Какого черта все именно так?..

Дженсен не раз и не два читал ее досье. Очень многое она рассказала ему сама. Что-то донесли другие. Но об этом… он узнает впервые: у Эл есть ребенок. Да, в ее возрасте нормально иметь уже взрослых детей, в конце концов ей 33. Но все же… Этот факт никак не хочет укладываться в его голове. Вообще, про дочь Адам узнал чисто случайно, Ли проболтался, в очередной раз разговаривая с самим собой (все же ему стоит отказаться от этой привычки). Он сетовал на то, что девчушка так много времени проводила с ним и Эл в мастерской и так мало с друзьями, такими же подростками, как она. Что она была очень энергичным и веселым ребенком с глазами «звездочками», что очень любила читать книги о программировании, а не о воздушных замках и принцессах. И много чего еще. Единственное, что по-настоящему смущает Адама, это постоянное слово была — Ли говорит про нее только в прошедшем времени. О чем он сразу же спрашивает. — Что?.. — мужчина не сразу понимает о чем его спрашивают, уйдя в воспоминания с головой. Но зато когда до него доходит, Ли становится белее мела, в глазах мелькает паника, даже изображение немного рябит — все-таки голограмма (точнее проектор) очень живо передает картинку и напряжение. — У Эл есть дочь? — упрямо звучит вопрос. -…да… — Что с ней? — глаз Фроста нервно дергается, он судорожно трет ладони, — что-то не так? — Как бы сказать, Адам… — Прямо. — Она… — трет лицо, пытаясь сдержать эмоции, голос ломается и хрипит, как сломанное радио, — она умерла. Шок. Неверие. Брови удивленно ползут вверх — удивление на лице сменяется скорбью. Страх. Иррациональный и беспощадный скребет его механическое сердце. «?!» — Что с ней произошло? — ноги почему-то не держат и он тяжело опирается о столешницу. Потеря ребенка, своего любимого чада — одно из самых страшных событий, которое только может произойти с человеком. Пускай у Дженсена и не было детей (хотя хотел бы, но не с его работой), он все равно искренне сочувствует Эл. Такое… не каждому дано пережить. — Мы, когда я еще был в своем биологическом теле, работали над одним важным военным проектом. На частное лицо, — голограмма, немного сверкая, плавно перемещается на место рядом с Адамом, — нам обещали хорошее спонсирование в будущем и приличную сумму авансом. Тяжелый вздох. — И? — И ничего. Эл как-то узнала о том, что они хотят использовать это… устройство, как оружие массового поражения, внедряя их в импланты. У них была цель уничтожить практически всех аугов в городе одним ЭМИ ударом… Волосы на затылке шевелятся от осознания того, какой ужас мог сотворить этот механизм. — Она сразу же свернула проект, вернула все деньги до копейки и разорвала контракт, — Ли устало трет лицо, — естественно они были не довольны сложившейся ситуацией и возникшей текучки данных в блекнет. Ну и, естественно, решили отомстить. Адам понимает к чему идет конец этой истории. И он не очень хочет знать итог, но надо. Надо знать все до конца. — В кратце, они украли девчонку, жестоко пытали ее и вынудили, силой заставили Эл работать на них, в обмен на то, что дочь вернется домой вся, а не по частям… — Неужели она пошла на это? — А что ей оставалось?! Сидеть и ждать, когда ей по почте придет ухо или пальцы ее дочери?.. — голос, что шипит и ломается под напором эмоций, полон отчаяния, — но она, конечно же, это так просто не оставила, пошла до конца: загрузила в эту «бомбу» данные на каждого работника-ауга этой военной базы. Кроме самого главного — того, кто украл и пытал девчонку. — Получается, при тестировании убило всех аугов? Тем самым она расчистила путь к дочери… — Верно мыслишь. Заключенные, на которых должны были проверить устройство, освободились и кинулись на оставшихся работников. Когда она наконец-то добралась до этого ублюдка, то была готова расчленить его заживо, но не учла того, что он возьмет ее в заложники, — нервный стук, сердце ускоряет ход. — Надо было вводить и его данные, но она хотела заставить его молить о пощаде, страдать… Молчание. — Чем все закончилось? — Эл… она… не успела, этот урод вспорол горло прежде, чем ему живьем, голыми руками открутили голову. В буквальном смысле. На этом моменте Адам чувствует лёгкую гордость за нее. — Она так кричала… так плакала… но уже ничего нельзя было сделать. Я должен был быть неподалеку в случае чего, но пришел слишком поздно! — Но ты… — Да! Сестра постоянно твердит, что я не виноват. Что я сделал все, что смог! Но это не так, — Ли пускает скупую мужскую слезу, пытаясь не расплакаться навзрыд, — это я подначивал ее подписать контракт, повелся на деньги, это я не успел добраться до них вовремя, что бы остановить кровь… Дженсен не знает, как остановить эту истерику, хотя бы даже потому, что парень — это голограмма. — Из-за меня погибла ее дочь, моя любимая племяшка… — Ты не виноват, Ли. Оба повернулись в сторону входа — там стояла она. Сердце ухнуло вниз. — В ее смерти виновато только то уебище, что посмело ее украсть, взять в заложники, пытать. Виноват только тот урод, что посмел… зарезать ее… Глаза женщины полны боли, обиды и чего-то еще, неясного, правая рука немного нервно мнет ткань куртки, — брат, дорогой, ты ни в чем не виноват… Она подходит к нему и обнимает — не ясно как, но все же. Ли постепенно успокаивается. У Дженсена екает его железное сердце от услышанного. И только один вопрос у него в голове: «Как? Как она пережила все это? Нет, не то. Как они пережили все это?». Но задает совершенно другой, но не менее важный: — Как ее звали? — Эмми…