Let's take a drink of ever this can turn around
Бокуто открывает дверь в Class Cat и даже не удивляется, что уже в который раз приходит сюда и не видит здесь ни одного покупателя. — Привет пьяницам, — доносится с кассы. — И тебе того же, — хмыкает Бокуто, закрывая за собой дверь. Куроо устало улыбается, подпирает рукой подбородок и сонно жмурится. — Не очень вчера всё прошло, я правильно понимаю? — спрашивает он, сдувая с глаза непослушную чёлку. — Ага, не особо, — мрачно отзывается Бокуто, блуждает взглядом по прилавкам, пряча руки в карманы. — Я вчера узнал про маму Акааши. — Оу. — Спасибо тебе, что заранее меня предупредил, чтобы я не выглядел полнейшим кретином с выпученными глазами и убогими извинениями, — бросает Бокуто со злостью, чувствуя, как начинают подрагивать кончики пальцев. — Слушай, Акааши не хотел тебя грузить, пока ты в универе, а здесь я хотел, чтобы ты узнал всё от него самого, — Куроо пока держится в спокойном тоне, ему не нужны лишние ссоры. — В смысле «не хотел грузить»? — вскипает Бокуто. — Почему никто не мог мне сообщить, что у моего парня творится хрен знает что? — Потому что ты там веселился в своём универе, и тебе было не до нас! — рявкает Куроо, тоже выходя из себя. — Я нихуя не веселился в универе, ясно тебе?! — кидается на него Бокуто, хлопая руками по столу. — Не ори на меня, с хуя ли я мог вообще знать, что у тебя происходило всё это время?! — орёт ему в ответ Тетсуро, вскакивая со стула. Они так и стоят, уставившись друг на друга бешеными глазами, затем Куроо медленно садится обратно. — А ну иди дверь запри, — холодно бросает он вместе с ключами от магазина. Бокуто молча закрывает на ключ дверь, возвращается и ждёт, что Куроо сейчас начнёт его бить. Но вместо этого он хватает его за рукав и тащит прятаться вместе с ним под стол. — Какого?.. — шипит Котаро, стукнувшись об стол головой и садясь на пол. Тетсуро подсаживается рядом, тянется куда-то за стол и ставит перед ними бутылку с двумя стаканчиками. — Блин, серьёзно? — не верит своим глазам Бокуто. — Текила? — Что-то против имеешь? — стреляет в него сердитым взглядом Куроо, открывая бутылку. — А тебе от владельца магазина твоего не прилетит? — Котаро недоверчиво подставляет стакан. — Нам всем уже прилетело по самую задницу, тебе не кажется? — раздражается Куроо, разливая напиток по стаканам. Бокуто больше не возражает, и Куроо деловито прикрывает бутылку крышкой и отодвигает в сторону. Они молча чокаются и пьют залпом, и Котаро с отвращением фыркает. — Я как-то пил текилу и слизывал соль с… Ну короче с Кенмы, — делится Куроо, протягивая взявшуюся откуда-то дольку апельсина. — Круто, — кивает Бокуто, кладёт дольку в рот и кривится. — Так что случилось в универе? — снова пытается разузнать Тетсуро, заинтересованно жуя. — Херня случилась, — бурчит в стакан Бокуто. — Не сложилось в общем, плевать, лучше расскажи, как Акааши держался всё это время? — Кое-как, — вздыхает Тетсуро. — Херово ему было, что уж говорить. — Так что его мама сделала? — Выбросилась из окна. — Блять. Бокуто прикрывает рукой глаза, вслушивается в строчки песни, играющей из динамиков. Он смутно различает слова, выхватывает только что-то про тлен, про угасание, про тоску по ушедшим беззаботным дням. — Чёрт, и всё это время меня не было рядом, — с досадой выдыхает он, когда по обугленному краю сознания проносится строчка “Всё идёт под откос, и всё, что мне нужно — это ты”. — Ты такая свинья, на самом деле, нет ну ладно я и Кенма, хотя моё сердце разбито тоже, знаешь ли, но Акааши? — возмущается Тетсуро, подливая ещё текилы. — Как ты мог его так кидануть? — Ты поверишь, если я скажу, что всё это время выдумывал себе, что общался с ним? — Ты больной что ли? — Да, видимо, — выдаёт Котаро с нервным смешком. — Я выдумал даже его выпускной. — Что ж, полагаю, в твоих фантазиях всё было куда радужнее, чем на самом деле — поцелуи под салютами вместо кровищи по асфальту, — горько усмехается Куроо, опрокидывая в себя стакан. — Какого чёрта она так поступила? — Потому что болезнь свела её с ума, Бокуто, она не соображала уже ничего. — Я совсем забыл про её болезнь, ты представляешь? — поражается Котаро и встряхивает легонько стакан, всплёскивая на дне жидкость и ловя ею искрящиеся блики. — Как такое возможно? — Слушай, я понятия не имею, что за игры разума ты там у себя затеял, но это трусливо и по-свински, тебе ясно? — в словах Куроо слышится жёсткий упрёк, а ещё обида — за Акааши, за себя, за них всех. — Выныривай из своих лугов с единорожками и столкнись с реальностью. Будь рядом со своим пацаном, когда он нуждается в тебе больше всего. Бокуто молчит, шмыгает носом и упирается застывшим взглядом в стену перед собой. Скулить охота, кулаки чешутся от того, как невыносимо хочется их об что-нибудь разбить, а ещё чёртова песня нещадно раздирает что-то где-то внутри. — Я утром гуглил болезнь Гентингтона, — сдавленно произносит он и криво усмехается. — Прикинь, я ведь и об этом раньше знал, но предпочёл забыть, очень удобно, не правда ли? Котаро опустошает стакан, кривится от того, как в груди жжёт, и совсем не от алкоголя. — Гентингтон передаётся по наследству, так ведь? Тетсуро не отвечает, жмурится и отпивает из своего стакана. — От набора генов зависит, так что либо да, либо нет, — хрипит он после глотка и прокашливается. — Как так? — Сейчас объясню, — тут же оживляется Куроо, ставит стакан на пол, слегка качнувшись вбок. — Смотри, в генетике короче есть такая хрень, называется “аллель”. — Ой не надо, — закатывает глаза Котаро, и стена перед ним утекает куда-то в сторону. — На меня смотри, — одёргивает его Тетсуро. — В общем, больной родитель — носитель генетического признака болезни, то есть носитель одного доминантного аллеля, икс большое, — Куроо скрещивает руки в букву х, — и носитель одного рецессивного аллеля, в смысле нормального, икс малое, — скрещивает в букву х два пальца. Бокуто смотрит на него полнейшим идиотом и моргает по-совиному, но Куроо всё равно продолжает. — А здоровый родитель обладает двумя рецессивными нормальными аллелями — два малых икса, — Тетсуро снова для наглядности скрещивает пальцы. — То есть расклад такой: ребёнок получает от обоих родителей либо два рецессивных аллеля и будет здоров, либо рецессивный вместе с доминантным — тогда он заболеет. Бокуто следит за причудливыми жестами и не может понять, какого чёрта Куроо, такой умный и способный, делает в этом полудохлом городе, сидит на полу под ободранным столом и пьёт какое-то мерзкое пойло, потому что настоящая текила — она наверняка не такая гадкая. — Вот и получается, что у Акааши вероятность заболеть равна пятидесяти процентам, — заключает Тетсуро, разводя руками. — У него же только мама болела, насколько мы знаем. — Но это же… охренеть… — растерянно шепчет Бокуто. — Получается, Акааши живёт, полагаясь на эти пятьдесят процентов? — А у него есть ещё варианты? — пожимает плечами Тетсуро. — Нет, можно, конечно, тест генетический сдать, но для этого, во-первых, в другой город придётся ехать, скорее всего, во-вторых, ну блин, сам понимаешь. Надорванный голос поёт отчаянное “Скажи, что любишь меня всё-таки больше, чем ненавидишь”, и Бокуто уже с трудом может разглядеть мир, затянутый дрожащей мутью. — Акааши предпочитает оставаться в неведении, жить с надеждой на пятьдесят процентов до появления первых симптомов, если они появятся… Бокуто? — спохватывается Куроо, в шоке наблюдая за покатившейся слезой. — Чёрт, Бо, ну перестань. Похер на этот год вообще, всё вы ещё наверстаете, и впереди у вас время есть, блин, ты даже не представляешь, как он тебя любит, серьёзно, ты дурак такой везучий. Бо, ну ты чего? Бокуто утирается кулаком и задирает голову к потолку, чтобы это солёное и невыносимое перестало течь по щекам. — Песня грустная просто. Они вываливаются из Class Cat ближе к закату, Куроо где-то с минуту хихикает на дверной замок, пока Бокуто зачем-то садится в клумбу. — Значит так, мы идём в Коровник! — торжественно объявляет Куроо, расправившись с замком. — Да ладно, он до сих пор открыт? — удивляется Бокуто, цепляя себе за ухо цветочек. — Доживает свои последние деньки. “Коровник” — полупустой торговый центр на краю города, легендарное пристанище всех местных шалопаев, неминуемо утекающее в безвозвратное прошлое. Это совсем не тот тип торгового центра, в который семьи приезжают по выходным затариваться на неделю продуктами — это унылая, но по-своему очаровательная обитель из дешевых кафешек, молодёжных магазинчиков и киосков с дисками и журналами. Этакий подростковый рай, по старым стенам которого блуждает эхо, а в каждом углу томится скулящая ностальгия. С годами магазины закрываются один за другим, обрекая центр на медленное вымирание, а вечные подростки, перевалившие за второй десяток, по-прежнему приходят сюда окунуться в воспоминания о незабываемых бунтарских деньках. А ещё здесь Бокуто впервые увидел Акааши, он так и говорил потом: “Мы с Кейджи познакомились в коровнике” и сам с этого каждый раз ржал. А время было одно из лучших, если вспоминать: начало второго года старшей школы, Куроо откопал бонго в гараже отца, и у Бокуто снесло крышу — вцепился в инструмент и потребовал немедленно хватать гитару и бежать в Коровник давать концерт. Концерт устроили у входа в бургерную, играли каверы к известным песням, собрали даже небольшую толпу зрителей, и Куроо пленял сердца аккордами и голосом, а Бокуто молотил ладонью по барабанам, уносясь на какой-то необъяснимой эйфории. А потом Бокуто увидел Акааши. Тот стоял в толпе, не сводил с него глаз, смотрел с прелестной смесью строгости и восторга. Котаро с трудом оторвался от этого взгляда, посмотрел вниз и чуть не завизжал, заметив, как незнакомое чудо притоптывало ножкой в такт. Потом он снова поднял глаза, словил затылком мурашки, залюбовался бессовестно и заулыбался дурачком, а после надеялся, что ответная смущенная улыбка ему не померещилась. Когда толпа расходилась, Бокуто в оцепенении наблюдал, как удаляется тонкая фигура в чёрном, и очнулся только тогда, когда потерял незнакомца из виду. — Это что такое, это что за красота такая, это что за готёнок очаровательный стоял на нас смотрел, ты его видел? — не унимался Бокуто весь путь до дома, вскидывал руки, хватался за голову, взвизгивал и безутешно ныл. — Так а почему ты не подошёл к нему? — упрекал его Куроо, идущий рядом и жующий банан. — Потому что я идиот! — В толпе были знакомые люди, можно через них узнать, что это за парень был. — Ой не надо! — Ой сиди. На следующий день Куроо с гордым видом хвастался, что выяснил через знакомых, что очаровательного готёнка зовут Акааши Кейджи, что он — первогодка старшей школы, что он страшно умный и таинственный, а ещё играет на бас-гитаре, и отныне он в их с Бокуто группе. — Чего?! — завопил тогда на весь коридор Бокуто. — Ты его в группу позвал? — Да, и он согласился, — сиял от довольной улыбки Тетсуро. — Ты понимаешь, да? — Конечно же он согласился, когда само Его Величество Куроо мать его Тетсуро позвало его, соблазнитель ты херов! — Слушай сюда, дятел, он, перед тем как согласиться, страшно засмущался и спросил: “А тот парень с бонго тоже в группе?” — Не передразнивай его, и он точно не говорил таким писклявым голосом! — А я ему говорю: “Конечно, ведь этот парень как раз играет у нас на ударных!”, и он такой: “Уи-и-и-хи-хи, тогда я согласен!” — А-а-а-а-а-а! — А-а-а-а-а-а-а-а-а! А потом на репетиции Бокуто позорился и хрюкал, чуть не снёс ударную установку и вызвался проводить Акааши до дома, а затем в голову ударил апрель, понеслись вечерние прогулки, совместные школьные обеды, ночные переписки, касания и смущающие фразы, соревнования по хохоту и исследования заброшенных мест, первый поцелуй в тусклом свете фонаря на перекрёстке, вся эта бесконечная весна, не знающая границ календаря, дурная до мурашек и отчаянная до хрипоты. Воспоминания, порожденные атмосферой старого торгового центра, беспощадно затягивают, и Бокуто встряхивает головой, пытаясь прийти в себя, смотрит на вылупившуюся на него перепуганную статую рыбы, застывшую в паническом крике в центре неработающего фонтана. — Слушай, я тут вспомнил, как стоял один раз с Акааши рядом с этим фонтаном, и меня обрызгало водой, — дуется Котаро, вспоминая конфуз трёхлетней давности. — Струя будто нарочно повернулась и стрельнула прямо в меня. — Это мы с Кенмой сделали. — Что?! — вскрикивает Бокуто, пуская в полупустое помещение гневное эхо. — Мы спрятались с другой стороны и поменяли мощность струи, — бессовестно признаётся Тетсуро, нагло хихикая. — Это Кенма придумал, если что. — Вы охренели, я как идиот стоял перед Акааши в этой облипшей футболке и с мокрой башкой! — негодует Бокуто, взмахивая руками от возмущения. — Ага, и Акааши стоял на тебя пялился, какой кошмар. — Он мне, главное, говорит: “снимай футболку скорее” и хихикает, я ему отвечаю: “перестань, бесстыдник, мне так неловко”, а сам за футболку себя дёргаю, и он меня останавливает, просит: “ну не здесь же”, за пресс меня хватает и опять хихикает. — Я вас двоих обожаю, ты в курсе? — Блин, мне теперь опять хреново, отвлеки меня срочно. — Идём, — Куроо приобнимает Бокуто за плечо и тащит в сторону утонувшего в полумраке магазина. В магазине — привет из лихого четырнадцатилетия, залежи бижутерии, значков и прочей атрибутики, завешанная чёрными футболками стена, обилие шахматной расцветки и ухмыляющихся с постеров черепов. — Вот он — рай на земле, — разводит руками Куроо и вежливо кивает в сторону продавца — черноволосой девушки в очках, которая чуть слышно приветствует вошедших и тут же прячет взгляд. — Боже, это же гробница нашей молодости, — ахает Бокуто, поглаживая лежащий на прилавке шипастый кожаный браслет. — Срочно купить напульсник или брелок с крестом, иначе у меня сейчас сердце остановится. — А ты помнишь, как у тебя сумка аж рвалась от груза навешанных на неё значков и цепочек? — восхищается Тетсуро, цепляя себе на чёлку розовый бантик. Бокуто склоняется над горой барахла, таинственно замолкая, и Куроо подходит поближе. — Вот дерьмо, мне пришла в голову идиотская идея что-нибудь своровать, — бормочет себе под нос Бокуто, пыхтя на сложенные в ряд фенечки. — Сдурел? — переходит на шёпот Куроо, мельком обернувшись на продавца. — Мне, вообще-то, тоже захотелось. Какого хрена? — Блин, она смотрит сюда? — сквозь зубы спрашивает Котаро. — Не особо, ей будто неудобно вот так на нас пялиться. — Сокровище, а не продавец. — Ну так что? Мы это реально делаем? — Да, — Бокуто решительно кивает и делает глубокий вдох. — Делаем красиво и валим, не вызывая подозрений. — Это ты-то? Да ты наверняка на выходе стеллаж уронишь. — Тихо. Бокуто, в последний раз обернувшись на кассу, дёрганными движениями тянет руку в какую-то блестящую кучу, хватает вещь и медленно кладёт в карман. Куроо покашливает и с завидной грацией тоже утаскивает с полки какую-то безделушку, прячет и с невинным видом отходит подальше. — Ну всё, я насмотрелся, можем идти, — беззаботным тоном объявляет он, и оба, сохраняя спокойный вид, проходят мимо кассы и покидают магазин. Пройдя пару отделов, они останавливаются у мусорного ведра, победно похрюкивая. — Что ты украл? — спрашивает Котаро, восторженно сопя. — Пряжку от ремня с черепом, — хвастается Куроо, вытаскивая из кармана поблёскивающую добычу. — А ты? — Серёжки, — улыбается до ушей Бокуто, позвякивая какими-то переливающимися цацками. — Элегантно. — Ну вот и нахрена? — разочарованно цыкает Тетсуро. — У нас с тобой по одному уху проколото. — Можно носить как раз по одной. Как Брорёжки. — Бро. — Бро. Они стоят довольные собой пару минут, окрыленные сомнительной гордостью, достойной мусорки, рядом с которой они встали. — Ну мы и уроды, — говорят они почти одновременно. Паршивое и гадкое осознание накатывает омерзительной волной. — Ей теперь достанется от начальства, — хмурится Бокуто, когда из головы окончательно выветривается радость от удачного хулиганства. — Камер нет, она доверилась и не сверлила взглядом, а мы подло воспользовались, — соглашается Тетсуро, с отвращением поглядывая на пряжку в ладони. — Чёрт, пошли вернём. — Пошли, а то я сейчас сдохну. Они возвращаются в магазин с видом побитых щенят, подходят к кассе под удивлённый взгляд недоумевающего продавца. — Мы это, в общем, вот, — виновато бубнит Куроо, вываливая на стол украденную пряжку. Следом за ним с тяжёлым вздохом Бокуто выкладывает серьги. — Прости. — Вы это украли? — растерянно спрашивает девушка, поправляя очки. — Да, у нас дурачьё в заднице заиграло, — совсем невесело усмехается Котаро. — Но мы не хотим, чтобы у тебя были из-за нас неприятности. Девушка так и смотрит неотрывно на разложенные перед ней вещи, и Бокуто надеется, что она сейчас не заплачет. — Дело не в тебе, правда, — продолжает извинения Тетсуро, — просто… — Просто это мы отвратительные, — заканчивает за него Котаро, натянуто улыбнувшись. — Да, и пусть мы будем последними отвратительными ублюдками, попавшимися тебе в жизни, — подхватывает Куроо, тоже улыбается, горько как-то и щемяще. Девушка поднимает на них взгляд, оглядывает со смесью печали и умиления, улыбается и кивает, дав понять, что не держит на совестливых воришек зла. Они ещё раз извиняются и уходят, с опущенными головами покидают торговый центр, молча бредут по пыльной дороге обратно в город. — Хочу показать тебе кое-что, — прерывает угрюмое молчание Куроо, хитро улыбаясь, и Бокуто удивлённо приподнимает бровь. — Пошли обратно до работы моей. Они возвращаются к Class Cat, когда уже совсем стемнело. Бокуто, надувшись, смотрит под ноги, и Куроо дёргает его за рукав, чтобы поднял глаза. — Глянь, — указывает он пальцем на вывеску своего магазина, сдерживая рвущийся наружу смешок. Котаро смотрит на горящую в темноте надпись и прыскает. — Ass Cat? — восхищенно читает он вслух. — Первые две буквы не работают и не зажигаются, — довольно лыбится Тетсуро, гордо оглядывая вывеску. — И не чинят? — Я сразу же уволюсь, если починят. Бокуто смеётся, откидывает назад голову и улыбается мерцающим звёздам, которые сегодня тоже кто-то не посмел украсть. Ночью Бокуто снится ободранный чумазый котёнок, вокруг которого скачет взъерошенный совёнок с оттопыренными крыльями. Вдвоём они строят себе гнездо из рыбьих костей, перьев и притащенного с помойки мусора. Их нещадно заливает дождём, но они всё равно не прекращают свои старания и выглядят до завидного счастливыми.I'll never get to heaven 'cause I don't know how