нарезая овощи все тоньше и тоньше. — Кхм… Адам? — спустя некоторое время раздался ее немного хриплый голос.  Послышались тихие шаги, и через несколько секунд она появилась в проеме — Дженсен попытался повернулся с таким видом, словно он не ждал этого момента, затаив дыхание. Словно ему, совсем иррационально, не страшно — Доброе утро, соня, — мягко сказал он и потянулся взъерошить и без того лохматую голову. По руке пробежали искры удовольствия, когда его пальцы коснулись ее волос, и Адам, озадаченный этим, отдернул ее. — Что такое, Адам? — ее голос звучал тепло, но все-таки немного напряженно. — Ничего, совсем ничего… — он плавно взял ее руку, аккуратно сжав ее пальцы, рассматривая многочисленные шрамы на них, — Прости за… за все. — Дженсен, ты не… — Просто выслушай меня, — твердый тон заставляет ее оставить свои мысли пока что при себе, — со стороны может показаться, что я вчера отнесся к твоему рассказу равнодушно и не серьезно. Но знай, это не так. Он медленно поднял ее руку, мягко уткнувшись носом в ее запястье, словно преданный пес. Эл неосознанно начала гладить немного колючую щеку. — Я шокирован твоей историей, твоей правдой… никогда бы не подумал, что ты пережила такое. — Мне не нужна жалость! — Это не жалость, это сочувствие. Есть разница, поверь. И я хотел попросить… прощения за то, что я не смог открыто показать свои чувства и эмоции. За то, что молча провел вечер и даже не попытался тебе помочь. За то, что я такой черствый… — Это не так! — воскликнула Эл, запнулась, — Нет, то есть… агрх… я не считаю тебя холодным или черствым, в твоей жизни тоже произошло много чего ужасного… — она замолкла на секунду, задумчиво оглаживая его лицо, — ты такой, какой есть. Не извиняйся за это. А на счет помощи… — щеки тронул легкая краснота, — ты прекрасно помог мне справится с кошмарами ночью, подарил спокойствие. И за это я тебе благодарна… — Эл… На некоторое время в комнате повисла тишина — были только они и больше ни кого не существовало. — На самом деле, я хотел попросить прощение за один страшный поступок… — он отпускает ее руку, в глаза море эмоций. — Что? Ты чего-то боишься? — Да. Боюсь, что если приближусь к тебе еще хотя бы не много, то… не знаю, смогу ли уйти. Эл резко выдохнула и отошла к окну, перебирая детальки на столе рядом с ним. Отвлечься не получилось; в итоге она просто стояла, поникнув, и равнодушно смотрела на сонный пейзаж за окном. «Все таки, быть отвергнутой столь скоро, даже не объяснившись — самое отвратительное чувство.» — В каком смысле «уйти»? — спросил она, изображая безразличие, однако голос предательски дрогнул. Она с силой потерла лицо и уставилась невидящим взглядом в потолок, умоляя желудок прекратить скручиваться в узел. — То есть, я все поняла, вроде как: у тебя тяжелая работа агента, на тебя порой охотятся, да и вообще ты собирался уничтожить иллюминатов. Хам. Боже, Дженсен, ты всегда такой серьезный… Она резко замолчала и сглотнул сквозь нарастающий ком в горле. В уголках глаз скопились горячие слезы. Она крепко зажмурилась, надеясь, что это все просто сон. «Я не плакала с самых похорон дочери. Что же сейчас со мной не так?!» Металлические руки осторожно обвили ее талию, отчего она распахнула яркие глаза, и слезы прочертили мокрые дорожки на щеках.  Она не могла сделать вдох, не могла спокойно выдохнуть — не смела. — Эл, мне так жаль, что я причинил так много боли. Снова, — Адам сжал ее сильнее, прерывисто дыша ей в затылок, — когда я думаю… о нас с тобой, то хочу большего. Но, черт возьми, я же не совсем человек теперь, моя жизнь постоянно под угрозой. Я не хочу, что бы ты пострадала еще больше из-за меня. Я не хочу тебя сломать. Прошу, прекрати плакать… — Я не плачу! — Эл упрямо вытирает глаза, пытаясь успокоиться. Она откинула голову ему на плечо и накрыл ладони своими. — И вообще, завязывай с этим бредом по поводу того, что ты не совсем человек или что ты меня сломаешь. «Господи, сердце сейчас просто разорвется!» — Конечно же, ты человек. И я бы в любом случае волновалась за тебя. И да, меня сломать очень трудно! — Но… — Адам несколько секунд беспомощно молчал, подбирая слова, — тв не сможете быть счастлива с кем-то вроде меня. Я же… — Упрямый как баран? — нагло перебивает его. — Безрассудный? Сильный? Добрый? Знаешь, никто и никогда не уделял мне так много внимания, как ты. — ее щеки снова покраснели. — И это, конечно, довольно приятно — когда о тебе ТАК заботятся. Но мне кажется, тебе уже пора начать жить ради себя самого, и беспокоиться о себе, а не обо всех вокруг. Чего хочешь ТЫ, Дженсен?  Она нервно выдыхает, быстро проведя языком по пересохшим губам. Обхватив его шею прохладным ладонями, ждала ответа. Взгляд Адама метнулся к ее «жесту» с губами. — Я хочу… поцеловать тебя, — прикрывает глаза, отвечает на выдохе — Пожалуйста… — Как будто тебе нужно для этого разрешение. — Эл ухватила его подбородок и потянулась вперед. Когда их губы встретились, внутри расцвел яркий взрыв удовольствия. Она издала тихий, едва слышимый стон ему в рот. Поцелуй был достаточно сдержанным и медленным, тем не менее ни с чем не сравнимым. Дженсен притянул ее ближе, нетерпеливо сжимая пальцами ее мягкие бедра. От удовольствия звенело в голове, а где-то в животе летали бабочки. Вроде глупо, но так искренне и приятно, что невозможно остановиться. Сердце щемит от сдерживаемой нежности. «Как же я тебя люблю…» — Ты так прекрасна, — тепло произнес Дженсен, когда они оторвались друг от друга. Еще не успев перевести сбившееся дыхание, он снова потянулся ней, словно цветок к солнцу. Ему безумно нравилось ее целовать. — Я не помню, чтобы мне хоть когда-нибудь было настолько уютно и хорошо… — Ты тоже прекрасен, Адам. Твои глаза, они… говорят за тебя, даже если ты не можешь выразить свои эмоции открыто. Боже, Дженсен… Он не мог сказать ни слова в ответ, потому что она не отрываясь смотрела на него полными восхищения, нежности и тепла глазами. Адам облизнул губы, и Эл проследила за этим движением, зеркально повторив. — Мне с самого начала было с тобой спокойно… А я, как дура, все сторонилась, боялась этого… — Эй, не вини себя, только не сейчас — он провел руками вдоль по ее спине, перейдя на лопатки, притягивая ближе к себе, крепче обнимая. Прикосновения к этой женщине опьяняли, и он хотел быть как можно ближе., — главное, что мы осознали, что нужны друг другу. Остальное потом… Он поцеловал ее снова, более уверенно, и по телу пробежала дрожь, когда Эл провела языком по его губам, углубляя поцелуй. Господи, как же жарко. Возможно, они перешли бы… к более интересной части изучения друг друга. Если бы не одно но. Услышав подозрительный шорох у дверей, он резко отпрянул от нее. Сначала Эл решила, что он просто дразнит ее, но сразу же стала серьезной, увидев настороженное выражение у Адама. Он внимательно смотрел в сторону входа. — Похоже у нас гости, — тихо произнес Дженсен, закрывая ее собой. Сдетонировал маленький заряд на замке. — И они явно настроены не очень дружелюбно. Дверь медленно открылась…