Второй шанс для Да... Савады Тсунаеши!

      Когда на твой светлый лик начинает молиться как минимум половина класса, а как максимум пол-школы, ты понимаешь, что что-то тут не так. Моя самооценка, конечно, и так никогда не падала ниже «Бог пришел, молитесь, смертные», но, хммм, вы чувствуете этот запах приближающегося пиздеца? В привычной ситуации я бы даже, наверное, разулыбалась бы так, что меня потом боялись бы… Но… Не тогда, когда я, мать вашу, сидела в женском туалете, намертво вцепившись в ручку и заверяя, что я никуда не выйду. Больше было похоже на фильм ужасов. Это «Тсу-у-у-уна» со всех щелей, откровенно говоря, пугало. Когда-то там никого из этих мелких сошек моя скромная персона не интересовала. Однако сейчас же, будто по чьему-то велению (о, мой Бог, ну конечно, мы знаем по чьему), толпа неизвестных мне разношерстных придурков выла под дверью и просовывала в щели пальцы.       — Ну, Тсуночка, прошу-у-у, — взмолилась Киоко по ту сторону. Она даже похныкала, как маленький ребенок, но меня это не разжалобило. Потому что свое лицо и неполоманные ровные пальчики меня интересовали больше. Не то чтобы было страшно сломать себе палец или всю руку… Просто не хотелось. Со мной такого ни разу не было и я надеялась, что не будет. За моей спиной, наверное, постоянно раньше находился ангел-хранитель, который не давал мне посчитать носом все ступеньки, но остался ли он с моей несчастной душонкой и в мире ужасного Реборна, я пока, увы, не знала. И проверять не очень торопилась!       — Тсуна, если сейчас же не выйдешь, я выломаю эту чертову дверь! И клянусь, когда я доберусь после до тебя, на поле ты выйдешь без волос! — на этот раз за уговоры взялась Хана. И вопреки своей любви к эстетичности и прекрасному, взвизгнула я, как настоящий поросенок. Мои любимые волосы! Никто не смел на них посягать, кроме бывшей лучшей подружки, с которой мы за волосы протаскали друг друга по всем рекреациям в школе! Стерва эта, благо, вскоре покинула общество божественной меня, но воспоминания о неприятных ощущениях остались!       Знаете, я вот никогда не молилась по настоящему. Когда мне было лет семь и я, сидя в доме на даче, наблюдала за приближающимися тучами и говорила: «Господи, пусть дождик не польется, я еще хочу поиграть в повелительницу воды»… В общем, это не считается. И сейчас я очень жалею на самом деле, что так и не знаю особо никаких молитв, которые помогли бы изгнать мне местную нечисть. Я не Бог и не заклинатель с гуцинем, поэтому мне, признаюсь, простой смертной, сейчас как никогда нужна была ПОМОЩЬ. Нет, серьезно, помогите мне кто-нибудь, пожалуйста!!!       За спиной раздался подозрительный шорох. Завывания же под дверью, наоборот, прекратились. Если эти придурки догадались устроить мне засаду и пропихнуть кого-то через канализацию сюда, мне ПИЗДЕЦ. Все, прощайте, друзья. Жизнь моя была хоть и недолгой, но славной! Я сложила ладошки вместе, приложила их к сердцу и закрыла глаза, готовясь к неизбежному. Прости, мамочка, что две недели назад я безжалостно сожрала твою любимую шоколадку с арахисом. Прости, папочка, что три недели назад я нашла твой склад со спиртным и половину перепрятала к себе. Прости, бабушка, что я не оставила после себя на столе мусор, который ты так любишь выносить. Прости, мир, что так долго терпел мои несмешные шутки. И я не знаю, у кого еще мне попросить прощения, чтобы смерть моя была быстрой и безболезненной.       Яркий свет заполонил пространство предо мной, я услышала ангельский хор и нежные ноты, слетающие со струн золотых арф. Неужели со всеми своими грехами я все-таки попала в Рай? От неверия я даже открыла глаза. В метре от меня, в подвешенном на потолке состоянии, находился Реборн. И ладно, если бы это была простая веревка и сдавливала она бы шею мелкого гаденыша. Напротив, мистер лучшая-желтая-соска-в-мире выглядел живее всех живых. Если это, конечно, можно так назвать. Небольшой тонкий канатик был, кажется, покрашен золотой гуашью и крепился к Реборну где-то за спиной. Хотя зная этот фэндом и манию тратить деньги на всякое ненужное барахло, которое сгодилось бы только на один раз, я бы даже поспорила, что канат был всего лишь покрыт гуашью с блестками. Скорее это либо был по-настоящему дорогая висюлька из лучших материалов мира, коими любили украшать французские шторы, к примеру. Либо же настоящая золотая проволока, хитро украшенная какими-нибудь лучшими мастерами, которых, оказывается, будущей Леди Вонголе было бы стыдно не знать. Но хрен с ней, с этой золотой проволокой. Многоуважаемый киллер, наконец-то, как и положено младенцам, был в памперсах. С белоснежными крыльями за спиной, перья для которых, скорее всего, выбивали с моей подушки, и светящимся золотым нимбом, который, по моему нескромному мнению, Реборну таки жал. Вот если бы столь чудесный нимб красовался на моей головушке… В моих глазах, наверное, теперь вечность будут плясать звездочки. Вероятно, джайв.       — Боже правый… — только и вздохнула я, снова хватаясь за сердце и в спешке отползая в самый дальний угол, который могла найти, чтобы еще и подпирать дверь. На всякий случай. Мой акт самообороны для репетитора-мучителя, видимо, остался либо незамеченным, либо полностью с наглостью проигнорированным. Потому как непонятная не то веревка, не то проволока поползла по потолку в лучших традициях автоматов с игрушками, неизбежно приближая ко мне лицо с черными глазами-бусинками. — Ааааа-ха-ха-ха, — нервно посмеиваясь, я выставила руки перед собой и лицо Реборна смачно впечаталось в мои ладони. Так я подумала, пока не увидела упавшую к ногам маленькую подушку, а следом за ней взлетевшего чуть выше Реборна, который, казалось бы, был готов к такой ситуации и предусмотрительно встроил в свою пыточную машину не только функцию спуска, но и подъема. — А что это на тебе надето, малыш? Аааа-ха-ха-ха…       — Тсуна, — пищун засветился, а за его спиной по кругу начали танцевать солнечные лучи. Вот что значит, бюджет не урезать! — Небесная канцелярия передала, — он сделал драматичную паузу, во время которой хор небожителей лишь усилился. — Что если ты подведешь своих друзей, то ты отправишься в гости к прадедам, — да уж лучше на небеса к прадедам. Даже если они связаны с мафией. Лишь бы только не на волейболь. И… Какие друзья? Что мелет эта маленькая чепушила? Давайте будем честны, он просто умелый гипнотизер, который маятником бедным людям вбил в головы побыть моими друзьями на пять минут. Потому что я настолько неординарная личность, что здесь, что в своем родном мире, что друзья вот так вот неожиданно перед кабинкой туалета явно не появляются!       — Ну там же, наверное, тогда очень хорошо? Ну, птички поют, трава зеленеет, девушки замотанные в белые одеяния бегают за тобой с опахалом… — хотелось бы, чтобы так оно и было. Неплохо было бы еще где-нибудь налямзить алкоголя хорошего и кричать на каждом углу «хочу бухла и бабу», но, думаю, ни небожители, ни прадеды меня не поймут. И сразу сдадут в местное отделение психушки, если такое вообще имеется в Раю.       — Ты хоть понимаешь, чем занимались твои прадеды? — фыркнул недо-ангелочек и пнул меня. В нос. О, мое чудесное лицо! Как же теперь дрочить на свой светлый лик в джакузи, когда этот изверг посмел прикоснутся к святая святых?! К моему чудесному личику! О, Боги, за что вы так со мной?! Я драматично смотрю в потолок, вскидывая руки и пытаясь выдавить из себя слезу. В моих фантазиях выглядело все это настолько драматично, что все критики этого аниме поставили 10/10 только за эту сцену. Но в реальности, видимо, все было совсем по-другому. Потому как мой новоиспеченный репетитор в наглую вытащил из заднего кармана на памперсах телефон и, кажется, включил съемку.       — Да выхожу я! Выхожу! Только не снимай меня, извращенец мелкий! — сказала я и кинула в него тапок, который, конечно же, пролетел мимо. Реборн довольно фыркнул и, стоило мне только развернуться лицом к двери, пнул меня еще раз. На этот раз мое многострадальное лицо с неслабого пинка полностью впечаталось в гладкую поверхность. Кажется я даже слышала хруст. Надеюсь, что это дверь, а не мой нос.       — Да, поторопись. А то ангелы уже наслали тебе дополнительных испытаний, — я уныло сморщилась. Самое большое и трудное испытание в моей жизни будет называться «жизнь в Вонголе под временным присмотром лучшего в мире киллера». Насчет временного присмотра, я, кстати, поспорила бы. Кажется, за пару дней я уже сделала себе такую славу, что Реборн побоится. Не насчет меня. А насчет великой и прекрасной Вонголы, которая, по его мнению, на которое мне, конечно же, начхать, поляжет под моим чутким руководством. Пожалуйста, можно я пойду расписывать веера и кричать, что я ничего не знаю?       Настороженно толкнув дверь вперед, я уже думала отбиваться от настойчивых мертве учеников. Но на мое удивление, ко мне ни то что никто не тянул свои руки, так людей в коридоре в принципе больше не было. Я обернулась назад, захотев расспросить своего учителя, куда могли деться мои наилучшие в мире «друзья», но и того уже не оказалось на своем месте. Не оказалось ни блесток, не золотых проволок, ни ярких солнечных лучей. Все выглядело так, будто это самый обычный женский туалет. Отлично, теперь попробуй докажи кому, что тебе вся эта муть не мерещилась. Но это все же потом. Сейчас, стоило идти навстречу столь любимой мной игре. Почесав затылок, я все-таки двинулась вперед, где, по моим предположениям (ну еще заблудиться не хватало), должен был находиться спортивный зал. В конце концов, пули посмертной воли мне не дадут. Потому как Реборн думает, что после прошлого случая я дико горда собой и ни о чем не сожалею. На самом же деле я сожалею, что за то, что эта мелкая паршивая пискля посягнула сегодня на мое личико, я так и не харкнула ему в шляпу. Правда, под очень настойчивыми словами «нет, ты не сожалеешь» и пистолетом у виска, скорее всего, я бы сама поверила в то, что он говорит. В любом случае, пуля в лоб мне не светит. Что, собственно, печально с одной стороны, но с другой стороны превосходно. Наконец-то мое чудесное личико никак не пострадает. Но раз пуль нет, то придется как-нибудь выкручиваться самой. В конце-то концов, каждая моя игра на физкультуре представляет из себя подражание декорациям. В особенности красивым водорослям, которые на заднем плане, пока остальные играют, еще и танцуют.       — Наша спасительница пришла! — зал взорвался такими громкими аплодисментами, как будто на сцену вышла их любимая звезда, а не всего лишь я собственной персоной. Откуда-то на меня налетело несколько девчонок, подняли меня вверх и подкинули, будто матч мы уже выиграли и это все заслуги несравненной меня. Возможно это и льстило бы в какой-то степени и радовало бы, если бы осознание того, в какую все-таки игру меня привели, не било набатом в моей голове.       Где-то неподалеку я услышала (будто кто-то свыше убавил звуки вокруг, а) обрывок фразы про Десятого Босса Семьи. И я не я, если это не Хаято Гокудера. По спине пробежался табун мурашек. Черт возьми, я не хочу потом гасить динамит голыми руками. Я нежное, тупое, блондинистое существо, не созданное для всех этих игр в мячики и перестрелок. Но кому до меня вообще есть дело в этом мире? Хэй, Гокудера, даже если ты меня не слышишь, я прокляну тебя, если ты сейчас бросишь на пол свою сигарету и заставишь меня тушить еще и ее! Как будто и без тебя проблем мало было!       Свисток оповестил о начале игры. Как самая скромная в этой игре, я заняла место где-то на задней линии и активно изображала из себя столб. Пока на своем затылке я не почувствовала жуткий взгляд, вынуждающий сдвинуться меня с места и начать действительно играть. Красиво, как мы умеем, ага. Мяч летит в мою сторону, я отталкиваюсь от земли, взмываю ввысь словно птица, зажмуриваюсь и… Мяч пролетает аккурат над моей головой. Приземлившись на ноги я приглаживаю волосы, что чуть задел летящий мяч-убийца, а затем смотрю на свои ноготочки, которые должны были быть длинными, почти накладными, как многие считали. Но реальность сурова. У Савады Тсунаеши ногти были обрезаны почти под корень. Ну, ничего, Тсуночка. Я сделаю из твоих, то есть, из своих пальчиков настоящую гордость и элегантность. Наверное это будет единственная часть тела, которая будет красивой. Если это лицо не привести в порядок. Но портить его я однозначно никому не хочу позволять.       — Хэй, Тсуна, ну ты чего раскисла? — ко мне подбегает какая-то намулеванная барышня и с беспокойством всматривается в мое лицо. Первое, что я хотела ей сказать, а если точнее спросить: зачем в спорте макияж? Это если корректно. На самом деле в моей голове моя маленькая копия вопила: ЧТО НЕ ТАК С ТВОИМ ЛИЦОМ?! Накладные ресницы, ярко-красная помада, кривые стрелки и размазанные синие тени. С ее громадным носом и прыщавым лицом это смотрелось явно не красиво. Но кто я такая, чтобы высказывать свое «фи» бедной девочке, которая кроме себя, скорее всего, никого не слушала больше?       — Все нормально, — честно ответила я, не удостоив ее больше взглядом, и вернулась на свою точку. Игра продолжалась. Мячи так и продолжали летать мимо моих ушей с оглушительным свистом. И то ли это мои мне пытались подавать, то ли противники нашли во мне слабое звено и били только сюда, но факт оставался фактом. С тем же свистом, что пролетали мимо меня мячи, пролетала и наша победа. Потому как со своей скудной для этого тела растяжкой я делала все, чтобы не встречаться с мячом. Изгибалась, уворачивалась, делала вид, что отвлекалась и в последний момент отходила от мяча, летевшего мне прямо в руки. Моя команда, как клубок змей, разве что не шипела и не пыталась меня укусить. Но их мрачные взгляды, направленные на меня, так и говорили «как закончится игра, тебе кранты, никчемная». Я же напротив была весела и жутко собой горда. Всегда бы так уходить от проблем.       Первый сет закончился тем, что нас просто разгромили. В пух и прах. По голове я пару раз правда получила от особо борзой из команды. Но это было скорее для проформы и совсем не больно. Так что в этот раз возражала я мало и в ответ побить никого не пыталась. Да и попробуй возрази, когда рядом с тобой несколько гадюк за одно твое неверное движение или слово обплетутся вокруг твоей шеи, да так и задушат. Долго терпеть эти мерзкие взгляды я не собиралась. Поэтому во время нашего небольшого перерыва снова пошла в туалет, где собиралась умыть лицо. Уходя из зала, краем глаза я, правда, заметила, как одна девчонка из моей команды чуть не плачет, а вторая, что развешивала тумаки, пытается ее успокоить. Я закусила губу. Не вовремя вспыхнувшая женская солидарность, кажется, до добра меня снова не доведет. Но видеть слезы таких же девушек, как и я… Обычно во мне это будит дикое желание набить кому-то морду так, что маме родной страшно было бы показаться. Но вместо этого, я, как человек вполне миролюбивый, просто унижала человека, что посмел обидеть девушку, его же словами, сказанными в ее адрес. Била обычно такая тактика настолько больно, что задетое самолюбие заставляло обидчиков развернуться и уйти.       Я вздохнула, когда вновь почувствовала на своем затылке взгляд маленькой пищалки, и таки умыв лицо, направилась обратно в зал. В этот раз обмениваться стремными фразочками с Реборном не хотелось. Хотелось лишь закончить эту тупую игру как можно скорее, пойти домой и завалиться спать. На второй сет я настроена более чем серьезно. Я буду как минимум пробовать. Только встав на свою позицию, я услышала новый свисток. И игра вновь полилась вполне неспешным ритмом. Большинство мячей летело не в мою зону, так что бежать через весь зал не имело никакого смысла. Высокая девушка передо мной перенаправляла все мячи в сторону остальных и уже те пытались забить. Я была всего лишь на подстраховке. И на самом деле, такая незначительная роль меня устраивала. Гораздо больше ты можешь сделать из тени. Лезть на рожон — прерогатива скорее полностью противоположных мне людей.       Мяч пролетает мимо высокой девушки, стоящей передо мной, имя которой я даже не удосужилась запомнить, и я только и успеваю как поставить руки, сделать выпад и отбить мяч. Полетел тот, конечно, не в ту сторону, какую я хотела, но и пола не коснулся, так что моя незначительная роль в этом вопросе была сыграна верно. И так бы продолжалось бы и дальше, если бы Реборн не пытался сделать из меня яркую личность посмешище школы. Потому как внезапно я почувствовала легкую боль в левой ноге. Если я не ошибаюсь, то это те самые пули-попрыгушки, которые заставили бы меня действительно взлетать под потолок и отбивать мячи чем угодно, но только не руками. Но по правилам репетитора-мучителя я не играю. А потому даже не пыталась подпрыгнуть. Даже от пола ног не отрывала. Надо было сделать выпад? Скользила ногой по полу. Но и он решил хитрить. Я настолько привыкла улавливать любые незначительные мелочи, что пуля, летевшая сопернице в руку, не прошла мимо моего цепкого взгляда. Так ведь нечестно!       Удары противников стали более яростными. Более быстрыми и сильными. И даже если я успевала оказаться в нужное время в нужном месте, мячи больно ударяясь об мои руки, улетали за поле, не давая и шанса их кому-то поймать. Эх, сейчас бы гения Ойкаву или быстрого Хинату… А не вот это вот все. Взглядом я скольжу по трибунам и нахожу на них хитро лыбящегося Реборна. А недалеко от него младшую Сасагаву, которая прижала руки ко рту и с замиранием сердца, наверное, смотрела на матч. Пищун фыркнул и взглядом указал на соперников. Кажется, у меня действительно нету больше другого выбора.       Игра становилась все напряженнее. Но это же я. Из любого серьезного мероприятия я либо сама, либо под чьим-то влиянием устраиваю цирк. Та самая девчонка-соперница, что теперь кидала мячи так, будто собиралась убить, была невероятно горда собой. И мои чувства вновь играли со мной злую шутку. Мне так хотелось ей… Не доказать, что моя команда сильнее ее. Нет, мне хотелось ей врезать. Потому что гордиться по факту ей было и нечем собственно. Спасибо пулям Реборна. И я прыгнула… Да так высоко над сеткой, что, приземлившись, наверное, отбила бы себе пятки. На секунду стало жутко. А потом я почувствовала болезененный удар мяча о бедро. Мяч полетел обратно в сторону опешивших соперниц. Моя же команда заливалась безудержным смехом и диким восторгом. Зато я, наверное, теперь не смогу еще неделю нормально ходить. Так и полилась игра дальше. Пока моя феноменальная удача не закончилась. Если говорить проще, я просто устала. И так уж получилось, что когда я снова прыгнула, мяч прилетел мне прямо в лицо. Прямо. В мое. Лицо. Ну за что?!       На трибуне кто-то ахнул. Зал замер. А потом раздался длинный свисток, оповещающий о конце сета. Впереди, правда, ждал еще третий. Я вздохнула и приготовилась вновь отбивать. Да вот соперницы были настолько подавлены своим единичным поражением, что игра стала практически в одни ворота.       Ну, в общем, мое лицо в конечном счете сделало нам победу в этой игре.       Ненавижу волейболь.